Буря, налетевшая вчера на остров Рюген, к полудню, кажется, стихла. Во всяком случае, каган Славомир рискнул спуститься во двор под мелкий моросящий дождь, чтобы полюбоваться жеребенком, появившимся этой ночью на свет. Жеребенок, придерживаемый челядинами, стоял посреди двора на ногах, подрагивающих от слабости, и удивленно смотрел на приближающегося кагана. Славомир ласково потрепал новорожденного по теплой шее. Кто знает, возможно, через несколько лет и это слабое пока существо станет конем Световида, ибо где же еще богу брать жеребцов, как не из конюшни своего первого ближника кагана Славомира?
– Боярин Драгутин покинул остров Рюген, – тихо произнес за спиной хозяина Родегаст.
– Вот как? – Удивленный каган обернулся к ротарию. – Он решил вернуться домой?
– Нет, он ушел в Волынь.
– Один?
– Нет, он взял с собой Рериков.
Славомир удивленно вскинул брови.
– Он что же, собрался воевать с лужичами?
– Княжич Сидраг решил обратиться за правдой к Чернобогу, а боярин Драгутин вызвался ему в этом помочь.
– Безумец, – произнес Славомир, потрясенный до глубины души, и вяло махнул рукой в сторону челядинов.
Жеребенка унесли, а каган так и продолжал стоять истуканом посреди двора, пока заботливый Родегаст не подхватил его под руку и не проводил до крыльца.
– Может, это и к лучшему, – прошептал Славомиру на ухо верный ротарий.
– А если Чернобог скажет Сидрагу нет? – нахмурился каган.
– У нас в запасе останутся еще три Рерика для разрешения возникших сложностей, – спокойно отозвался Родегаст. – Но мне кажется, что боярин Драгутин не из тех людей, которые действуют наобум и во всем полагаются на прихотливых богов.
Каган лишь криво усмехнулся на слова ближника. Кажется, он действительно поторопился осуждать даджана. Воля Чернобога может многое решить в споре дяди и племянника. А что касается кагана Славомира и кудесника Велимира, то они останутся в стороне.
– Среди сопровождающих боярина Драгутина людей есть, кажется, и Велесов боготур?
– Некий Осташ, – с готовностью кивнул Родегаст. – Из радимичей. Но какого он рода, не ведаю. Знаю только, что даджан находится в хороших отношениях с кудесником Сновидом, первым ближником Велеса на землях Руси.
– Предусмотрительный он человек, этот боярин Драгутин, – задумчиво проговорил каган. – Если даджан справится с Трасиком, то нам следует его поддержать. Для Тургана он станет занозой в подбрюшье.
– Это нам на пользу, – с готовностью отозвался на слова кагана расторопный Родегаст.
Глава 2
Хазарские послы
Князь Трасик чувствовал себя в замке Людовика Тевтона почти что своим человеком, благо приехал он сюда не в первый раз. Средь окружающих сына императора герцогов и графов он считался равным среди равных, а мнение отцов христианской церкви, косо посматривающих на язычника, его не слишком волновало. Тевтону нужен был Микельбор – не только как ключ к Поморью и в конечном счете ко всей Вагрии, но и как база для возможной морской экспансии против отца, императора Людовика Благочестивого, с которым у него сложились весьма непростые отношения. Мало радовал Тевтона и повторный брак отца, завершившийся рождением еще одного Каролинга, который, надо полагать, очень скоро потребует свою долю. Самое скверное, что новой женой Людовика Благочестивого стала женщина из рода Меровингов. Шаг был ответственный, что ни говори, и шел вразрез с интересами Каролингов, в свое время оттеснивших потомков Меровея от трона. За Меровингов держалась старая франкская знать, а за Каролингов – потомки римских патрициев и тевтонские вожди. Но в любом случае повторный брак отца не сулил Людовику ничего хорошего, ибо каган Славомир, как, впрочем, и другие славянские князья и вожди, не скрывал своих симпатий к Меровингам, коих числил своими родственниками. В такой ситуации князь Трасик оказался для Тевтона просто находкой, и он поддержал его сразу и безоговорочно. Если бы не шипение церковников, то князь ободритов вполне мог стать первым ближником Людовика. Это шипение превратилось бы в славословие, если бы Трасик рискнул первым из славянских вождей перейти в христианскую веру. Но как раз с этим младший и самый удачливый сын князя Витцана не торопился. Подобный шаг сразу же превратил бы его в белую ворону среди ободритской и варяжской знати, и месть ближников бога Световида не заставила бы себя ждать. У кагана Славомира ныне достаточно ротариев, чтобы держать в страхе не только славянские прибрежные города, но и морские порты франков. Недаром же расторопные рахдониты сбежались ныне в большом числе в хорошо укрепленный замок Тевтона, дабы излить желчь по поводу бесчинств язычников-славян. Князь ободритов слабо представлял, в чем же разница между верой иудеев и христиан, но разница все-таки была, поскольку ревнители и той и другой религии смотрели друг на друга без особой симпатии. Трасик, обласканный по прибытии императором, обратил внимание на то, что рахдонитов сегодня в замке слишком много.
– Это посольство от кагана Хазарии Тургана, – пояснил князю все знающий граф Гийом. Где находятся земли Гийома, князь Трасик понятия не имел, но знал, что этот граф к императору один из самых ближних. Гийом хорошо владел славянским языком, часто бывал в варяжских городах и неизменно выказывал почтение великому князю ободритов. При дворе Людовика графа Гийома называли Саксом, хотя Трасик сомневался, что тот принадлежит именно к этому племени, ну разве что по матери. Саксы вели затяжную войну с императором Карлом и с неохотой присягнули его сыну. А граф Гийом был верным псом Тевтона и не раз уже доказал преданность сыну императора в самых темных делах.
– А зачем они пришли? – спросил Трасик.
– Предлагают союз Людовику против кагана Славомира, – охотно отозвался Гийом.
– Смотри, какие борзые, – удивился ободритский князь, с интересом изучая сгрудившихся у кресла императора чужаков, среди которых выделялся рослый чернявый мужчина средних лет. Судя по тому, как слушал его Людовик Тевтон, именно он был главным среди посланцев кагана.
– Рабби Ицхак по прозвищу Жучин, – вновь проявил осведомленность граф Гийом. – Он доводится родным братом жене кагана.
– Откуда ты знаешь?
– От гана Карочея, – усмехнулся саксонец. – Это один из послов Тургана. Могу познакомить. По крови он, кажется, славянин, хотя веры иудейской.
С легким удивлением Трасик определил, что неведомый ему рабби Ицхак говорит по-славянски, видимо, так было удобней и для него, и для Людовика, в совершенстве владевшего этим языком. Впрочем, говорил Жучин столь тихо, что князь Трасик, стоявший в толпе ближников императора, улавливал только отдельные слова. Что же касается Людовика, то он в ответ на слова посланника лишь с охотою кивал. По всему было видно, что посланцы Тургана сумели угодить сыну императора франков. Разговор продолжился за пиршественным столом, к которому среди прочих пригласили и князя Трасика. Здесь в основном звучали здравицы на разных языках, и прежде чем услужливые толмачи успевали их перевести, собравшиеся за столом франкские вожди умудрялись по два раза осушить кубки. Граф Гийом сдержал слово и представил князю Трасику своего нового знакомца гана Карочея. Послу кагана Тургана давно перевалило за тридцать, но живости характера он не потерял. Хитроватые глаза его с интересом смотрели на князя ободритов. Из разговоров выяснилось, что ган Карочей не славянин, а скиф. Правда, чем скифы отличаются от славян, он объяснить собеседникам так и не смог.
