– Молчи, боярин, – зло прошипел Студень. – Это не твоего ума дело.
В какой-то миг биармцу показалось, что одна из скал, окружающих горное плато, дрогнула, и он невольно отпрянул назад, наступив при этом на ноги ягыни, стоявшей за его спиной. Ягыня по-крысиному пискнула у самого уха боярина, и он содрогнулся от отвращения.
– Ты привел ее? – прозвучал вдруг от скал глухой страшный голос, от которого у Ерменя мурашки побежали по спине.
– Нет, отец, – крикнул в пустоту Студень.
– Почему?
– Ты сам найдешь Лелю, когда к тебе вернутся силы, – ответил Студень. – Я принес тебе главное – жар-цвет.
– Я чувствую это, – прогромыхал тот же голос.
Ближняя к кострам скала задрожала и стала превращаться в нечто, напоминающее очертаниями человеческую фигуру. Теперь Ермень уже не сомневался, что видит тролля, родившегося титаном, но растерявшего свою силу в борьбе с богами. Рост тролля превосходил человеческий раз в пять по меньшей мере, его огромные руки, вдруг взлетевшие над головами испуганных ориков, могли, казалось, обхватить и замок Цепень и прилегающие к нему земли. Тролль сделал первый шаг, и земля задрожала под его ногою.
– Он очнулся! – взвизгнула ягыня, и ее крик подхватили все орики, собравшиеся на плато.
– Я жив, – вскричал титан Ильм, потрясая огромными кулаками.
– Ты умер, – эхом отозвался на его крик Студень и с силой швырнул в голову торжествующего тролля свою секиру.
Надо отдать должное мечнику – он не промахнулся. Секира вошла в голову Ильма, как нож в кусок масла. Титан взревел так, что затряслись скалы, и рухнул на землю. Огромное его тело вдруг вздулось, словно пузырь, а потом разлетелось в клочья, повергнув в ужас всех присутствующих, включая и Ерменя.
– Беги, боярин, – крикнул ему Студень. – В ногах твое спасение.
Биармец и сам не помнил, как выскочил из огненного круга и как метнулся в заросли. Кажется, он дважды падал, потом катился по склону. А в ушах его звучал рев титана, поверженного в прах, и крики обманутых ориков, потерявших своего единственного бога и защитника.
Боярин пришел в себя на рассвете, на берегу небольшого ручья, медленно струящегося по равнине. Ермень ошалело огляделся вокруг и припал губами к живительной влаге. Чудо, в которое он почти не верил, все-таки произошло. Боярин был жив и практически невредим, если, конечно, не считать шишки на лбу и разбитых в кровь локтей и колен. Утолив жажду, Ермень поднялся на ноги и огляделся. Благородный олень, выскочивший было на поляну, в испуге отпрянул назад, в густые заросли, указав тем самым биармцу путь к спасению. Только лес мог сейчас укрыть Ерменя от разъяренных ориков, которые, надо полагать, сделают все, чтобы отомстить боярину за смерть титана Ильма. Конечно, биармец мог бы им объяснить, что не имеет к смерти тролля никакого отношения, но вряд ли кто-нибудь станет слушать его оправдания. Снесут голову секирой, как несчастному Ревеню, и дело к стороне.
– Но каков Студень!
