– Да, я и об этом думал, – ответил я. – Но мы не найдем пути обратно во времени, если будем следовать стандартным картам.
Роланд вздохнул.
– Верно. Все же кажется, что должна быть альтернатива тому, чтобы слепо мчаться через один неизвестный портал за другим.
– Если что-нибудь придумаешь, дай мне знать.
Роланд вздохнул.
– Так я и сделаю.
15
Мир, где можно пересесть с путей одного лабиринта на другие.
Эта планета была велика. Больше, чем все, которые я видел. Как и большинство таких планет, это была беспризорная луна газового гиганта. Судя по кажущейся дистанции до горизонта, я решил, что эта планета примерно в два раза больше Луны, что делало из нее вполне самостоятельную планету. У нее была и атмосфера, что-то вроде биотического супа. Никаких форм жизни мы пока не видели, но тут никогда нельзя сказать наверняка. Можно просто так гулять себе на солнышке, и какой-нибудь разумный кристалл похлопает вас сзади по плечу и спросит, сколько сейчас времени. Или же предложит вам продать свою сестру. Но, как бы там ни было, место это выглядело мрачным и безжизненным: плоские равнины грязно-белого льда, на которых время от времени появлялись темные скалы, стоящие по диагонали от дороги. Небо было серое, с крохотным расплавленным огоньком солнца, которое было прямо перед нами. В сорока пяти градусах справа от нас газовый гигант прорезал серое небо молочно-белым полумесяцем.
Мы вошли в струю дорожного движения, когда выехали на основную часть Космострады. Самые невероятные инопланетные машины обгоняли нас, виляя между рядами движения. Их формы были такими же странными, как и их цвета, некоторые были круглые, как луковицы, некоторые поразительно правильной геометрической формы, некоторые гладкие, низкие и тонкие. Несколько машин, которые нам встретились, я просто не в силах описать. Мимо нас в один прекрасный момент проплыло что-то, весьма похожее на слабо соединенные между собой мыльные пузыри, машина испускала тоненький предупредительный сигнал. Еще дальше миниатюрная машинежка, напоминавшая механическую заводную собаку, промчалась мимо, словно сбежавшая детская игрушка. Сияющий голубой многоугольник прорысил мимо нас, потом прибавил скорость и потерялся в потоке машин.
Мы были на прямом отрезке, который шел по ледяным равнинам. Первое ответвление к порталу должно быть примерно в тридцати километрах. Появились знаки, словно плясавшие от нервического шрифта, которым были выполнены надписи. Мы оказались в организованном, цивилизованном лабиринте. В чьем – я не знал. Я не узнал в этих символах письма ногонов. Наверняка мы навсегда покинули лабиринт ногонов, а теперь находились в расширенном лабиринте, куда относился и лабиринт ногонов. Сумасшедшие карты Рагны не сделали яснее обозначений на щитах, смысла которых мы не понимали.
– Ну что, воспользуемся первым поворотом?
– По мне замечательно, – сказала Сьюзен.
– Остальные не возражают?
Остальные не возражали. Я вызвал Карла и Шона и сказал им, что мы намечаем делать.
– По мне все прекрасно, Джейк, – сказал мне Карл. – Лори тоже считает, что это хорошая мысль.
– Нам все равно, – сказал Шон, – нам безразлично, бросить ли жребий сейчас или же пилить еще с десяток килокликов.
– Ладно, тогда порядок, – сказал я, – мы воспользуемся первым поворотом. Подтвердите, как поняли.
– Подтверждаем!
– То же самое!
Я откинулся назад и убрал ногу с педали газа. Хорошо, что дела постепенно улаживались. Пусть жребий будет брошен.
– Сэм, – спросил я, – как насчет какой-нибудь музыки?
– Ну, у тебя не иначе как просто замечательное настроение. Что поставить?
