– Ты же не знаешь, что со мной сделал Вонючка. Я чувствую себя другим человеком. Я еще не открывал тебе, что моя крейсерская скорость возросла по меньшей мере на тридцать процентов. Вонючка на сей раз сам себя превзошел.
– Хорошо, но передвигай роллерами!
– О'кей, все в порядке!
В мгновение ока мы достигли старой Космострады, которая действительно указывала, не сворачивая, на горизонт. Махометр полз вверх – но как насчет аэродинамики? Форма автомобиля была закругленной, «обтекаемой» – вот какое слово первым делом приходило на ум, – но поверхность, казалось, не способна была разрезать воздух на скорости мах-запятая-один. Не было ни стабилизаторных плавников, ни чего-нибудь подобного. Впереди будут серьезные вихревые потоки, если я буду так пороть вперед, и, возможно, нас в таком случае ждет катастрофа. Но каким образом тогда машина держалась на дороге на той скорости, на какой мы мчались сейчас? К тому же в густом, как суп, воздухе Голиафа? Сказать, что в этой машине было больше, чем кажется на первый взгляд, означало весьма и весьма занизить ее оценку.
– Сэм, ты уже на Космостраде?
– Тут я, сынок. Я выслеживаю тебя на скорости мах-запятая-четыре. Где огонь?
– У меня в сердце. Кстати, что произошло у Вонючки?
– А, долгая история.
– Перескажи в сокращении.
– Ладно. Вонючка работал надо мною весь вчерашний день, потом весь вечер. Он сказал, что это вызов его искусству. Уже давно было темно, когда он закончил работу, и я настоял, чтобы он пристегнул меня к трейлеру и дал мне возможность втиснуться в гараж. Я ничего от тебя не слыхал и подумал, что так даже к лучшему. Он не хотел пускать меня в гараж, но сдался. Как же я трудно влезал! Как бы там ни было, примерно час спустя я услышал, как кто-то вламывается в гараж. Поэтому я снялся с места, не позаботясь о том, чтобы открыть двери. Теперь гараж у Вонючки с естественной вентиляцией.
Я поморщился. Вонючка зубами вцепится мне в сонную артерию в следующий раз, когда меня увидит.
– Понял. Что дальше?
– А потом ничего особенного. Я направился, примерно сказать, в направлении ранчо Джона, но не мог ничего найти. Подумывал о том, чтобы связаться с тобой, но мне показалось, что это не самая лучшая идея.
– И ты оказался прав. Тем самым ты бы себя выдал. Кроме того, я выключил сигнал вызова. Бог знает, почему, но мне показалось, что у них займет много времени, чтобы проследить нас до ранчо Джона, думал, что мы в безопасности. Но ты продолжай.
– Ну вот, и рассказывать особо нечего. Я шлялся всю ночь по кустам. Пару раз на радаре у меня нарисовались какие-то подозрительные сигналы, я притаился и притворился скалой. Это оказались воздушные пираты, и они прошли надо мною, так меня и не заметив. Это что, в конце концов оказались полицейские?
– Они самые. Сэм, ты был ближе к нам, чем тебе кажется. Но если это правда, то я не могу понять, почему мне было трудно с тобой связаться.
– Наверное, потому, что я спрятался в глубоком овраге. Я черт знает сколько времени потратил, выбираясь отсюда. Что еще хуже, ты меня вызвал на ультракоротких волнах.
– МЕРТЕ. Напомни мне так перепрограммировать ключ, чтобы ультракороткие и длинные волны оказались на разных концах панели управления.
Молчание в машине доконало меня.
– Кто-нибудь хочет задать вопросы? – спросил я и немедленно почувствовал, что мой игривый тон не к месту.
Я повернул голову и увидел, что Сьюзен злобно на меня смотрит.
– Извините, – сказал я.
– Теперь ты расскажи мне свою биографию, – попросил Сэм.
– Эта история куда длиннее, Сэм. Позже.
– Черт побери, ты мне ничего никогда не рассказываешь!
– Ладно, в сжатом варианте примерно так. Два мента меня прищучили, а потом кто-то меня вызволил. Не знаю кто, но мне думается – рикксиане.
– Рикксиане? А какого черта они делают в твоей истории?
– Я этого гаже не знаю, но у меня есть идея. Как я уже сказал, ты все узнаешь, но попозже.
Роланд удивил меня вопросом:
– Джейк, а каким образом тебя... э-э-э... освободили?
Я рассказал ему о нейтральном скрэмблерном поле.
– Потом кто-то пощекотал меня чем-то, чтобы привести в чувство, и я выбрался.
– Ты можешь описать мне симптомы?
Дарла и Винни стали разговаривать на заднем сиденье, а я рассказывал ему, что со мной произошло.
Роланд ударил кулаком по ладони.
– Тогда это значит, что я не заснул на часах!
– Что-что?
– Я же знал это! Я никогда не засыпал на вахте, а я их отстоял больше, чем солдат.
– Ты хочешь мне сказать, что та же самая штука ударила в нас прошлой ночью?
– Вне всякого сомнения. Я помню, как сидел возле огня и чувствовал, как надвигается головная боль. Потом жужжание... а потом наступило странное промежуточное состояние. Я не спал. Это было похоже на рассеянные мечты. Словно я и спал и не спал. Потом я пришел в себя от того, что ты меня пинал, а над нами кружились флиттеры.
Что означало, что мое бегство из участка было подстроено ретикулянцами. Еще один кусок головоломки, который ни к чему не подходит. А головоломка все растет и разрастается.
Дарла наклонилась через спинку сиденья.
– Джейк, из того, что мне говорит Винни, Роланд, получается, прав. На нее поле не повлияло, поле или что там это было.
– Наиболее вероятно, что поле было настроено на человеческие нейронные схемы, – рискнул я высказать предположение. – Мне кажется, это самое разумное. А что она еще говорит?
– Она сказала, что слышала, как кто-то подошел к дому. Она испугалась, попыталась нас разбудить, но мы совершенно не слышали, словно умерли. Потом она убежала и спряталась в кустах.
– Она что-нибудь видела?
– Нет, но она говорит, что знает, что два человека вошли в дом и еще один не-человек. Она говорит, что не-человек очень ее напугал. Запах от него был плохой.
– Она представляет себе, что они сделали?
Дарла спросила ее. Я понял, что в то время, как я никогда почти не мог понять, что такое говорила Винни, Дарла без всяких проблем понимала ее.
– Она не знает, – отрапортовала Дарла. Она заглянула мне через плечо и спросила: – Джейк, на какой скорости мы идем?
Я посмотрел. Стрелка только что перешла границу мах-запятая-пять.
– Ого-то! – это все, что я мог сказать.
– Иисусе Христе! – завопил Джон.
Я посмотрел вперед. Впереди был Сэм. Я свернул чуть влево, и мы проехали мимо него, словно он был нарисован на щите вдоль дороги.