Я преодолел потрясение и взял кинжал.
– Это означает, что мне не надо сражаться с тобой? – спросил я.
– Вррремя для битвы прррошло. Теперррь настало время пррекратить охоту и пррикончить охотника, – он скрестил свои передние лапы. Это у ретикулянцев означало знак смирения. – Окажи мне честь.
Я уставился на него.
Глаза его, похожие на линзы от кинокамеры, вращались вперед-назад. Наконец он сказал:
– Ты не окажешь мне чести?
– Окажу, – ответил я.
Я подошел к инопланетянину, держа в руке кинжал, ища глазами подходящее место на зеленом хитине его брюха. Я не сомневался в его искренности. Нанеся удар снизу, я вонзил его кинжал в живот и потянул лезвие вверх. Его наружный скелет был очень тверд, но его можно было прорезать. Однако мне на это не хватало сил.
– Трудно? – спросил инопланетянин. – Можно помочь?
Я кивнул. Твврррлл схватил рукоять кинжала обеими руками и рванул его вверх. Его панцирь раскололся, как тонкий пластик. Он прорезал страшную рану до середины груди, и розовая пена засочилась из раны.
Неожиданно голова его взорвалась во вспышке пламени. Молния сверкнула от дверей. Я посмотрел туда.
Это был Джон. Он еще раз выстрелил, на этот раз не попав в цель, как раз в тот момент, когда инопланетянин упал. Потом он бегом бросился ко мне.
– Ты его одолел! – сказал он, запыхавшись. – Слава Богу. И его же собственным кинжалом. Мне страшно неприятно, но я тебя всюду искал. Как ты ухитрился его тут зажать в угол?
Я сказал ему про то, что твврррлл сдался. Он едва мог поверить моим словам.
– Непонятно, непостижимо, – сказал он, глядя на недвижимое тело инопланетянина. – Нам никогда не постичь мозг и мышление иной формы жизни. Никогда.
– Я не уверен, что для нас было бы лучше их понять, – сказал я.
25
Как хорошо снова было оказаться на Космостраде.
Мы решили попытать счастья на дороге. Временно-пространственный корабль все еще занимался самолечением, и невозможно было сказать, когда он починится. Как странно было, что мы все время хотели сказать про него «подлечится». Кроме того, не было никаких гарантий, что в корабле мы окажемся в безопасности. Были и другие причины. Мне не нравилось быть пассажиром, когда меня возят туда-сюда. Это заставляло меня чувствовать собственную уязвимость. Ненавижу, когда я беспомощен и не управляю ситуацией. Кроме того, у нас теперь оставалось только два противника: Мур и его хозяйка – Богиня. Я решил, что попытка доехать до портала по дороге была бы вполне рассчитанным и продуманным риском, который мы могли себе позволить. Может быть, это самый лучший путь, думал я, скрипя зубами.
Разумеется, мы хорошо понимали, что на этом дело не кончится. Только вопросом времени оставалось, когда наши враги снова набросятся на нас.
Поезд, то есть рельсы, привезли нас в необычную область Микрокосмоса. Необычную в том смысле, что мы до сих пор никогда ничего такого не видели. Это главным образом была плоская травянистая равнина, которая кое-где была испещрена трещинами, вроде тех, которые встречаются на асфальте, если его плохо укладывали. Видимость не была ничем ограничена, и главный портал казался крупным серым пятном на горизонте.
– Ну ладно, хоть то хорошо, что мы увидим их за километр, если им вздумается за нами гнаться, – сказал Сэм.
– За много миль, точно, – сказал я.
Сэм искоса посмотрел на меня.
– Ты сколько времени провел в 1964 году?
– Месяца полтора, может, даже меньше.
– Заразная там манера говорить. «Мили», надо же!
Беседа была не блестящей, но она заполняла скучную поездку. Мы нервничали и старались не показать этого друг другу. До глубины души пробирает, когда знаешь, что где-то там существует всемогущее божество, которое просто мечтает аннулировать твое право на жизнь. Мы говорили об этом. В своем роде это была попытка облегчить психологический дискомфорт.
– Но если она такая всемогущая, – спорил со мной Сэм, – почему она не может просто так в любой момент обрушиться на нас и смолотить нас на котлеты?
Я сказал:
– Тебе надо было бы стать теологом. Джон, это больше по твоей части, а?
Джон сказал:
– Я сильно подозреваю, что Прим каким-то образом сдерживает Богиню от того, чтобы сделать коварный ход и уничтожить нас. Мне кажется, именно поэтому она была вынуждена действовать через людей вроде Мура.
– В этом есть смысл, – ответил я, – пока не начинаешь думать над тем, почему Богиня вообще взъелась на нас. И что она хочет, если можно спросить? Стереть нас в порошок или просто не дать нам уехать? Или и то и другое?
– Хороший вопрос, – ответил на это Сэм. – Ты говорил, что она сперва просила у тебя черный кубик?
– Ну да. Но теперь он у нее есть. По крайней мере, один из них.
– Может, это не тот кубик?
– Есть только один кубик, Сэм. Ты должен понять этот простой и основополагающий факт.
– О, этот «основополагающий факт» я понял. Просто очень не хочется иметь с ним дело.
Я нажал кнопку интеркома.
– Кларк, старина! Как у тебя там, в трейлере, дела?
– Пожалуйста, не спрашивай, у меня морская болезнь.
– Ну-ну, постой-ка! Объясни, каким это образом у робота может быть склонность к укачиванию. Ты не робот на самом деле, а? Я все время это подозревал.
– Разумеется, я робот. А почему это робота не может укачать?
Я презрительно фыркнул.
– В этом просто нет смысла.
– Глупости. Я чувствую боль, неудобство, все, что чувствуете вы. Хотя в весьма смягченной форме. Не спрашивай меня, почему.
– Господи, но почему же? Зачем твоим создателям было снабжать тебя микросхемами боли и дискомфорта?
– Именно по той же причине, почему ты ими снабжен. Замечательная уловка, чтобы как следует защитить организм. Автоматически. Ты инстинктивно избегаешь боли, следовательно, ты станешь избегать и всего, что может тебе повредить. Что и требовалось доказать. Разбуди меня, когда будем на месте.
Именно Кларк настоял на том, чтобы поехать с нами. Он уверял, что отвечает за нас и будет чувствовать себя так, словно его обязанности не были выполнены до конца, если он не проводит нас и сам не увидит, как мы проехали нужный портал. Кроме того, временно-пространственный корабль может нам пригодиться, если к тому времени вылечится от своих болячек.
Нам оставалось примерно два часа до портала. Я не спешил, просто поддерживал ровную скорость. Не было никакого смысла торопиться. Наши противники были где-то на планете и могли появиться в любое время, когда им заблагорассудится. На это можно было рассчитывать. Пока что наша задача состояла в том, чтобы следить за дорогой и смотреть в оба, особенно на сканеры кругового обзора, думая про себя, не превратится ли внезапно какая-нибудь безобидная расплывчатая серая точка на горизонте во что-нибудь очень четкое, определенное и грозное. А потом как налетит, да как ударит… Невозможно сказать, что это будет – бронированная машина, или сверкающий кубик, или, может быть, что-то, что вообще невозможно будет понять, что-то чудовищное, противоречащее здравому смыслу. Это не имело значения. Мы в таком случае все равно моментально оказались бы покойниками. У меня было такое чувство, что мы исчерпали до дна наши возможности, что у нас больше не осталось трюков и уверток. Мы слишком много раз ускользали из-под пуль. Мне от этого было очень не по себе.
