Лоб Весулия покрылся потом, и это несмотря на ветерок, подувший как нельзя кстати с чудеснейшего по красоте озера. Пигал, проведший последние дни преимущественно в подземельях, с удовольствием любовался открывшимся пейзажем. Игирия нравилась магистру, а окружающий ландшафт напоминал ему родную планету, покинутую в недобрый час не по своей воле. Кто бы мог подумать, что за пределами Светлого круга встречаются подобные жемчужины, где синие море спорит у горизонта с зеленью трав, а роскошное дневное светило ласкает верхушки деревьев, пытаясь пробиться сквозь их развесистые кроны к звонким ручьям и родникам, дабы утолить свою вечную жажду. Пигала картина умилила до глубины души. Надо сказать, что и создания рук человеческих были под стать природе. Уютный городок, раскинувшийся у подножия холма, на котором был расположен замок Араке, бесспорно, радовал глаза. Аккуратные улочки, застроенные столь же аккуратными домиками под черепичной крышей,– все это так напоминало родную сторону, что не могло не растрогать сердце магистра. Если бы у него спросили в эту минуту, какую планету он бы выбрал местом своего проживания, кроме Сирина, то он непременно назвал бы Игирию, особенно если рядом была бы прекрасная Лулу. Достойнейший магистр настолько увлекся красотами игирийской природы, что не сразу обратил внимание на горячо заговорившего Весулия.
– Это невозможно, абсолютно невозможно!
Пигал уловил только окончание фразы, но и этого было достаточно, чтобы возразить:
– Для Тимерийского нет ничего невозможного, досточтимый Весулий. На моих глазах он уничтожил целую стаю Лахи и снял с одной из них кожу.
– Кожу? – ахнул Весулий.– Но ведь Лахи убить невозможно!
– Из этой кожи он сшил себе костюм,– продолжал спокойно Пигал.– Вы имели возможность любоваться обновкой весь сегодняшний вечер. Я же вам говорю, досточтимый, что мы имеем дело с редкостным монстром, и все эти ваши «невозможно» просто смешны в ситуации, в которой мы с вами находимся. И потому я говорю, что все может быть. Если мы с вами не остановим князя, то и моему прекрасному Сирину, и вашей не менее прекрасной Игирии придет неизбежный конец уже в самое ближайшее время. Недавно этот негодяй сказал мне, что на свете нет добра и зла, а есть либо поступок, либо отсутствие оного. Как вам это понравится?
По лицу Весулия было видно, что слова князя ему не понравились, хотя Пигал подозревал, что канцлер не понял до конца всего ужаса, в них заключающегося.
– Самый большой поступок, когда-либо или кем-либо совершенный,– это создание Вселенной,– продолжил Пигал.– Создать Вселенную монстр не в силах, кишка тонка, но поскольку для него нет разницы между добром и злом, то ему только и остается, что разрушить Вселенную. Это будет самым грандиозном поступком, который может совершить подобное существо в своей жизни.
– Но это же безумие! – сказал потрясенный Весулий.
– Однако в этом безумии есть своя логика, согласитесь,– невесело усмехнулся магистр.
– Но ведь можно же ему как-то воспрепятствовать? – Канцлер с надеждой посмотрел на Пигала.– Убить, скажем?
– Это не так-то просто,– вздохнул Пигал.– Очень умные личности думали над этой проблемой и пришли к выводу, что нужно пытаться это сделать только в крайнем случае. Суть ведь в том, досточтимый, что если Сагкх передал этому молодцу хотя бы ничтожную часть своей силы, то убить мы можем только оболочку, сила вырвется на волю, и тогда мы потеряем ее след. А сила Сагкха имеет, как вам известно, одну неприятную особенность: она начинает расти во времени и пространстве, влияя на структуру Вселенной. Нет, досточтимый Весулий, мы не вправе так рисковать. На мой взгляд, лучшим выходом была бы изоляция, но где взять клетку для этого монстра?
– Быть может, Кибелиус...– осторожно начал Весулий.
– Я знаком с Кибелиусом,– огорошил его Пигал,– но, боюсь, с Чернопалым ему не совладать. К тому же у пастыря Грогуса свои цели в отношении дороги гельфов, и кто знает, что он предпримет. Безумие, знаете ли, заразительно.