Ермень произнес эти слова вслух и в ужасе закрыл рот ладошкой. Студень, конечно, был молодец, но вряд ли в округе найдется хотя бы пара ушей, которой будет приятно это услышать. Похоже, лезвие секиры расторопного мечника было смазано ядом гидры. Ермень никогда не видел действия этого яда, но много слышал о нем. Проникая в кровь, яд разрывал сосуды и превращал живое существо в кусок свежего мяса. И тело титана в этом смысле ничем не отличалось от человеческого. Знать бы еще, кто дал Студеню этот яд. Неужели альвы? Неужели царь Эльмир, в нарушение всех запретов, помог своей дочери убить живое существо? А то, что без участия княгини Турицы в этом страшном деле не обошлось, Ермень нисколько не сомневался. Вопросов у боярина возникло много, но вот ответы на них он может получить только в том случае, если целым и невредимым выберется из Угорья. И биармец заторопился…
Глава 11
Владыка Асгарда
Для боярина Бутуя наступили горячие денечки. Если честно, то боярин не верил, что каган Яртур возьмет Асгард. И еще менее он верил в то, что внуку рахмана Коломана удастся одолеть титана Аримана. Однако и Асгард был взят в один день, и Ариман заснул крепким сном, будем надеяться, что вечным. Бутуй, уже приготовившийся к ужасному концу вместе с миром Яви, воспрянул духом и поклялся самому себе, что будет жить долго и счастливо. Слухи о трагических событиях в замке Асгард по стольному граду ходили разные. В том числе и самые жуткие. Сходились все в одном – без участия богов в этом деле не обошлось. В частности, намекали на Вия и Перуна. Косвенно эти слухи подтверждал след от удара молнии, прошившей Срединную башню от крыши до самого подземелья, который Бутуй видел собственными глазами. Достоверно, однако, было известно только то, что князь Родегаст пал во время битвы, да не просто пал, а был буквально превращен в прах богом смерти Вием. Бутуй узнал эти страшные подробности от витязя Люта, не доверять которому не было никаких оснований. Тем не менее прах Родегаста был погребен с соблюдением всех необходимых обрядов, ибо, как заявил во всеуслышание каган Яртур, погибший князь от богов не отрекался, а ошибиться в толковании их воли может каждый. Такое благородство, проявленное к поверженному врагу, очень понравилось асам, как боярам, так и простым смертным. Но куда более их поразило решение кагана сохранить право выбора преемника князя Родегаста за витязями Асгарда. Спрашивается, зачем тогда Яртур вторгся в пределы многострадальной Асии, неужели только для того, чтобы не допустить Прозрения Аримана? Такое бескорыстие многим казалось невероятным. Тем более что соперником внука Коломана был совершенно никчемный княжич Ратмир. Многие были уверены, что младшего брата князя Родегаста устранят раньше, чем волхвы и витязи провозгласят его в храме Перуна владыкой Асгарда. Однако время шло, а Ратмир продолжал разъезжать по улицам Расены целый и невредимый, повергая тем самым в недоумение мудрых провидцев. Боярин Влад развил бурную деятельность, пытаясь убедить волхвов и витязей, что княжич Ратмир не самый лучший выбор для Асии, и куда разумнее было бы объявить владыкой Асгарда сына князя Родегаста, еще не рожденного, но уже вынашиваемого Лелей. А кагана Яртура объявить хранителем чрева княгини, а потом опекуном родившегося владыки.
Нельзя сказать, что это предложение боярина Влада было совсем уж неразумным. К сожалению, воплощению замысла влиятельного боярина мешали слухи, весьма нелестные для княгини Лели. Да что там слухи, коли боярин Синегуб в открытую заявил о непричастности Родегаста к зачатию ребенка. При этом он ссылался на мнение боярынь, видевших Лелю, которые в один голос утверждали, что княгиня находится не на третьем, а на пятом месяце беременности. В спор, вспыхнувший по этому прискорбному случаю, готовы были вмешаться волхвы, но княгиня Леля на суд ведунов не явилась, подтвердив тем самым нехитрую мысль, что дыма без огня не бывает. После этого волхвам Перуна ничего другого не оставалось, как признать ребенка, еще не рожденного Лелей, бастардом, не имеющим никаких прав на асский стол. Самым удивительным для многих в этой ситуации было, что ни князь Волох, родной дядя Лели, ни князь Авсень, ее отец, ни княгиня Турица, ее бабка, не стали протестовать по этому печальному поводу, признав тем самым правоту белобородых старцев. Для боярина Бутуя такой поворот событий явился прямо-таки даром небес, ибо его имя ни разу не было произнесено в связи со скандалом. И ему не пришлось свидетельствовать против Лели, наживая тем самым кучу могущественных врагов.
