– Работайте спокойно, – сказал Обадия уважаемому рабби Исайе. – Торопиться нам некуда.
Пока рабби Исайя в течение седмицы налаживал свое хозяйство, обветшавшее за долгий переход, к Варуне подошли ратники гана Лебедяна. Десять тысяч лихих наездников, как он и обещал. Снаряжены они были отменно, во всяком случае получше многих хазар, что сразу же отметили завистливые ганы. А уж когда они узнали размер суммы, уплаченной каган-беком Обадией хитроумному Лебедяну, среди хазарских вождей поднялся ропот.
– Вот пусть они и лезут на стены, – высказал общее мнение ган Качубей. – По плате и честь.
Увы, Обадия отвел расторопному Лебедяне место вдали от крепости, у излучины реки. Именно здесь следовало ждать высадки атамана Огнеяра, если, конечно, ротарии решат помочь осажденной крепости. Но объявятся те ротарии или нет, это еще вилами по воде писано, а хазарам уже ныне пришлось волочь тяжелые осадные машины вверх по холму, рискуя быть раздавленными их огромными деревянными колесами. Конечно, основная нагрузка выпала на покладистых быков, но и хазарам эта прогулка на холм не показалась медом. А уж когда подкатили ко рву сооружения, сделанные из мореного дуба и бычьих жил, тут уж многим пришлось убедиться, что сражаться им придется не с рохлями. Целая стая жалящих ос порхнула со стены, и для двух десятков хазар поход завершился мгновенной смертью. Иные стрелы были с огненными хвостами, но, к счастью, рабби Исайя предусмотрел такой оборот событий и приказал облить неповоротливые орудия водой. Уцелевшие хазары, прикрываясь щитами, отступили от рва, а быки полегли все до одного. Первый же камень, пущенный гигантской пращой, долетел до стены и оставил в ней довольно заметную выбоину. Однако радоваться никто не спешил, ибо один удар, пусть даже самый удачный, не мог нанести крепости большого ущерба. Рядом с первой метательной машиной с большими усилиями и чувствительными потерями установили вторую, а следом и третью. Быки за это время были выбиты начисто, и чтобы подвозить камни к безостановочно работающим машинам, в телеги пришлось впрягать лошадей.
Ган Карочей с интересом наблюдал за поднявшейся вокруг крепости суетой и прикидывал в уме, сколько будет потеряно лошадей и хазар, прежде чем мудрый Ицхак Жучин сообразит, что его надули и что слабое место, указанное Воиславом Рериком, на самом деле самое прочное в этом во всех отношениях грандиозном сооружении. Тем не менее он одним из первых поздравил рабби Исайю с удачным началом и выразил надежду, что дня через три стена начнет давать слабину и в ней появится брешь, вполне достаточная для решительного штурма. Рабби озабоченно кивнул и попросил у любезного гана лучших лучников, способных сбивать со стены излишне расторопных варунцев. Карочей уважаемому Исайе не отказал и выделил до тысячи гвардейцев, которые, расположившись полукругом подле метательных машин, принялись методично обстреливать стены. Примененная скифом тактика оказалась весьма успешной, потери среди обслуживающих осадные машины людей резко сократилась, и Карочей заслужил благодарность самого Обадии.
– А ведь он нас, пожалуй, не обманул, – сказал Ицхак Жучин, с интересом глядя, как трескается под ударами камней стена, казавшаяся еще недавно несокрушимой.
– Кто он? – не сразу понял Обадия.
– Черный ворон. Пора уже заняться рвом.
– А что ты предлагаешь?
– Прорыть канал и отвести из рва воду.
– Но это же тяжкий труд, – покачал головой бек Вениамин.
– А мы сюда не отдыхать пришли, – одернул его Обадия. – Действуй, Ицхак. Работа отвлечет людей от мрачных мыслей.
