– Не каркай! – остерег его Серок. – От Данборовой удачи выселкам только польза.
– Никто и не спорит о пользе, – вздохнул Туча, – но все равно завидно.
Слова Тучи встретили смехом, и от этого смеха у всех полегчало на душе. Поселковые старшины дружно потянулись к дому Данбора, дабы погреться в лучах чужого счастья. Хозяин гостей не обидел, приветил, как то положено славянским рядом. Осташ чиниться не стал и обнимался со старшинами как с равными. Видимо, не успел еще по стольным градам набраться спеси. Данбор хоть и не скрывал радости, но держался строго: пусть Осташ и боготур, но перед отцом он младший. Старшины дружно одобрили поведение Данбора – в семье должен быть строгий порядок, идущий от пращуров, когда слово отца – закон.
Осташ каким был говоруном, таким и остался. Но теперь никто его не собирался осуждать, а тем более останавливать. И сидевшие за столом старшины, и набившиеся в жилище женщины слушали нового боготура открыв рот. Многие из присутствующих селян дальше Берестеня носа не казали, а иные и в волостном городе никогда не бывали. А тут, шутка сказать, речь шла о Даджбоговых днях в радимичской столице. Имена боготуров так и мелькали в рассказе Осташа. Великий князь Всеволод лично принял от него боготурскую клятву, а Велесов кудесник Сновид от имени своего бога пометил Осташа священным тавром. В подтверждение своих слов Осташ расстегнул рубаху и показал Велесов знак.
– Не видеть бы мне боготурства, кабы не Искар, – честно признался Осташ. – Он вышел в круг и одолел князя Рогволда.
– Неужели самого князя?! – ахнул Туча. – А ведь говорили, что Рогволд первый боготур в радимичской земле.
– Искар Рогволда выбросил из круга, а я своего соперника опрокинул ударом в голову. Далеко не всем среди радимичских старейшин хотелось, чтобы сын простолюдина состоял в Велесовой дружине. А мне боготур Вузлев сказал: иди, Осташ, и ничего не бойся, ибо Скотий бог с тобой. В глазах Велеса мы все равны – и старейшины, и смерды. Отныне не по принадлежности к старейшинам бог будет набирать дружину, а по доблести и силе.
Почтенные мужи, сидевшие за Данборовым столом, переглянулись: вот оно ныне как. Но если по справедливости судить, то боготур Вузлев, конечно, прав. Для доблестных воинов, хоть бы даже из смердов, путь в боготурство должен быть открыт. Ибо кто в битве храбрее и удалее, тот и к Велесу-богу ближе.
– А за что осерчал на тебя князь Рогволд? – спросил у Осташа Лытарь.
– Братичаду
[28]
свою он обещал за меня отдать, если выйду в боготуры. А потом, видимо, гордость заела. Да только Велес не допустил, чтобы кривда над правдой восторжествовала.
Старшины после этих слов головами закачали – ох и хват у Данбора сынок! Мало ему боготурства, так он решил с князьями кровью смешаться.
– Для меня в поражении Рогволда явный Велесов знак, – пояснил Осташ. – Союз наш со Златой угоден Скотьему богу.
Боготуру Осташу, конечно, виднее, и не дело выселковых смердов толковать волю Велеса, но многие на месте новоиспеченного боготура остереглись бы ввязываться в ссору с князем Рогволдом, который, по слухам, очень упрям и на расправу скор. Правда, этим многим в боготурах не ходить, с князьями за одним столом не бражничать и уж точно не любить их сестер и дочерей. Поэтому никто и не стал спорить с Осташем. А Серок даже высказался в том смысле, что дерзость и удача всегда идут рука об руку. И все присутствующие с Серком согласились: уж если вышел в боготуры, то ставь себя среди ведунов равным, а иначе затопчут – и останется одна молва, что был такой незадачливый боготур из смердов, да весь вышел.
– Женка-то хоть хороша? – спросил Осташа дядька Доброга.
– Недаром же она гану Горазду приглянулась, – ухмыльнулся боготур. – За ней, между прочим, дают в приданое большой кус земли и усадьбу. На той земле можно будет поставить боготурский городец. Городец мне обещали помочь возвести боярин Драгутин и боготур Вузлев.
– Плохо, что жену берешь от живого мужа, – нахмурился Данбор, – не по-людски это.
– Так ведь не силой беру, – возмутился Осташ. – Не захочет за меня идти – пусть уходит к гану Горазду, неволить не буду.
– Ну если ты этой Злате люб, тогда конечно, – сказал Лытарь, скосив глаза на смурного старшего брата.
Лытарь, в отличие от Данбора, был жадноват, это все в сельце знали. На Шатуненково серебро он себе уже дом отгрохал всем соседям на зависть, теперь, видимо, рассчитывает, что отломится ему кусок и от братичада Осташа. И если боготур Осташ уродился щедростью в отца, то рассчитывает Лытарь не зря.
– Будешь набирать дружину, – прокашлялся Туча, – односельцев своих не забудь.
– А как же! – удивился Осташ. – На кого мне еще в этом мире опираться, как не на родовичей и односельцев.
– Это ты правильно рассудил, – одобрил боготура Серок. – В единстве наша сила. Если станем все плечом к плечу – и князья, и боготуры, и простолюдины, – никто нас не одолеет.
После Серковых слов, которые одобрили все присутствующие, пустили братину по кругу – пора было и честь знать. На мороз старшины выходили разгоряченными Данборовой брагой и Осташевыми рассказами. По сельцу пошли, однако, чинно, блюдя достоинство. Об Осташе говорили больше в похвалу, чем в осуждение. Если в спесь не ударится Данборов сын, то от его боготурства сельцу будет немалая польза.
– Данбор его быстро в чувство приведет, – обнадежил Туча. Однако Кисляй не разделил уверенности Тучи. Молодежь нынче пошла такая, что никакого сладу с ней нет. Отроки норовят выйти из-под отцовской руки, дочери и те норов показывают. А что до Осташа, то человек он, конечно, неглупый, но ведь сколько соблазнов кругом, и как тут не впасть в искушение.
С Кисляем хоть и спорили, но без особого усердия – в жизни все бывает, вот и с Данборовым сыном все еще может повернуться и так, и эдак. Молодость в нем еще играет, горячая кровь берет верх над разумом.
– Это кто ж к нам пожаловал? – удивленно указал рукой Брыль на въезжающего в поселковые ворота всадника.
Всадник был не один, на крупе его коня сидела женщина. Проезжая мимо старшин, гость снял меховую шапку и поклонился. От этого поклона у Тучи сам собой раскрылся рот:
– Шатуненок!
Тут уж вслед за Тучей и другие опознали во всаднике Данборова сестричада Искара и застыли в тяжелом раздумье – радоваться ли возвращению сына Шатуна в родное сельцо или огорчаться. По всему выходило, что огорчаться пока преждевременно, но и для радости причин нет. Оставалось только тревожиться да надеяться, что пронесет нелегкая и в этот раз. На Искарово приветствие ответили хоть и вразнобой, но все старшины без исключения.
– Дела, – протянул Брыль, поглаживая прихваченную морозцем щеку. – Мало нам боготура Осташа, так еще и Шатуненок пожаловал. Неспроста все это!
Старшины тут же пожалели, что слишком рано поднялись из-за Данборова стола. Глядишь, и от Шатуненка узнали бы что-нибудь интересное. Но не станешь же с полдороги возвращаться и лезть в чужой дом незваным.
