И выжить… Мама, какая я дура-а-а…
Для того, чтобы успокоить расплакавшуюся девочку, пришлось позвать медсестру, и через полчаса, когда бледный, как смерть, ребенок, забившись в угол кресла рядом с матерью, красными от слез глазами смотрел куда-то на летное поле, Кириллов смог поговорить и с ее родителями.
Его аргументы оказались достаточно весомыми, и через несколько минут уговоров мама девочки, пряча глаза, убирала оба конверта с деньгами в потертую «парадно-выходную» сумочку, которой, по прикидкам Михаила Вениаминовича, должно было быть как минимум лет пятнадцать.
— Я схожу в его школу сразу же после прилета! — тараторила она, видимо, пытаясь скрыть стеснение. — Думаю, что директор школы мне поможет… Мы передадим деньги, вы не сомневайтесь, ладно?
— Большое спасибо… Я не сомневаюсь… Передайте директору школы, что к матери Соломина я приеду сам, ладно? — тяжело встав, Кириллов оглядел сидящих вокруг жертв «террористов», и, попрощавшись со всеми, двинулся в сторону выхода…
— Мишенька! Ты куда, мальчик мой? — визг возмущенной до глубины души тещи заставил его вздрогнуть. — А поговорить с мамой? Ты что, сынуля, не соскучился?
Дождавшись, пока вырвавшаяся из-под опеки офицера GIGN женщина добежит до него, Кириллов устало посмотрел на возмущающуюся родственницу, и, жестом заставив ее замолчать, пробормотал:
— Позвоните дочери. Соскучилась она. Кстати, мы с ней разводимся. Прощайте…
И зашагал прочь…
Глава 44. Вовка Щепкин
Первые четыре дня на Бардаке — так я окрестил планету буквально на второй день, — прошли под знаком борьбы со следствием неразборчивости в выборе сексуальных партнеров. С зудом и мелкой сыпью по всему телу. Особенно «блудливым», как ни странно, оказался Мымрик — видимо, на их планете блюсти нравственность являлось одним из основных табу. И в результате на третий день он с трудом сосредотачивался на беседе с отловленным Кореневым языком, то и дело корректируя программу своего автомеда. А если серьезно, то процесс адаптации к новому миру здорово действовал на нервы. И не только ему. Правда, всем остальным было заметно легче: изменения, внесенные в наши организмы еще на Ронтаре, позволяли адаптироваться заметно быстрее и легче.
На пятый день зуд начал стихать, сыпь практически исчезла, и у злых, как черти, девиц снова появилось настроение жить. А вот у бедного пленника оно окончательно пропало — во-первых, его организм крайне негативно среагировал на контакт с такими заразами, как мы, и на второй день «общения» с нами бедный мужик чуть не загнулся. Во-вторых, режим его допроса с использованием медикаментозных средств и всякого рода аппаратуры вымотал бы даже такого здоровяка, как Угги. Пятнадцать-шестнадцать часов в день промывания мозгов быстро превратили и так не особенно болтливого аборигена во что-то вроде водоросли: все время между попытками вытянуть из него информацию он проводил в забытье, с трудом выходя из него для приема пищи или удовлетворения нужды. Однако Мымрик, первые сутки пытавшийся рассуждать о каком-то там гуманизме, быстро понял, что сроки пребывания в этом мире зависят и от скорости выполнения им своих обязанностей, и, забыв про вбитые на службе принципы, принялся терзать беднягу с утроенным энтузиазмом.