Пока все складывалось для осаждающих слишком удачно. И стенобитные машины удалось установить, и стена оказалась менее прочной, чем ожидалось, а главное, не было ни слуху ни духу о ротариях атамана Огнеяра. А ведь каган-бек Обадия разослал своих дозорных на многие версты вокруг. Приободрившиеся хазары с азартом работали заступами, благо земля легко поддавалась привыкшим к тяжелой работе человеческим рукам. Отводной канал прорыли за два дня. К этому времени осадные машины рабби Исайи уже пробили в стене Варуны приличную брешь. При этом две машины оказались сожжены защитниками крепости, но их тут же заменили другими. Практически все было готово для решительного штурма. Но каган-бек почему-то медлил, возможно, опасался удара в спину. Однако дозорные упрямо твердили, что никаких ротариев в округе нет. В конце концов, русы ведь не иголки, чтобы их можно было спрятать в стоге сена. Сотник Акмат утверждал, правда, что видел в десяти верстах от Варуны конный отряд, численностью примерно в тысячу человек, но это, скорее всего, местное племенное ополчение, которого можно не опасаться. Ган Лебедян клятвенно заверил каган-бека, что не позволит ротариям атамана Огнеяра высадиться у излучины, если они каким-то чудом проскочат к Варуне мимо многочисленных дозоров. И Обадия решился. Пять тысяч отборных гвардейцев во главе с беком Вениамином и ганом Карочеем он направил к пролому. Именно они должны были ворваться в крепость и открыть ворота своим сосредоточившимся у подъемного моста товарищам, которых готовился повести за собой сам каган-бек Обадия. Что же касается хазар, коих насчитывалось почти тридцать тысяч, то им предписывалось атаковать стены Варуны со всех сторон, используя для этого длинные штурмовые лестницы, благо высохший ров позволял подойти к этим стенам вплотную.
– Да поможет нам Бог, – произнес Обадия хриплым голосом и махнул рукой.
Первые ряды гвардейцев начали сбрасывать в ров подвезенные огромные валуны, дабы облегчить путь к пролому, со стен на их головы сыпались стрелы и дротики, но остановить железную лавину, ринувшуюся в нутро Варуны, они уже не могли. Ган Карочей держался во главе атакующих, бек Вениамин – в хвосте. Бек был абсолютно уверен в успехе, Карочей сомневался и ждал подвоха. К сожалению, над железной лавиной скиф уже не имел власти, она просто внесла его через пролом во двор крепости и потащила дальше по какому-то странному лабиринту, который шагов через сто закончился тупиком. Карочей не сразу, но сообразил, что внутри Варуны была выстроена еще одна стена, раза в полтора ниже внешней, и что ворвавшиеся в крепость гвардейцы оказались зажаты в узком пространстве меж двух огней. Отступать не осталось никакой возможности, ибо сзади их подпирали товарищи, понукаемые беком Вениамином. Еще никогда Карочей не испытывал такого ужаса. Стрелы и дротики безжалостно жалили обезумевших гвардейцев, а сверху на них полилась кипящая смола. Будь он проклят, этот Рерик! Ведь знал же Карочей, с кем имеет дело в его лице, и тем не менее не посмел перечить Обадии, боясь быть заподозренным в измене. Пространство между стенами было настолько плотно забито телами, что становилось трудно дышать. А задние все напирали и напирали, не понимая, что губят своих товарищей и в конечном счете и себя.
– Назад! – дико заорал Карочей, без всякой надежды быть услышанным. – Все назад!
А дальше случилось то, что и в дурном сне не могло бы присниться: обезумевшие гвардейцы, попавшие в смертельную ловушку, принялись рубить головы своим набегающим товарищам, дабы расчистить себе дорогу к пролому. Рубка получилась страшной, ибо бек Вениамин никак не мог сообразить, что происходит, и зычным голосом толкал людей на смерть. Ган Карочей брел по колено в крови, прикрывая голову щитом от летящих со стен стрел и безостановочно орудуя мечом. У него не было другого способа, кроме как проломить железную стену из гвардейцев, чтобы плюнуть в лицо их незадачливому командиру беку Вениамину, который уже положил у стен Варуны несколько тысяч человек, большей частью убитых своими же. Карочей спасся только мечами и преданностью своих хазар, которые готовы были идти за ним в огонь и воду и не видели особой разницы между варунцами и исламскими гвардейцами каган-бека Обадии. Карочей опустил меч только тогда, когда увидел перед собой распаренное лицо бека Вениамина.
