— Да уж. Зазвонил телефон.
— Наверное, ваш Билли, — предположил инспектор Кирби.
— Нет, это не его звонок. — Миссис Барнес зачерпнула айвы и отправила в чавкающий рот.
— Вы не подойдете?
— Он скоро смолкнет. Так всегда бывает.
— Могут звонить мне.
— А! Хорошо.
Миссис Барнес отложила вилку, шумно встала и затопала вон из комнаты, хлопнув за собой дверью.
— Какая шумная женщина, — пробормотал инспектор Кирби, отодвигая от себя тарелку. — Саквояж вуду? — Его взгляд перекочевал на шкатулку на каминной полке. — Восхитительно!
Инспектор некоторое время сидел в раздумье. Из прихожей доносились громкие крики. Миссис Бар нес что-то бурно обсуждала по телефону, но с кем, оставалось неясным.
— Только гляну одним глазком, — пробормотал инспектор. — Какой от этого вред?
Он поднялся с дивана и глянул на дверь, ведущую в прихожую. Все те же крики. Инспектор приблизился к камину.
Рядом со шкатулкой лежал ключ. Медный, с изображением черепа. К нему прикреплена бумажка с надписью.
Инспектор Кирби взял ключ и прочел:
«Не пытайтесь открыть шкатулку этим ключом. Не будите зловредных мертвых».
Инспектор Кирби присвистнул и прислушался. Из прихожей по-прежнему доносились крики. Инспектор вдруг испытал сильное возбуждение, но взял себя в руки, сунул ключ в замочную скважину и повернул против часовой стрелки.
Раздался щелчок, и крышка приоткрылась.
Инспектора вновь охватило возбуждение. Зря он это делает. Да и с какой стати? Он ведь полицейский и не может открывать личные шкатулки граждан. Хотя, конечно, может. В этом и заключается одно из преимуществ полицейского — возможность совать нос в то, что принадлежит другим. Но как быть с угрозой смерти, которая якобы наступает, если дотронуться до саквояжа? Суеверие? Вуду ведь миф, суть внушение. Наставил абориген на тебя кость — ну и что? Не умрешь, если не веришь. Воистину, не буди зловредных мертвых!
Только одним глазком и сразу закрыть крышку. Какой от этого вред?
Инспектор Кирби откинул крышку.
И тут же сделал быстрый шаг назад.
Что— то шевельнулось. Внутри шкатулки. Что-то белое. Дернулось, когда крышка открылась, и теперь шевелилось. Извивалось.
Инспектор смотрел, словно зачарованный.
Саквояж. Белый, отлитый из гипса или резной. Шевелится. На нем черепа. Много. Один большой — посередине. Очевидно, человеческий. Но другие, поменьше, расположенные вокруг, неизвестно чьи. И все они… шевелились. Клацали своими маленькими челюстями, словно заглатывали воздух. Зевали, вздыхали и злобно щелкали зубами.
Инспектору Кирби все это очень не понравилось, и он решительно шагнул вперед, чтобы захлопнуть крышку.
Но вот несчастье: инспектор поскользнулся на прикаминном настиле и стал падать на решетку. Стараясь удержаться, схватился за каминную полку.
Но промахнулся.
И правая рука с размаху угодила прямо в шкатулку.
Очнувшись, инспектор Кирби вздрогнул. Сверху на него, улыбаясь, смотрела мамаша Билли.
— Не шевелитесь, — сказала она. — С вами случилась неприятность, но теперь вы в порядке.
Инспектор все-таки попытался пошевелиться, но не смог.
— Вы потеряли пару пальцев, — продолжала мамаша Билли. — Остальные я перевязала, так что теперь с ними, наверное, все в порядке.
Инспектор попытался заговорить, но ему не удалось и это.
— Я забинтовала вам челюсть. Нам ведь теперь шуметь ни к чему, так?
Инспектор Кирби дернулся раз, второй, но тщетно. К тому же получил удар в лоб.
— Не делайте себе еще хуже, — сказала мамаша Билли. — Я ведь предупреждала, чтобы вы не трогали саквояж. Но вы меня не послушались, так что пеняйте теперь только на себя. Саквояж нужно каждую неделю кормить, а этим как раз занимался Билли. Он кормил его кусочками бабушки. Но Билли забрал бабушку с собой, и саквояж не на шутку проголодался. Видите ли, ему нужно свежее мясо. Свежее человеческое мясо.
Глаза инспектора Кирби едва не выпрыгнули из орбит.
— К счастью, появились вы, — продолжала мамаша Билли. — Но настоящая удача — это телефонный звонок. Кстати, звонил кто-то из вашего начальства, спрашивал вас. Я сказала, что вы только что ушли, и что я видела, как вы садились в автофургон марки «фольксваген». Едва ли нас еще побеспокоят.
Инспектора Кирби передернуло.
Мамаша Билли накрыла его старым собачьим одеялом.
— Я положила вас в такой маленький чемодан, — сказала она, — потому что бабушкин забрал Билли. Возможно, вам будет немного тесно. Но в крышке есть отверстия для воздуха, так что не подумайте, что я собираюсь вас мучить. Я сделала вам инъекцию особого лекарства из Амазонии. Оно замедляет обмен веществ, поэтому пища будет вам нужна лишь раз в неделю. Покормлю вас, когда приду за очередным пальцем. Надеюсь, вас все устраивает?
С этими словами миссис Барнес опустила крышку, закрыла чемодан на замок и задвинула его под кровать.
После этого она направилась вниз ужинать.
Волынщик на пиру
Старый волынщик с седой бородой
С народом решил поболтать за едой,
Но вскоре иссяк — видно, килт поистерся, а может, язык подустал.
А Кэмпбеллы, вечно со всеми в войне.
Все строили козни, внутри и вовне,
И в мыслях себе возводили навек пьедестал.
Волынщик фыркнул: «Ты не прав,
Я никакой не Питер Браф*,
Который вещал животом — уж такие его закрома.
Я больше похож на Элвиса П.,
Мне б рок-н-ролл, да поближе к толпе,
И бедрами дергать, сводя девчонок с ума».
Он о минувших пел годах,
О покоренных городах,
В которых любая ему — помани! — согревала постель,
О мастодонтах, как Хэйли и Лэнг,
О том, как звучал тогдашний сленг,
О настоящих мужчинах, и нюхать не нюхавших безалкогольный коктейль.
А Кэмпбеллы слушали этот рассказ
И не сводили с волынщика глаз
И даже рыдали в тартаны (а кто скалил зубы — и этих хватало с утра).
Когда ж разговоры пошли о часах, О моде, погоде, породистых псах —
Волынщик сказал: «Поболтали, и будет. А мне, пожалуй, пора».
* Популярный чревовещатель, в 1950-е годы вел программу на Би-Би-Си.
11
Допускай все. Потом объясняй по-своему.
Чарлз Форт
