— Когда разденетесь, встанете вот сюда и прикоснетесь к этому квадратику… — отчаянно жестикулируя, объяснил он. — Потом задвинете панель, и ждите — мойка включится автоматически. Не забудьте зажмуриться — дезинфицирующая взвесь слегка разъедает слизистую. Когда подует теплым воздухом, можно открывать глаза и выходить…
— И все? — на всякий случай поинтересовалась я.
— Да… — удивленно ответил хозяин квартиры. — Кстати, фильтры давно пора менять, поэтому вода не очень свежая…
— В смысле? — задергалась я. — У вас нет водопровода?
— Есть. Но оплачивать большой объем воды я не в состоянии. Приходится использовать фильтрацию и замкнутый цикл…
— Знаешь, Угги, я, пожалуй, потерплю, пока они не вернутся… — меня аж передернуло от отвращения. — Будут деньги — будем мыться. А пока что-то не хочется…
Следующие минут сорок мы с Угги посвятили тренировке — пока Олег, нацепивший относительно чистые вещи Мэлзина, найденные в шкафу, вместе с ним покупал нам одежду, мы неплохо поработали в паре, заставляя себя соображать в джуше, а бить, как обычно. Получалось так себе, но… все-таки получалось. К возвращению моего благоверного я более-менее схватила новое для себя состояние, и, выгнав из квартиры Мэлзина, принялась переодеваться.
Чертов балахон путался в ногах, натирал под мышками, и действовал на нервы омерзительно-коричневым цветом и фактурой ткани. Минут пять, повозившись с подолом, так и норовящим попасть под ноги, я вдруг сообразила, что одеть все это «великолепие» можно и поверх своей одежды — тогда я ничего себе не натру, и, в случае необходимости, избавившись от дурацкой накидки, не останусь голой.
Быстренько переодевшись, я задрала рукава к локтям, закрепила универсальные ножны на предплечьях, и, встряхнув руками, попробовала достать клинки.
Рукава, конечно же, мешались, но в принципе мне это удавалось.
— Ладно, все равно красивее не буду… — буркнула я, и, посмотрев на Угги, расхохоталась: в местной одежде, чем-то напоминающую рясу, здоровый и широкоплечий парень почему-то казался колобком!
— Что во мне не так? — удивленно спросил он.
— Да все так… Просто со стороны ты похож на пузырек… — ухмыльнулся Олежка. — Я, наверное, тоже…
— Угу… — хихикнула я. — Вот такими вы станете, когда перестанете тренироваться, отожрете животы и превратитесь в противных желчных старикашек…
— Не надейся… — буркнул Угги, закрепляя ножны так же, как это сделала я. — Я умру молодым и красивым…
— Ладно, молодой и красивый, бери ноги в руки и вали вниз… Через час нам надо быть в «Доллс»…
— Где? — услышав знакомое название, я пару раз икнула.
— Да в местном ночном клубе… — расхохотался Олежка. — Мэлзин говорил, что там иногда баб заставляют танцевать…
— То есть ты считаешь, что я — баба? — остановившись на пороге, поинтересовалась я.
— В этом вечернем платье, пожалуй, да… — хмыкнул он, и, не дожидаясь, пока я начну бурчать, подскочил ко мне вплотную и нежно поцеловал в губы. У меня тут же перехватило дыхание, и я растаяла:
— Уговорил, противный… …Из Олега бы получился отличный актер: развалившись на пластиковой лавке и закинув ноги на соседнюю, он вел себя точно так же, как и местное быдло, расположившееся за соседними столиками. Хамство, уверенность в собственной исключительности, презрение ко всем окружающим и ничем не прикрытая агрессия из него так и перли.
Однако за сорок с лишним минут, проведенных в этой мерзкой забегаловке, подобное поведение еще никого не заинтересовало: видимо, тут хватало своих хамов, и новый, пусть даже и очень крупный, на общем фоне ничем особенным не выделялся.
Единственным, кто не сводил с нас взгляда, был то ли бармен, то ли хозяин заведения — по его мнению, приобретение всего четырех бокалов мерзкого пойла за такой длительный промежуток времени могли говорить только о нашей неплатежеспособности. И, как ни странно, он был прав — средства на браслете Мэлзина уже закончились. И купить еще бокал чего-нибудь мы были не в состоянии.
А вокруг, как назло, было тихо и спокойно — никто не пытался нарваться на неприятности, померяться силой, храбростью или гонором. А начинать бучу первым Олежке как-то не улыбалось — в отличие от остальных посетителей, мы были тут новичками. И конфликтовать с охраной на пустом месте не было никакого резона.
— Если в ближайшие минут двадцать к нам не пристанет ни одна падла, придется что-нибудь замутить… — вполголоса буркнул Коренев и недовольно поморщился: идея со стриптизом, высказанная дома у Мэлзина, не нравилась даже ему самому.
Я дисциплинированно промолчала: в этом кабаке женщины права голоса не имели. И, вместо того, чтобы предложить что-нибудь альтернативное, снова задумчиво посмотрела по сторонам.
Вообще, опыта пребывания в разного рода злачных заведениях нескольких обитаемых людьми миров мне хватало — человек оставался человеком везде, куда бы его ни забросила судьба или непонятные мне законы миграции между планетами. Харчевни и постоялые дворы Ронтара и Элиона по сути, мало чем отличались от ресторанов Земли: в каждом из них страждущий выпивки и жратвы находил достаточно широкий ассортимент напитков, еды и, частенько продажных женщин. И все это для того, чтобы «оторваться» на славу. И поэтому атмосфера во всех этих заведениях была приблизительно одинаковой. И, можно сказать, привычной. А в этом чертовом кабаке я отчего-то чувствовала себя не в своей тарелке! Во-первых, здесь не было музыки.
Вообще. Не грохотали динамики, не выли и не бренчали на чем-нибудь, способном издавать более-менее мелодичные звуки бродячие музыканты. Мало того, ни одна подвыпившая компания не пыталась оглашать помещение ревом «Ой, цветет калины», «Мурки» или их местных аналогов. Никому не били морду, не объясняли правил поведения рядом с «уважаемыми» людьми. Не домогались до официанток и не придирались к качеству приготовленных блюд. Вместо этого большинство посетителей тупо смотрели в небольшие блестящие вращающиеся шары, установленные практически на каждом столике, и не реагировали даже на стук периодически открывающейся и закрывающейся входной двери. Если бы в воздухе присутствовал хоть какой-нибудь посторонний запах, я бы сказала, что это не бар, а притон наркоманов. И тем, кто находится в состоянии прострации, все проблемы этого мира просто по барабану.
Чуть позже у меня мелькнула мысль, что если я начну танцевать даже абсолютно голой, вряд ли на меня среагирует хоть кто-нибудь. Что, как ни странно, меня слегка уязвило.
Судя по всему, та же мысль пришла в голову и Олежке — минут через пятнадцать бестолкового сидения он расстроено поморщился, и, посмотрев на меня, вполголоса буркнул:
— Ладно, как говорила обезьянка в том анекдоте, потусовались и хватит… Пора валить к ребятам… Тут нам ничего не обломится…
— Угу… — одними губами прошептала я. — Только я бы перед уходом сходила в туалет…
— Вон тот коридор, слева от перегоревшего светильника… — мгновенно сообразив, что я не знаю, куда идти, подал голос наш провожатый. — По-моему, вторая дверь по правой стене.
