– А ганы приняли нашу веру?
– Почти все, кто участвовал в Большом ганском круге.
Ганам Обадия не верил. Сегодня они приняли иудаизм, завтра они от него отрекутся. Впрочем, требовать от них большего в данный момент было бы безумием. Следовало позаботиться об их детях: именно новое поколение хазарских вождей можно и нужно воспитать в почтении к истинному Богу. Они должны с молоком матери впитать презрение к язычеству и веру в собственное превосходство. Только такие люди могут удержать власть над окружающими племенами. Ганы должны стать чужими черни и по религии, и по крови. Вот тогда у них пропадет охота использовать своих родовичей и соплеменников против кагана. А пока кагану нужна гвардия. Нужен железный кулак, способный сокрушить любую стену, сложена она из камня или из человеческих тел.
Ган Красимир, ставший неожиданно для себя беком и ближником нового кагана, с тихим ужасом наблюдал за вереницей обреченных на смерть людей. Казалось, что этой веренице конца-края не будет и что здесь, на этом окровавленном помосте, падут все обыватели стольного каганова града Итиля. Впрочем, ужас поселился в душе новоявленного бека еще позапрошлой ночью, когда его дворец подвергся налету головорезов, обезумевших от безнаказанности. Красимир был на волосок от смерти, и только мечники рабби Ицхака, вовремя пришедшие на помощь, спасли и самого гана, и его близких от страшной участи, постигшей многих вождей. Да что там простые ганы, коли чернь подняла руку на самого кагана – случай, доселе неслыханный и в Хазарии, и в Руси, где простолюдины всегда почитали верховного вождя как бога. Поэтому Красимир хоть и морщился от жутковатого зрелища, но Обадию не осуждал. Чернь должна запомнить этот день на многие десятилетия вперед, чтобы впредь неповадно было поднимать руку на старшину. Поговаривали, что во главе мятежа стояли персидский маг Хабал и Велесов ведун Мстимир. Красимир персов не любил и не очень огорчился, когда за вину соплеменника Хабала пришлось отвечать купцам и простым ремесленникам. А вот что касается ведунов славянских богов, кои сегодня в немалом числе лишились голов на помосте, то здесь у бека Красимира были серьезные опасения. За волхвов будут мстить и ротарии, и Белые Волки, и боготуры. Того и гляди, нового кагана Обадию объявят Драконом, и тогда против него поднимется не только Русь, но многие племена Хазарии. Вот только способно ли Слово одолеть Силу? А за каганом Обадией сила была, сила, доселе невиданная в этих краях, опирающаяся не на мудрость волхвов, не на божью правду, а на золото. И как показали события минувших дней, сын погибшего кагана Тургана сделал, похоже, правильный выбор. Другое дело, что одержанная им победа далеко не окончательная, и ведуны славянских богов своего последнего слова еще не сказали. А это значит, что Хазарию ждут нелегкие времена.
– Все забываю тебя спросить, бек, кого родила твоя красавица Ярина? – неожиданно прозвучал над ухом задумавшегося Красимира голос Карочея.
– Мальчика.
– И как ты его назвал?
– Богумил.
– Хорошее имя, – согласился Карочей. – Я слышал, что каган Обадия собирается назначить тебя верховным беком Сарая. Поздравляю, Красимир, это высокая честь.
Честь действительно была великая, но Красимира она почему-то не очень обрадовала. В последнее время удача как-то уж слишком настойчиво лезла ему в руки. Одно родство с беком Ицхаком Жучином чего стоило. Мало того, что средний сын Красимира, двадцатилетний Ярополк, женился на дочери уважаемого рабби, так он еще и стал беком одновременно с отцом. А вот теперь волею кагана Обадии Красимир становится правителем одного из самых богатых городов Хазарии. Ну как тут не испугаться собственного счастья, особенно если вспомнить пророчество волхва Мстимира, который утверждал, что с рождением младшего сына на голову Красимира посыплются дары богов. В иные времена ган наверняка бы возрадовался по этому поводу, но в нынешние о таких благих пророчествах лучше помолчать, дабы не навлечь на себя и сына гнев кагана Обадии и его бога Яхве, которому, между прочим, и Красимир обязался поклоняться. А за Богумилом надо бы присматривать: вдруг в нем действительно проснется страсть к оборотничеству, ведь недаром же на него при зачатии пала тень воронова крыла.
Голова последнего обреченного на смерть с треском упала на помост, и пресытившиеся кровавым зрелищем ганы и беки вздохнули с облегчением. Каган Обадия поднялся с кресла, бросил высокомерный взгляд на притихшую толпу городских обывателей и уверенно направился к коню.
Борислав Сухорукий, успевший побывать на Большом ганском кругу, от участия в массовых казнях благоразумно уклонился. Кровавые зрелища его не пугали, а вот времени было жаль. Ему еще многое предстояло сделать, дабы оборвать все концы, крепко связывающие его с прошлым, о котором в нынешнем положении лучше всего забыть. Ибо известность Паука в определенных кругах становилась обузой для бека Борислава – ближника нового кагана. Будучи человеком предусмотрительным, Сухорукий прежде всего проследил, чтобы люди, осведомленные о его близости с Хабалом, как можно раньше покинули этот мир. Особых трудностей здесь не возникло, ибо Паук знал все итильские притоны и тайные логова главарей городского преступного мира. С помощью выделенных сестричадом Карочеем мечников он сумел буквально за три дня выловить и уничтожить практически всех. За исключением одного и самого опасного – гана воров Бахтиара. Этот налим все время ускользал у Паука между пальцев, доводя последнего до белого каленья. Хазары, уставшие от долгих бесполезных поисков, наконец возроптали, и беку Бориславу пришлось их отпустить. Черт с ним, с Бахтиаром, этот ублюдок либо залег на самое дно, либо вообще покинул Итиль. А Сухорукому самое время было заняться своими денежными делами. Надо отдать должное сестричаду Карочею: он щедро поделился с дядькой кушем, сорванным с уважаемых рабби. На долю бека Борислава пришлось около ста тысяч денариев. Впрочем, плата дана по трудам. Булава была преподнесена Обадии на золотом блюде и с таким изяществом, что никто не мог впрямую предъявить ему обвинений в отцеубийстве. Получив власть, рахдониты, надо полагать, сумеют быстро возместить понесенные убытки. Что же касается Борислава, то он со своим золотом, пусть и неправедно накопленным, становился одним из самых богатых и влиятельных людей в Хазарии. Осознание этого факта не могло не греть душу Паука, долгое время проведшего в подполье. Надо сказать, что он не потерял это время даром, и сейчас, прикидывая в уме, какими средствами располагает, Борислав пришел к выводу, что вполне способен потягаться на поприще ростовщичества с самим рабби Иегудой. Единственным отличием между уважаемым рабби и Пауком было то, что золото первого крутилось по всему миру, а золото второго пока лежало мертвым грузом в многочисленных схронах, разбросанных по окрестностям Итиля и в самом городе. О некоторых своих схронах Борислав уже подзабыл и сейчас с интересом перечитывал заветный пергамент, хранящий информацию о всех его сокровищах. Занятие это оказалось столь увлекательным, что Паук на какое-то время утратил контроль над окружающей обстановкой. И появление в его тайном логове молодого человека стало для него неприятным сюрпризом. Борислав вздрогнул от неожиданности и схватился здоровой рукой за рукоять меча.
