– Несколько месяцев назад. Два или три. Мы очень долго договаривались.
– Угу. Ну что же, если верить расписанию событий, как их представляет Дарла, дельфийскую серию на члене Ассамблеи Марсии Миллер провели только месяц или около того назад. Они тогда могли только узнать про кубик.
– Да, тут можно рассматривать и временной элемент. Хм-м-м… – Длинная пауза. – Мне кажется, ты прав тут, Джейк. Когда я с ними торговался, у них могли быть только слухи и сплетни, на которых они основывались. Ходили слухи, что у тебя есть артефакт, созданный самими строителями Космострады, карты. Они знали, что это не Винни – разумеется, они не сочли нужным сказать об этом мне…
– Никто не знал и не мог предсказать, что Винни отправится в это путешествие с нами вместе. То, что мы ее подобрали, было чистой случайностью.
– Так я и понял. Как я уже говорил, в то время, когда мы заключали эту сделку, только власти могли знать, что у тебя есть карта дороги неизвестного происхождения и вида. Несколько месяцев спустя они узнают насчет кубика.
– И, совершенно естественно, – сказал я, – они посчитают, что кубик и есть карта.
– Естественно. Но мне-то они должны были сказать, черт возьми. – В его голосе звучала обида.
Я рассмеялся.
– И они бы сами себе подстроили так, чтобы с кубиком остался ты. Не говори мне, что ты не стал бы торговаться с ними так, чтобы немного изменить уже заключенную сделку.
– Мне, право слово, неудобно. Конечно, ты прав.
– Еще бы тебе не было неудобно, ты, сукин скользкий сын. Когда ты поймал нас на борту «Лапуты», даже я не знал, что у Дарлы есть черный кубик. Казалось, тогда она присоединилась к вам, ребятки.
– Да, шлюха такая. Я на твоем месте был бы с ней очень осторожен, Джейк.
– Я так и делаю.
– Но… – голос устало вздохнул. – Но разве я в любом случае не оказался бы с черным кубиком в руках? – Задумчивая пауза. – Нет, наверное, нет. Я никогда и не подозревал, что черный кубик у Дарлы.
– Нет, конечно, и ты не получил бы его до тех пор, пока не перестал бы водить отца Дарлы за нос, уверяя его, что все делается только затем, чтобы защитить этот ваш рэкет с лекарствами и их контрабандой.
– Понял. Этот дурак… этот презренный идиот… А потом он берет и стреляет в меня за здорово живешь.
– Его самый лучший жест в жизни.
– Ей-богу, Джейк, как ты можешь? Но мне все-таки кажется, что в конечном итоге я и так узнал бы про кубик. Разве власти не рисковали совершенно отчаянно? В конце концов, разве они не знали, что кубик у Дарлы? А?
– Я не уверен, – сказал я, – может, и знали. Если нет, то я готов поспорить, что, когда они промыли мозги Миллер и посмотрели, что они там нашли, они по-настоящему обеспокоились. Видимо, именно тогда они послали Петровски достать кубик. Тогда весь разговор с тобой был аннулирован.
– Ах, Петровски. Да-да, я понимаю, понимаю, – голос стал совсем похоронным. – Все это сходится в одну картинку, правда, Джейк? Джейк, у тебя просто замечательно получается дедукция.
– Элементарно, моя драгоценная дерьмушка.
– Пожалуйста, Джейк, не надо. Пока что я тебя не оскорблял.
– А я не чувствую к тебе ни малейшего дружелюбия, – ответил я.
– Наверное, нет. Не могу сказать, что это меня удивляет. И я должен признать, что во время всей этой компании я вел себя так, словно вез немалое количество дерьма в своей черепной коробке. Я сделал немало неверных шагов.
Я был поражен.
– Настоящий Кори Уилкс никогда бы не признался в чем то подобном.
– Нет? Наверное, нет.
– У меня к тебе вопрос.
– Валяй, – ответил голос.
– Почему власти согласились нанять тебя охотиться за мной? Почему они изначально не напустили на меня Петровски? Или еще кого-нибудь из разведки милиции. Почему тебя?
– Несколько причин, – ответил голос Уилкса. – Во-первых, я считаюсь одним из самых талантливых членов разведки милиции, я там служу уже многие годы. У меня чин инспектора-подполковника. Разумеется, отдел разведки в штатском.
Я улыбнулся и кивнул.
– Сэм и я всегда подозревали, что ты агент разведки милиции.
– Вот видишь, теперь ты понимаешь, что все это делалось в ходе выполнения служебных обязанностей.
– Конечно.
– Кроме того, Космострада и все, что происходит на ней – это моя епархия работы, и, учитывая мои связи с тобой, естественно, что именно меня выбрали для этой работы.
– Понятно, звучит вполне логично.
– А Петровски… если он все еще жив. Он вообще-то весьма уже насолил властям, к тому же его спутница жизни оказалась двойным перевербованным агентом. Он вряд ли пришел им на ум как самая подходящая кандидатура.
– Правильно. – Я снял ноги с панели управления, сел боком на сиденье и положил ногу на ногу. – Ну, а что теперь?
– Ей-богу, не знаю, Джейк, – сказал голос. – Я играю в эту игру просто по наитию. Наверное, ты передашь мне кубик, а я…
– Сперва я хочу, чтобы Сэм вернулся обратно.
Голос умолял меня:
– Джейк, ты его получишь обратно, не волнуйся.
– Если ты с ним что-нибудь сделал…
– Я же сказал: не волнуйся. Он в замечательном состоянии. Я просто стер его из главной памяти. Его матрица в замечательном рабочем состоянии, и ты сможешь загрузить его обратно в любой момент, когда тебе этого захочется. Как только я дам команду. Вообще-то говоря… – Длинная пауза. – Пока мы с тобой говорим, Сэм делает что-то странное на микрокодовом уровне. Хм-м-м, какого черта?..
Я злорадно улыбнулся.
– Черт побери! – сказал с ужасом и восхищением голос Уилкса. – Я же чувствовал, что это оборудование трехмерно, но у меня никогда не было и тени подозрения… нет, вы только посмотрите, только посмотрите…
– Что-нибудь интересное? – спросил я, переждав несколько минут.
– Очень. Это действительно очень странно. Если бы только там, в мастерской, у меня было побольше времени… Потрясающе. Что можно тут поделать?
– Если не можешь штурмовать замок по лестнице, надо копать под стенами,
– ответил я.
– Верная метафора. Она сюда очень подходит. – Голос воспроизвел восхищенный свист. – Мог ли он встроить подобие своей матрицы в микрокод? Нет, это заняло бы у него годы.
Я рассмеялся.
– Нет? Не понимаю, – голос словно бы откашлялся. – Ну хорошо, я вижу, что Сэм собирается сделать все возможное, чтобы затравить меня до смерти, по крайней мере, если уж он не может сделать ничего другого… Поэтому я сделаю вот это… и это…
Голос молчал примерно тридцать секунд.