Я редко ставлю музыку, пока нахожусь за рулем. Не то, чтобы мне это не нравилось – наоборот. Мне нравится музыка, и мне не по себе бывает, когда я не могу отдать ей все свое внимание. Я не верю в такое отношение к музыке, где она что-то вроде обоев – только фон и ничего больше. Еще причины: вкус у меня тяготеет к классике, что резко отделяет меня от остальных моих коллег – водителей тяжеловозов. Хотя я очень редко думаю о том, что они обо мне подумают, все-таки иногда неприятно, что тебя считают каким-то извращенцем, а переварить ту мерзость, которая нынче считается популярной поп-музыкой, я не могу. Поэтому я обычно предпочитаю тишину.
Но после тех выступлений, которыми нас одарили Дарла и Сьюзен, тишина стала казаться несколько принужденной.
– Как насчет Баха? Что-нибудь небольшое было бы просто замечательно.
– Сейчас сделаем.
– Погоди, я передумал. Лучше что-нибудь подходящее к такому дикому пейзажу. Как насчет Бартока, «Концерт для оркестра»?
Сэм выполнил мою просьбу.
Я оглянулся и обнаружил, что стал предметом ошеломленных взглядов.
– Барток? – одними губами произнес Роланд, подняв брови в отстраненном, почти клиническом удивлении.
– Ты во многих отношениях очень странный человек, – прокомментировал ситуацию Джон.
– Джон, – ответил я, – как тебе понравится: пешком прийти к Большому Взрыву?
– Прошу прощения.
На самом деле меня такое замечание вовсе не обидело. Я уже привык к подобным происшествиям. Ну и что, ну и пожалуйста: я вожу тяжеловоз и люблю классическую музыку. Ну и поцелуйте меня в задницу.
– Я всегда поражался, как мне удалось вырастить такого чудака в качестве своего сына.
– Сэм…
– Что?
– Ладно, неважно, – ответил я.
Движение стало плотнее, и временами приходилось довольно трудно, когда беззаботные инопланетные водители пытались обогнать нас для того, чтобы занять местечко получше в том или ином ряду. Я несколько раз предостерегающе ударил по клаксону и пугающе вильнул в ответ. После того все решили объезжать нас подальше. Разумное решение, потому что я вполне способен пустить этаких дорожных свиней на ветчину и окорока.
– Роланд, – спросил я, – тебе пока не видно, где поворачивать?
Выглянув в густой суп за окном, Роланд ответил:
– Нет, пока нет.
– Приглядывай, чтоб не пропустить, ладно?
– Разумеется.
Я обернулся назад, к Сьюзен. Теперь она тихо плакала. Она почувствовала на себе мой взгляд и сперва вопросительно посмотрела на меня. Потом быстро покачала головой, словно желая сказать: «Оставь меня в покое!».
Ладно, пожалуйста.
Я прижимался к самому правому краю быстрого ряда. Быстрый ряд по земным стандартам шириной примерно в два ряда. Остальная часть дороги была занята обратной дорогой, то есть теми рядами, по которым шло встречное движение. Для Космострады такие дороги бывают шириной только в полтора ряда, потому что большая часть движения по Космостраде была организована таким образом, что оно идет только в одном направлении. На дороге обычно нет никаких пометок. Металл покрытия никогда не принимает на себя никакой краски. Но если заехать на неположенную полосу, то начинаешь ощущать неприятную и очень тревожную вибрацию. Однако совершенно не видно, что могло бы ее производить, так как не видно никаких электронных устройств. Однако, когда проведешь на Космостраде примерно клик или около того, то начинаешь как бы видеть эти ряды. Это странно, но это так и есть. Я мог их видеть, могу и сейчас. Нахальные инопланетные водители все время старались обогнать нас по самому внутреннему краю полосы, и мне не хотелось, чтобы они отрезали нас от возможности свернуть. Поэтому я стал вести машину по самому внутреннему краю полосы. Вибрация может причинить головную боль, если долго так ехать, но нам очень скоро предстояло свернуть с дороги.
