Ближники кагана растерянно молчали. Самого Хануку прошиб пот. Вот ведь какая приключилась незадача. Пока говорили свои, преданные кагану люди, все выходило хорошо и гладко, но стоило только пустить во дворец эту скифскую гадюку, как на голову бедного Хануки обрушился град проблем По всему выходило, что верить нельзя никому, даже сыновьям, даже ближайшим родовичам. Кто помешает ганам и бекам сговориться за спиной Хануки и выкрикнуть имя любого другого представителя рода Ашинов, более послушного их воле? А сам каган вместо булавы получит петлю на шею, как это случилось с императором Византии Михаилом.
Был император Михаил – и нет его. Сейчас в Византии правит самозванец Василий Македонянин, и ничего, мир не перевернулся, а тамошняя знать кланяется убийце так же самозабвенно, как кланялась бывшему императору.
– По закону Обадии тебе, каган, наследует твой сын Исайя, а каган-беку Жучину – его сын Авраам, – спокойно продолжал Карочей. – Так зачем же утруждать выбором большой круг, зачем вносить смуту в наши ряды?
– Но ведь рахдониты прочат в каган-беки Вениамина! – напомнил бек Таксак.
– Прочить они могут кого угодно, но если каган Ханука твердо скажет свое слово в пользу бека Авраама, то очень многим придется прикусить языки. Под рукой у Авраама гвардия в сорок тысяч человек, думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы усмирить непокорных.
Каган Ханука надулся от спеси. В качестве каган-бека его вполне устраивал Авраам. Впрочем, сын Ицхака Жучина устраивал не только кагана, но и его ближников, кроме, разве что, Едигея и Таксака. Эти двое сверлили бека Карочея ненавидящими глазами, но против общего мнения не пошли.
– Велите объявить народу, что каган-беком в Итиле отныне будет Авраам, сын Ицхака, – торжественно произнес Ханука, поднимаясь на ноги.
Бек Авраам не обрадовался лестному для него известию, привезенному Карочеем. Его лицо, и без того бледное, стало еще бледнее. Ни внешностью, ни статью, ни силой духа он не походил на своего отца. Бек Авраам не был трусом и не раз доказывал это в битвах, но он не умел казнить и не умел миловать. Судьба посмеялась над ним, дав в руки власть, к которой он не стремился. Но Авраам был человеком долга, и, выслушав Карочея, он сел на коня.
– Я бы на твоем месте ввел в Итиль гвардию, – не удержался от совета Карочей.
– А ты уверен, бек, что гвардия не предаст меня? – невесело усмехнулся Авраам. – Наемник служит за деньги, а слово «честь» ныне не в почете даже у беков.
– Зачем же ты едешь к Вениамину? – нахмурился Карочей.
– Я обещал отцу, что сделаю все от меня зависящее, чтобы сохранить мир в Итиле. И я держу слово, бек Карочей.
Аврааму было уже за пятьдесят, он был умен и пользовался уважением как ганов, так и рахдонитов. Но бывают ситуации, когда решительность важнее ума, а демонстрация силы важнее уговоров. Это понимал бек Карочей, но этого не хотел понимать новый каган-бек Авраам. Поэтому он и ехал по притихшему Итилю в сопровождении всего лишь десятка преданных ему телохранителей.
У дворца бека Вениамина, обнесенного высокой каменной стеной, они остановили своих коней. Ворота им открыли не сразу, хотя сторожа, конечно же, опознали родного дядю бека Вениамина. Впрочем, препирательства длились недолго, и каган-бек Авраам въехал во двор, заполненный вооруженными людьми. Здесь к чему-то готовились, и бек Карочей явственно ощутил дух заговора.
Странно все-таки устроена жизнь. Старый скиф вдруг вспомнил кагана Тургана, убитого если не по приказу своего сына, то, во всяком случае, с его ведома. Это тоже был заговор, и Карочей был его активным участником. Бек помнил азарт охотника, нацелившегося на дичь, ничего еще пока не подозревающую. Он понимал состояние людей, сделавших ставку в игре, где победителю достается все, а побежденным – смерть. Обадии, Жучину и Карочею тогда повезло, посмотрим, что удастся сделать беку Вениамину.
