– Что ты потребуешь от меня взамен?
– Я уже назвал цену – графский титул.
– Но разве ты его не получил от короля Карла? – криво усмехнулся граф Септиманский.
– Я хочу, чтобы это было оговорено отдельным пунктом в договоре, который рано или поздно подпишет Карл. Лимож ведь находится в Аквитании, дорогой Бернард.
– Ты, вероятно, забыл, сеньор, что этой цветущей провинцией сейчас владеет не граф Бернард, а герцог Пипин.
– В таком случае тебе придется убедить Пипина в моей полезности и преданности лично ему.
– Это каким же образом, дорогой Раймон?
– Мы с тобой, граф Бернард, раскроем заговор, который подготовили императрица Юдифь и Воислав Рерик с целью отстранить от власти короля Карла, а заодно и герцога Пипина. По-моему, такая услуга стоит графского титула, как ты считаешь?
– Но ведь Юдифь в монастыре, под надежной охраной.
– Тем проще нам будет действовать, дорогой Бернард. Я пошлю к императрице Сенегонду. Ты, вероятно, слышал о ней?
– Допустим.
– Сенегонда возьмет у Юдифи письмо к Воиславу Рерику, в нем будет изложена просьба о встрече. А я перешлю его в Нант.
– А ты уверен, что варяг откликнется на зов Юдифи?
– Разумеется, нет. Кто поймет душу язычника. Но я не исключаю, что он пришлет ей на подмогу сотни две варягов во главе с ярлом Драгутином, которому я пообещаю твою голову, граф Бернард. Кроме того, у нас на руках будет письмо, которое мы покажем епископу Эброину и графам Орлеанскому и Парижскому. Это послужит еще одним доказательством измены Юдифи как своему сыну, так и христианской вере.
– А если ярл Воислав согласится на встречу? – спросил заинтересованный Бернард.
– Тогда мы позволим ярлу Драгутину освободить императрицу Юдифь и доставить ее в нужное место. Вряд ли варяг потащит за собой в Нейстрию всю дружину, и у нас появится шанс посчитаться с ним за все, что он натворил на нашей земле.
План, предложенный Рюэргом, был хорош, с какой стороны ни посмотри. В нем был только один изъян – сам благородный Раймон. Поверить этому человеку на слово мог только законченный глупец. С другой стороны, не было никаких оснований подозревать Рюэрга в чрезмерной преданности Юдифи или королю Карлу. Раймон уже не раз доказывал, что собственный интерес для него дороже любого другого. Граф Септиманский сам был таким, а потому ему даже в голову не пришло бы осуждать за врожденный эгоизм благородного сеньора. К тому же и приз в этой игре для Раймона был слишком велик – графский титул и прилагавшиеся к нему земли.
Что же касается самого Бернарда, то, кроме услуги, которую он окажет племяннику Пипину, в случае успеха предприятия он может рассчитывать еще и на благодарность бека Карочея, выражающуюся в очень приличной сумме. Сто пятьдесят тысяч денариев с лихвой покроют все издержки, которые понес граф Септиманский, служа папскому престолу и императору. Надо полагать, и Лотарь, и папа Евгений также оценят рвение благородного Бернарда. Что же касается Раймона, то у Бернарда хватит соглядатаев, чтобы следить за каждым его шагом.
– Хорошо, Раймон. Я согласен.
Глава 8
Сенегонда
Для Юдифи предательство сына явилось крушением всех надежд. Какое-то время она надеялась, что Карл опомнится и вернет мать в Париж, но дни шли, а в ее незавидной судьбе ничего не менялось. Казалось, о ней все забыли, разве что кроме аббатисы Аделаиды, настоятельницы монастыря Девы Марии, которая пыталась вернуть грешницу в лоно матери церкви.
Впрочем, Юдифь исправно посещала все службы и горячо молилась перед святыми ликами о ниспослании благодати как на сына Карла, так и на всю империю франков, раздираемую ныне междоусобными войнами. Такое рвение удивило аббатису, ибо слухи об императрице ходили разные, в том числе и бросающие зловещую тень на ее репутацию. Да что там слухи, коли сам епископ Драгон назвал Юдифь великой грешницей, покинувшей лоно церкви для трижды греховной связи с язычником. Епископ намекнул перепуганной аббатисе, что императрица не чужда темным культам и порой общается с такими существами, о которых истинной христианке даже думать грех.
Увы, монсеньор Драгон, разбудив любопытство Аделаиды, не стал пускаться в подробности, и для настоятельницы так и осталось загадкой, за какое страшное преступление всесильную совсем еще недавно императрицу изгнали из Парижа, пригрозив ей отлучением и судом. Что же касается Юдифи, то она в ответ на все призывы аббатисы облегчить душу признанием лишь равнодушно пожимала плечами. Впрочем, от общения с Аделаидой она не уклонялась и охотно принимала ее в своей келье, обставленной с претензией на роскошь. Будь на месте Юдифи простая послушница, аббатиса давно бы уже призвала ее к порядку, но, во-первых, императрица еще не приняла постриг, а во-вторых, столь знатная сеньора имела, конечно, право на послабления, не предусмотренные строгим монастырским уставом.
Обычно Юдифь принимала Аделаиду после вечерней молитвы, когда сестры, утомленные дневной суетой, расходились по своим кельям и в монастыре воцарялась благочестивая тишина. Императрица возлежала на ложе, а аббатиса скромно сидела в кресле, опустив очи долу, дабы не смущать душу плотью, которую Юдифь слишком уж бесцеремонно выставляла напоказ. Поначалу они говорили лишь о вере, но с течением времени их беседы приняли куда менее благочестивый характер. Аделаиде исполнилось тридцать лет, но почти половину своей жизни она провела в монастыре, приняв постриг в шестнадцать лет.
Стоит отметить, что годы, проведенные в обители, не притушили ее интерес к мирской жизни. Аббатиса, надо отдать ей должное, неплохо разбиралась в хитросплетениях политической жизни и довольно здраво судила о событиях, происходивших за стенами монастыря. От нее Юдифь узнала о поражении Карла и торжестве Пипина Аквитанского.
Для Юдифи не было секретом, кто подталкивал в спину легкомысленного внука Людовика Благочестивого и какой катастрофой обернется лично для нее проигранная битва при Даксе. Если в лице Драгона она имела судью строгого, но справедливого, то рассчитывать на снисхождение епископа Эброина ей не приходилось. Этот человек сделает все от него зависящее, чтобы отправить императрицу Юдифь на плаху или на костер. В этом ему активно будут помогать епископы Венелон из Санса, Эббон из Реймса и Агобард из Лиона, три ее давних недруга.
Виновной себя Юдифь не считала. Если бы не ее самоотверженность, то судьба Карла была бы решена еще в битве при Фонтенуа, возможно, эта битва вообще бы не состоялась. Благородные нейстрийские сеньоры могли убить ее сына еще раньше, выслуживаясь перед императором Лотарем и папой Евгением. Она спасла его тогда и, если бы не коварство врагов, разлучивших ее с сыном, спасла бы и сейчас. Епископ Драгон оказался самодовольным болваном, который, вырвав сына из рук матери, не только сам сгинул без пользы, но и погубил своего короля.
– Епископ Эброин сказал, что наследником короля Карла отныне будет Пипин Аквитанский, ибо плод, который носит ныне под сердцем королева Тинберга, сгнил еще до зачатья.
