Итиль младшему сыну князя Яромира понравился. Он был поболее Киева и смотрелся побогаче. Здесь не имелось боярских и купеческих деревянных теремов, раскрашенных яркими красками, зато истинным украшением Итиля являлись великолепные дворцы, окруженные садами и цветниками. Еще более роскошно эти дворцы смотрелись изнутри: княжич Дир смог убедиться в этом собственными глазами, как только ступил на порог дома уважаемого гана Карочея, с которым его познакомил боярин Пяст. Пяст был сыном родной сестры Карочея и поэтому без церемоний называл скифа дядей. Надо отдать должное гану Карочею: он встретил княжича Дира со всеми знаками внимания и уважения, полагающимися сыну великого князя Яромира. Правда, Пяст успел шепнуть Диру, что его дядя находится в опале у кагана Тургана, но если в Итиле так роскошно живут опальные ганы, то хотел бы княжич взглянуть, как здесь чувствуют себя ближники верховного вождя. Гостеприимство гана Карочея дошло до того, что он предложил киевскому княжичу и сестричаду Пясту остановиться у него на время проведения Большого ганского круга. Это оказалось очень удачным выходом из сложного положения, в котором оказались Дир и Пяст, поскольку Итиль был переполнен ганами, съехавшимися по зову кагана Тургана, и многим достойным вождям пришлось селиться в загородных усадьбах, а то и просто ставить шатры в чистом поле. Княжичу Диру хозяин выделил столь роскошные покои, что от их вида у гостя перехватило дух. Один златотканый полог, скрывающий ложе от нескромных глаз, наверняка стоил целое состояние. Ели и пили в этом сказочном дворце только с золотой посуды, а челядь была одета в кафтаны, сделавшие бы честь иному гану.
– Богатый у тебя дядька, – с завистью сказал Дир Пясту.
– Богатый, – согласился с княжичем молодой боярин. – А ведь еще недавно был гол как сокол. Но потерся подле рахдонитов, принял их веру и стал богаче самого кагана.
– Ну, это ты хватил! – возмутился Дир.
– Если и хватил, то не очень много, – усмехнулся Пяст. – Вот с кого пример нам с тобой надо брать, княжич. Ган Карочей ведь тоже из младших сыновей. От отца ему немного перепало, с родом он давно уже связь порвал, а смотри как разжился всем родовичам на зависть.
Благодаря гану Карочею, княжич Дир очень скоро перезнакомился со многими итильскими беками и ганами. Особое внимание сыну великого князя Яромира оказал каган-бек Обадия, который даже задал в его честь пир, пригласив на него едва ли не всех знатных мужей Хазарии. Никто ничего у Дира не просил, никто никаких условий ему не ставил, но княжич не был настолько прост, чтобы поверить в бескорыстные симпатии беков и ганов, окружающих Обадию. Тем более что слухи, гуляющие по Итилю, о скором падении каган-бека Обадии уже достигли его ушей. Конечно, княжич Дир – невелика птица, но склонить некоторых склавинских бояр на сторону старшего сына кагана он все же может. И если бы не присутствие в Итиле князя Драгутина, то покладистых бояр нашлось бы много больше. Обадия понравился княжичу Диру, был он любезен и прост в обращении. Княжич успел даже познакомиться с детьми каган-бека, двенадцатилетним Езекией и одиннадцатилетним Манасией – очень бойкими мальчишками, преподнесшими дорогому гостю кривой арабский меч из синеватой дамасской стали, эфес и ножны которого были усыпаны драгоценными камнями. Ранее этот меч принадлежал эмиру, близкому к пророку Мухаммеду, и очень высоко ценился среди мусульман. Впрочем, и в Киеве он наверняка поразит многих. Княжич Дир тут же прицепил бесценный дар к поясу и в свою очередь отослал сыновьям каган-бека чудесную серебряную птицу с изумрудными глазами, умевшую свистеть почти как настоящая. Эта птица досталась Диру после раздела богатств, награбленных в Амастриде, и предназначалась в дар кагану Тургану. Но поскольку каган, увлеченный переговорами с князем Драгутином, не обратил на Дира никакого внимания, то княжич решил побаловать забавной игрушкой его внуков. По словам гана Карочея, Езекия и Манасия пришли в восторг от чудесного дара и от души благодарили любезного княжича Дира.
Бесконечные пиры слегка отразились на здоровье младшего сына великого князя Яромира, и к утреннему столу он вышел с кислой физиономией. Заботливый ган Карочей тут же поднес княжичу чарку вина, но, увы, настроение Дира от этого не улучшилось.
– Из-за девки печалится, – пояснил дядьке боярин Пяст. – Сглазила она его, не иначе.
За утренним столом сидели по-простому, в распоясанных рубахах, без лишних ушей, так что в разговоре можно было не стесняться.
– Сглаз – дело нешуточное, – наставительно заметил Карочей. – С такими вещами играть не след.
– Трувар Рерик во всем виноват, – продолжал зудить с настойчивостью комара боярин Пяст. – Умыкнул девку прямо из-под нашего носа.
– Значит, дело не в девке, – сделал неожиданный вывод Карочей.
– А в ком же тогда?
– В Рериках, – спокойно отозвался скиф. – Это колдуны известные. Их отца повесили даны за связь с Навьим миром.
– Быть того не может! – ахнул Пяст.
– Вот тебе и не может, – криво усмехнулся скиф. – Прокляты были славянскими богами и их отец Годлав, и дядя Драговит. Чудом удалось это проклятье снять. А их родной дядька, князь Трасик, на моих глазах пал на Калиновом мосту и был прилюдно назван кудесником Завидом Драконом.
– Ничего себе Соколы! – выразил интерес к разговору Дир, которому значительно полегчало от кислого вина.
– А Воислав Рерик отличился здесь в Итиле так, что до сих пор его ближник Тургана ган Красимир недобрым словом поминает. Черным вороном проник он в его дом и потоптал ганскую голубицу. Теперь эта голубица забрюхатела, и кого она на свет белый произведет, никому не ведомо.
– Какая еще голубица? – не понял Дир.
– Я о ганше Ярине речь веду, – пояснил княжичу Карочей.
– А ворон тут при чем?
– Так говорю же, Сокол Черным Вороном обернулся и в ее ложницу проник. Только два пера после себя и оставил. Красимир теперь эти перья всему Итилю показывает. И ведь не придерешься: перья действительно вороновы.
Дир и Пяст засмеялись: проделка Рерика им явно пришлась по душе. Однако ган Карочей сохранил на лице серьезность.
– За голову Воислава Рерика каган Турган большие деньги обещал – сто тысяч денариев. Но дело даже не в денариях – Рерик на булаву нацелился, а такого никому не прощают.
– Рерики в наших краях чужие, – махнул рукой Дир, – они и на княжьих-то столах не сидели, куда им до кагановой булавы.
– Не сидели, так сядут, – возразил Карочей. – У князя Драгутина дочка на выданье, как я слышал.
– А при чем тут дочка! – возмутился Дир. – После Драгутина я старший в роду, за мной и останется стол.
– Так я разве спорю? – удивился Карочей. – Только ведь случается, что молодые умирают раньше старых. В бою, скажем, или от сглаза. А коли мужчин в роду не остается, то такой зять, как Воислав Рерик, в самый раз. Отец его на великом столе сидел, пусть и на пару с братом. Опять же из Меровингов он, этот Рерик. Станет он зятем великого князя Киевского, и тогда ему прямой путь откроется в каганы. Русаланы за него горой станут. Да и новгородцы поддержат внука Гостомысла.
