Однако лекарство не действовало. Наоборот хранительница реликвии после возлияния и поглощения второй плитки шоколада еще больше приободрилась, подвинулась ко мне и, положив на колени разноцветную коробочку, спросила:
– А здесь что, маг Блатомир? Тоже волшебство?
– Да. Нижнее белье, – ответил я, разрывая упаковку. – Очень модное, между прочим. Это называется трусики, – взяв двумя пальцами изделие от «Шерлей», я покачал им перед жрицей, демонстрируя тончайшие кружева. – А это – лиф. Сюда одевается, – я приложил лифчик к телу Шельды – туда, где он должен быть, и она взвизгнула от восторга – так громко, что у меня возникли опасения: не сбегутся ли сюда остальные служительницы храма.
– Дорогой Блатомир, давай скорее оденем это на меня! – илийка вскочила, радостно размахивая кружевным бельем.
– Но дорогая Шельда, это одевается на голое тело, – попытался я охладить ее порыв. – Лучше тебе это примерить потом. Как-нибудь сама наденешь перед сном.
– Я все прекрасно понимаю, мой милый волшебник, – полушепотом ответила она и обвила рукой мою шею. – На голое тело. Я жрица – а не дурочка, – тут же ее губы жадно прижались к моим. – Помоги мне раздеться, – еще тише сказала она, гладя кончиками пальцев мою спину.
– Но дорогая Шельда… – бессильно произнес я, озадаченный странным действием клофелина (убойной дозы, надо заметить) и не менее странным настроением непорочной девы.
– Никаких «но»! – приподняв край туники, строго сказала она. – Я хочу примерить твои чудные вещи! Таких точно ни у кого нет!
– А если сюда заглянет Фелосея и застукает меня и тебя в кружевных трусиках или вообще без них? – поинтересовался я, снова расстегивая сумку.
– А я дверь закрою! – илийка метнулась к двери и накинула на петлю крючок. – Теперь раздевай меня, милый волшебник и никого не бойся. Никого! Шельда знает, что делает!
– Одну минутку, – я снова углубился в саквояж, стараясь добраться до аптечки.
У меня возникли подозрения, что вместо клофелина прошлый раз под руку попались какие-то другие таблетки, и их действие вовсе не располагало Шельду ко сну. Опираясь левой рукой на ящик с пивом, правой я кое-как дотянулся до набора медикаментов и услышал сверху веселое щебетание жрицы.
– Блатоми-ир! Мой милый Блатомир, ну куда ты от меня спрятался? Ах, ты снова хочешь сделать мне подарок!
– Да, – выбравшись из сумки, я поставил на стол баночку с клофелином. – Сейчас выпьем по чашечке шампанского с этими вкусными таблетками, и я тебя раздену. Всеми богами клянусь! – пообещал я.
– Наливай! – илийка с готовностью подставила ритуальный сосуд.
Я отсчитал в него шесть таблеток, плеснул из бутылки и размешал. Шельда наблюдала за мной с бесконечным обожанием, тесно прижав к груди кружевное изделие от «Шерлей».
Шипящий напиток мы смаковали стоя, сплетя пальцы свободных рук.
– Как кружится голова! – опираясь на меня, слабо произнесла илийка.
– Да, моя прелесть, – подтвердил я, подводя ее к кровати.
– Ну, думаешь ты меня раздевать? – встрепенулась она. – А-то я разденусь сама. Мне очень хочется примерить эти вещи!
Я уже всей душой сожалел, что достал чертов комплект белья. Теперь у меня было опасение, что таблетки не подействуют на нее уже никогда, даже если я высыплю в ее чашку всю баночку.
– Давай, моя прелесть, – решился я, приподнимая край ее туники. – Потом ляжем, поваляемся в сласть на кроватке.
Когда я приподнял одежду жрицы наполовину, она расстегнула поясок, наклонилась и ловко выскользнула из туники, представ передо мной совершенно нагой.
– Юния Ослепительная! – сминая в руках тонкую ткань, произнес я.
– Голова шумит и кружится! – призналась Шельда, обвив меня рукой и жарко прижавшись ко мне.
Трусики и лиф упали на пол, а жрица слабо подогнула колени.
Когда я положил ее на кровать рядом со шкатулкой, илийка уже спала. Мне подумалось, что нехорошо ее оставлять раздетой, не изведавшей прелести нижнего белья от «Шерлей», и я осторожно надел на нее трусики и кое-как нацепил лифчик. Я хотел заняться извлечением второй половинки ключа из шкатулки, как в дверь постучали.
– Пречистая Шельда… – раздался настороженный голос с той стороны. – Чего ты там закрылась? Фелосея срочно зовет к жертвеннику.
– Не мешайте, она спит! – отозвался я.
Из коридора послышался вскрик и чьи-то быстрые шаги. Хотя служительница храма, после моего ответа в ужасе бежала, мне подумалось, что она не оставит нас с Шельдой в покое и скоро вернется с целой армией непорочных дев. Требовалось быстрее достать медную часть ключа и убираться отсюда, пока меня не обвинили во всех мыслимых грехах. Я схватился за шкатулку и минуту-другую разбирался, как она устроена, осматривая ее со всех сторон. Ни крышечки, ни какой другой части, открывающий путь к реликвии я не обнаружил. Наверное, завладеть медным цилиндром можно было, лишь сняв стекло. Поддев его кончиком ножа, я начал обходить шкатулку по краю, все глубже вонзая лезвие. Под сильным нажимом железные пластинки постепенно отгибались, и, наконец, стекло выскочило, ударившись о край стола и разлетевшись на куски. Едва я добрался до реликвии, коридор задрожал от топота множества ног. Освободить цилиндр из хватки несчастного герцога я не успел.
– Госпожа Шельда! Госпожа Шельда! – послышалось из-за вздрагивающей от ударов двери. – Скорее откройте!
– Гред вас вразуми! Спит она! – возмутился я, отгребая ногой осколки стекла под стол.
– Эй вы, маг Блатомир или кто там еще! Немедленно откройте! – раздался чей-то резкий голосок.
Тут же в щель просунулось лезвие кинжала и скользнуло вверх в поисках крючка, запирающего дверь.
– Убирайтесь демону в пасть! – посоветовал я, бросил руку герцога вместе с реликвией в саквояж и метнулся к окну.
Отдернув шторку, я обнаружил, что окно было узким. Слишком узким, вдобавок перегороженным крест на крест железными прутьями. Только теперь я осознал, что нахожусь в западне, и жрицы, если ворвутся сюда, вполне способны отобрать у меня вторую половинку ключа, вдобавок защекотав до смерти серебряными кинжалами. А лезвие одного из них, звякнув крючком, опустилось и снова поползло вверх. За дверью раздавался негодующий ропот.
От неприятных мыслей у меня пересохло во рту. Схватив со стола чашу, я допил остаток шампанского. Нервно растирая языком какие-то крошки, попавшие в рот, задумался, как мне выйти из неловкого положения.
Дверь задрожала от ударов чьих-то сердитых кулачков. В щель снова просунулось лезвие кинжала. На этот раз им управляла более умелая рука: крючок, крепко застрявший в петле, двинулся с места. Мне ничего не оставалось, как воспользоваться сумкой – нашей с Анькой хитростью, спасшей недавно от душегубов виконта Марга. Едва я сел на ящик с пивом и тихонько опустился ниже, дверь с грохотом распахнулась.