Весулий понимающе кивнул и надолго задумался. Достойнейший Пигал его не торопил – время пока терпит, так с какой стати сиринцу суетиться.
Затянувшийся пир в замке Араке закончился песней князя-освободителя, который очаровал ею всех присутствующих дам. Вот ведь глупые курицы – сами готовы броситься на вертел. Пигал аплодировал вместе со всеми, а сам в это время раздумывал над одним весьма интересным планом, пришедшим в его голову совсем недавно. Он вдруг задумался над одной странностью в поведении князя. С чего это сиятельный, никогда не отличавшийся постоянством, так прилип к юбке прекрасной Лулу? И не является ли подобное постоянство верным признаком того, что ему нужно получить от прекраснейший из прекрасных нечто такое, чего нет у других претенденток на его любовь? Между прочим, своих предыдущих пассий князь бросал в тот же миг, как только получал из их рук вожделенные слезы Сагкха, чтобы продолжить путь к неясной цели, не обращая внимания на жалобы и вздохи брошенных красавиц. Очень, очень целеустремленный человек молодой. Почему он вдруг так проникся проблемами Игирии и Вефалии? Пигал нисколько не сомневался, что Чернопалому плевать как на гельфийские королевства, так и на прекрасную Лулу. Так в чем же истинная причина появления князя-освободителя на Игирии? Еще в замке барона Риго на планете Альбакерк он проговорился о каком-то ключе гельфов. Но если этот ключ сохранился, то кому, как не наследнице гельфийских королей, знать, где он лежит?
– Послушайте, Весулий,– обернулся Пигал к соседу по столу,– что вы знаете о ключе гельфов?
Пигалу показалось, что канцлер смутился, да, скорее всего, так оно и было, но прозвучавший ответ его разочаровал:
– Ничего.
Магистр готов был поклясться, что досточтимый солгал. Скорее всего, потому, что не доверял чужаку. Из замешательства Весулия можно было сделать только один вывод: ключ гельфов существует, и именно к этому ключу тянется унизанная черными перстнями рука монстра по имени князь Тимерийский. А канцлера Весулия Пигал не осуждал. Осторожность – необходимейшее качество государственного мужа. В конце концов, Пигал Сиринский не представил досточтимому канцлеру никаких доказательств своей лояльности, а его слова могли быть только уловкой, которой можно выманить у человека тайну. Нет, Весулий, это очевидно, так просто ничего Пигалу не расскажет. Значит, рассчитывать следует только на себя. Разве лучший дознаватель Светлого круга нуждается в чьей-то помощи, чтобы проникнуть в заинтересовавшую его тайну? Отнюдь. Разве своего светлого ума ему не достаточно? Отнюдь. Собственная голова Пигала ни разу не подводила, чего нельзя сказать о добром сердце. Поэтому прочь сомнение и смущение. Ведь достойнейший магистр не сплетник, коллекционирующий информацию о неблаговидных делишках своих знакомых. Нет, он собирается проникнуть в чужую спальню с целью спасти Вселенную от грозящей ей напасти. Конечно, Пигал, как человек редкостной порядочности, испытывал чувство неловкости. Был и страх в сердце, а кто бы не испугался на его месте, вползая на четвереньках в спальню монстра? Разумеется, найдутся моралисты, которые осудят достойнейшего магистра и дознавателя, но в жизни отдельного человека и всего человечества случаются моменты, когда мораль побоку. Поймав себя на столь крамольной мысли, Пигал пришел в такой ужас, что едва не сел тут же, посреди чужой спальни. Он ведь почти в точности повторил слова Андрея Тимерийского об отсутствии разницы между добром и злом. Конечно, подслушивание чужих разговоров – это вам не разрушение Вселенной, но ведь, стоит только начать совершать поступки без оглядки на мораль, остановиться потом будет трудно. Вероятно, магистр, потрясенный столь неожиданным открытием, повернул бы назад, но тут в коридоре послышался шум, и ему не оставалось ничего другого, как нырнуть под роскошное ложе.