– Дорогу каган-беку, – рявкнул Карочей на мечников, столпившихся у входа во дворец.
Вряд ли голос старого скифа испугал заговорщиков, но они все-таки расступились, насмешливо поглядывая на Авраама, споткнувшегося о порог.
Бек Вениамин, окруженный молодыми и, судя по всему, решительно настроенными людьми, поднялся из-за стола навстречу дяде. Вениамину было двадцать три года. Возраст вполне пригодный, чтобы воплотить в жизнь чужой замысел, но явно недостаточный, чтобы организовать заговор. Авраам и Карочей знали людей, подтолкнувших Вениамина к этому решению, но их не было в этом зале, где собралась за накрытым столом только молодежь.
С отцами и дедами этих юнцов бек Карочей совершил множество походов. С ними он делил победы и поражения и никогда не чувствовал себя чужим среди них. А ныне он впервые понял, что между скифом и сефардом есть разница. Точнее, ему пали это понять. И даже общая вера не делала его здесь своим.
Ицхак Жучин пригласил из Византии иудейских рабби и доверил им воспитание подрастающих беков. Это были действительно умные и сведущие люди, но они никогда не стояли плечом к плечу с тюрками, славянами и скифами на поле битвы. Главным для них было сохранение своей веры и своего народа. Избранного народа, как поучали они хазарских евреев, успевших смешать свою кровь с кровью гоев.
Для бека Вениамина, вобравшего в себя поучения мудрых рабби, беки и ганы стали делиться на чистых и нечистых, на своих и чужих. В число чужих попал не только скиф Карочей, но и полукровка Ханука, которому рабби не могли простить ни деда-тюрка, ни его многочисленных славянских и угорских предков.
– Мне очень жаль, дядя, что ты пошел на поводу у глупца Хануки, – спокойно сказал Вениамин. – Но мы исправим создавшееся положение. Решение уже принято и не подлежит отмене.
– Я выполняю волю своего отца, беки, – надменно вскинул голову Авраам. – Своими неумными действиями вы губите и Хазарию, и себя.
– Мне нет дела до Хазарии, дядя, – презрительно скривил губы Вениамин. – Я иудей и сефард, и этим все сказано.
– Мне вас жаль, беки, – вздохнул Карочей. – Пройдет совсем немного времени, и вас сотрут в порошок. Ваша сегодняшняя победа станет первым шагом к бесславному концу.
– Ты забываешься, скиф, – нахмурился Вениамин. – Впрочем, это уже неважно.
Вениамин круто развернулся на каблуках и решительно зашагал к выходу. Молодые беки гурьбой повалили за ним. Судя по доносившимся со двора командам, Вениамин отправлялся в свой первый боевой поход.
– Глупый мальчишка, – процедил сквозь зубы Авраам.
– К сожалению, мы не сможем его остановить, – сказал Карочей, направляясь к выходу.
– Ты куда? – остановил его каган-бек.
– Хочу увидеть, как рушится мир, которому я служил столько лет.
Глупый Ханука не ожидал удара, а у его ближников и советников не хватило ума даже на то, чтобы заменить наемных гвардейцев, охранявших священную особу кагана, своими людьми. Наемники всегда служат тому, кто больше заплатит. Больше заплатил бек Вениамин, и ворота кремника, способного выдержать осаду многотысячного войска, услужливо распахнулись перед решительно настроенными людьми, которых у Вениамина было вполне достаточно, чтобы сломить сопротивление двух сотен личных телохранителей Хануки, набранных исключительно из тюрков. Однако сопротивлялись они отчаянно, и когда Авраам и Карочей подъехали к дворцу кагана, драка там, судя по звону оружия и крикам, шла нешуточная.