Результат не заставил себя ждать: на шестой день мы быстренько выучили основы местного языка, потом прошли полуторачасовую процедуру записывания на подкорку полученной Мымриком информации, и еще часов пять пытались разобраться в том, что он нам туда понапихал. Результат напряженной работы мозга можно было выразить одним словом. В период кризиса на Земле переживающим пик популярности. Или несколькими отглагольными прилагательными сексуального характера. Если бы не присутствие дам, я бы не стал сдерживать рвущуюся наружу тираду, и облегчил бы душу, но, увы, такой возможности мне не дали:
— Только без мата, Вовочка, только без мата! — увидев выражение моего лица, криво усмехнулась Маша. — Веришь, все, что ты можешь сказать в данный момент, просто витает в воздухе… Давай лучше думать, как из этого всего выбираться…
А то я что-то начинаю напрягаться…
А напрягаться было с чего. Мегаполис Дейнор, на втором ярусе которого мы обретались, был одним из десятка городов этой чертовой планеты, в котором еще теплилась жизнь. Вернее, не совсем так — население двадцатимиллионного города никуда не делось, но то, чем они занимались, назвать жизнью не получалось даже с очень большой натяжкой. За восемьдесят с чем-то местных лет, прошедших с момента первого контакта с инопланетным разумом, некогда могучая цивилизация сумасшедшими темпами скатывалась к первобытнообщинному строю. В настоящее время функционировали только предприятия, выпускающие продукты питания и предметы первой необходимости, системы жизнеобеспечения мегаполиса, сеть городских центров здравоохранения, школы первого уровня обучения и местная полиция, работающая на новых хозяев Бардака. И все! Если, конечно же, не брать во внимание теневую экономику, которая делала все, чтобы жизнь обычного горожанина не закончилась после обследования в «окружном» Центре Обследования и Планирования, паутина которых буквально окутала каждое мало-мальски значимое поселение планеты. А хоть как-нибудь, но продолжалась дальше. Синтетические наркотики, производящиеся практически «на коленке», раскупались «на ура», и принимались с таким энтузиазмом и с такого возраста, что к двенадцати годам — времени первого осмотра в «ЦОиП», около двадцати процентов населения уже зарабатывала необратимые изменения внутренних органов и головного мозга. К шестнадцатилетию два из трех местных жителей не проходили Базовый Осмотр, отбраковывались и… предоставлялись сами себе. То есть продолжали медленно умирать, не в силах отказаться от наркотической зависимости. Зато сохраняли какое-то подобие свободы воли, семьи и близких людей. Некоторым счастливчикам удавалось слезть с местного подобия «иглы», и продержаться несколько лишних лет.
Или оплатить «процедуры» в подпольных клиниках, после которых жить становилось заметно легче.
Если бы не «продвинутая» система воспроизводства населения, при которой дети рождались в результате искусственного оплодотворения и из пробирок, а потом распределялись среди тех, кто не прошел Базовый Осмотр, и существовал в жилых ярусах мегаполисов, то цивилизация наркоманов давно бы приказала долго жить…
Лаэрры — цивилизация, с которой столкнулись аборигены планеты Меген, тоже старались заботиться о людском стаде: «родители» прошедших Базовый осмотр получали крупные денежные премии. Только вот соперничать с местной наркомафией у них получалось не очень. И Лаэрры с ней боролись. Как могли. Все увеличивающаяся зона покрытия полями подавления вынуждала переносить подпольные производства «дури» все глубже под землю или в заброшенные города планеты, и придумывать новые, все более рискованные пути ее транспортировки. Однако барыши, получаемые с продаж каждой дозы, заставляли местные группировки вкладываться в самые рискованные проекты, набирать все новых и новых курьеров, и воевать между собой. Правда, по нашим меркам войны получались какие-то несерьезные — использовать что-либо технологичное под полем подавления как-то не получалось, и в ход шло все, чем можно было резать, колоть и дробить. Ножи, арматура, дубинки и тому подобная дребедень. Особо серьезные разборки между кланами устраивали в местах, где еще не было генераторов полей, и там уже отрывались на славу — судя по рассказам нашего местного друга, в таких перестрелках погибали сотни бойцов с каждой стороны. Если, конечно, процесс не прерывала полиция: стражи порядка быстренько отсортировывали физически годных, а остальным устраивали что-то вроде «промывания мозгов», после которого человек переставал адекватно воспринимать действительность, превращаясь в подобие куклы, запрограммированной на выполнение самых простых действий — сна, еды, питья и примитивной работы на еще действующих предприятиях.
