— Как давно это со мной произошло? — сказал я. — И что, собственно говоря, это такое?
— Доктор говорит, вас нельзя беспокоить…
— Александр, я уже беспокоюсь. Когда это случилось?
— В день первого наезда подольских, шеф, — сказал он тихо. — Вас нашли на парковке рядом с вашей машиной. Вы лежали на асфальте, и мы подумали, что случилось худшее…
Знаю я, что они подумали. Что шеф задрал ногу и пописал не на то дерево, и мгновенно получил ответку. Но на такую оперативность подольские не способны.
— Как давно?
— Три недели, шеф.
— Какой диагноз?
— Шеф, я не…
— Вы знаете диагноз, Александр, — сказал я. — Не верю, что не знаете. Говорите.
— Э-э-э…
— Я все еще жду.
— Шизофрения, — выпалил он. — Вялотекущая, отягощенная кататоническим кризом или еще чем-то там.
— Бред, — сказал я. — Шизофрения — не ветрянка, ею нельзя заразиться, и она не начинается просто так. Должны быть симптомы.
Он виновато развел руками, как будто и в самом деле посодействовал развитию моего заболевания.
— Так говорят врачи.
— Меня проверяли? — спросил я. — Может, мне вкололи какую-то психотропную гадость?
— Нет, шеф, — сказал он. — Проверили сразу же, как только доставили вас сюда. Все чисто.
— Значит, я сам тронулся, — сказал я.
Александр промолчал. Любой комментарий с его стороны был бы нетактичным.
— Дать вам сигарету, шеф? — спросил Александр.
— Я бросил, — сказал я и заметил удивление в его глазах. — Да, ваш босс свихнулся настолько, что бросил курить.
— Шеф, — сказал он, — я пойду, мне надо…
— Идите.
Даже здесь, даже привязанный к койке, даже буйный сумасшедший, я все равно был его начальником. И только что при помощи одного телефонного звонка продемонстрировал, что даже из психушки способен контролировать ситуацию и решать возникающие проблемы. Александр никогда не был амбициозным и не метил на мое место, роль зама его всегда устраивала, и все же после сегодняшнего он дважды подумает, прежде чем решится на какой-нибудь неосторожный шаг.
Он трижды стукнул в дверь, и его выпустили. Проем оставался открытым, но за ним я успел рассмотреть массивную фигуру санитара. Для того чтобы прикрутить меня к койке, таких, как он, потребовалось бы штук шесть. На какое-то время меня оставили в покое, но я знал, что ненадолго.
Значит, это все-таки правда, отрешенно подумал я. Нет никакого другого мира, нет угрожающего ему Темного Властелина, нет Моргана, сэра Реджи и славного Кимли, нет Ущелья Рока и тайного прохода в горах, нет эльфов и нет моей большой любви. Все это лишь плод моего больного разума. В последнее время я дважды пришел в себя — значит ли это, что я иду на поправку? Но ведь шизофрения неизлечима, особенно вялотекущая, и приступ может случиться в любой момент.
Все мои приключения с того момента, как на своей заправке я встретил чудесный фантом, были сном, и ничем более. Очень реалистичным, очень правдоподобным, но сном. Перечитал я сказок в далеком детстве, вот как оно теперь повернулось.
Правая рука моя была свободна, Александр так и не решился прикрутить ее обратно, и освобождение от остальных пут было делом пяти минут. Распутав ремни, я осторожно спустил ноги на пол. Слабости от долгого лежания почему-то не было.
Я осмотрел свое бедро и особенно тщательно — место, куда вошла сталь Пожирателя Душ. Шрама не было.
Бред.
Но я никак не мог в это поверить. Слишком реальными были воспоминания, даже более реальными, чем вся моя предыдущая жизнь.
Бред.
Но откуда я мог взять такие подробности о рукопашном бое, чтобы выдумать сэра Реджи? И вообще, то, что со мной происходило, не было похоже ни на одно из прочитанных мною произведений.
Морган — Гендальф Серый, сэр Реджи — Арагон, сын Арахорна, Кимли, сын Дэринга — Гимли, сын Глоина, и имена у них схожи, Галадриэль — Галадриэль, Бранд — Элронд? А братаны, халявщики и доишники — перенесенные в выдуманный мир персонажи из моей жизни?
Но я не слишком тяну на роль хоббита.
«Властелин Колец» в свое время был для меня настоящим откровением, но не настолько, чтобы я стал ездить на «хоббитские игрища» каждый год и отождествлять себя с литературным персонажем. И я регулярно проходил проверки у психиатров — в армии и после, когда получал медицинские справки для ГАИ и для разрешения на ношение оружия. Никто никогда не находил у меня признаков шизофрении.
Морган — Мерлин, сэр Реджи — король Артур, а я — Ланселот? Или я король Артур, а Ланселот — сэр Реджи? Галадриэль, тогда — Гвиневра, а Темный Властелин — как там звали главного злодея? Кажется, Мордред.
Тоже не сходится.
Где моя Серая Гавань, где поле под Кампланном?
Вся наша жизнь — бред, сказал мне кто-то, встреченный НИГДЕ и НИКОГДА.
Какой бред мне нравится больше? И волен ли я выбирать между ними?
Еще Марк Твен говорил, что сумасшедшие более счастливы в своей жизни, чем так называемые нормальные люди. Сумасшедшие живут в своем собственном мире, мире грез, они могут выписать вам чек на миллион долларов, снабдить рекомендательным письмом к турецкому султану, объявить ультиматум Соединенным Штатам, если те не перестанут маяться дурью и бомбить Багдад. И они искренне верят, что все это и есть настоящая жизнь. А я? В какую жизнь я верю?
Если в эту, то почему мои руки тоскуют по рукояти боевого меча, почему мое сердце тянет к прекрасной Галадриэли, почему мне не хватает рядом Моргана, Кимли и сэра Реджи?
Если в ту, то почему я отдаю приказы Александру и звоню Тенгизу с просьбой уладить мои проблемы?
Или я сплю в своей палате в больнице для умалишенных, и мне снится моя война с Темным Властелином, или я сплю в тайном проходе гномов, и мне снится моя прежняя жизнь, только преломленная через какую-то кривую призму. Какой вариант верен?
А если я живу и там, и там, ведь бывает же, наверное, и такое, то какую сторону мне следует выбрать навсегда и как это сделать?
Если я сплю сейчас, то как мне проснуться?
Дверь открылась, и в палату протиснулся доктор Кац, знакомый мне по прошлому… пробуждению? Кошмару?
Его удивление при виде меня, спокойно сидящего на кровати и смотрящего в стену перед собой, было недолгим.
— Санитары! — зычно крикнул он в коридор, и мою палату заполнили четыре фигуры в белых костюмах.
Шутите, ребята, подумал я, вас только четверо, и со мной вам не совладать. Может, вы и привыкли иметь дело с буйными больными, но такого, как я, видеть вам еще не приходилось.
Как бы там ни было, я не собирался валяться в постели, словно овощ.
