– Полагаю, доводилось, – ответил судья хорошо поставленным голосом прямо в микрофон. – А также газелями и обезьянами. Вы не о сыночке лорда Грейстока?
[110]
– О нет, ваша честь. Семья Мастера Мэйкписа Скриббенса стала жертвой аномального электрического разряда. Это произошло в Брентфорде, прямо у них на огороде. Родителей поразило насмерть. Мастер Мэйкпис, крохотное беспомощное дитя, остался один-одинешенек. И непременно умер бы, но его подобрали улитки. Они выкормили его и воспитали.
Судья Давстон смахнул слезинку.
– Какая трогательная и поучительная история. И этот бедный малютка сможет выступить в качестве свидетеля по данному делу?
– Без сомнения, ваша честь. Он был самым настоящим свидетелем инцидента. И, будучи воспитанным улитками, он окажется идеальным свидетелем. Поскольку не умеет лгать.
Судья Давстон улыбнулся:
– Улитки действительно славятся своей честностью. Как говорили в старину, «чего улитка не знает о честности, того не знает муха о лукавстве»…
– Ваша честь высказывается точно, как никто иной. Может, ваша честь, вы сами в чем-то сродни улиткам?
– Льстец, – проговорил судья.
– Что? – переспросил Уилл номер один.
– Что? – переспросил Уилл номер два.
– Протестую, – сказал Тим Макгрегор.
– Почему? – спросил судья.
– Я не вполне уверен, – объяснил Тим, – но мне не нравится эта история о воспитаннике улиток.
– О-о-о-о-о! – выдохнули все присутствующие. Включая представителей прессы, джентльменов с ВВС
[111]
и шведку-блондинку из службы погоды. Правда, блондинка сказала скорее «О-ох», потому что запрокинула при этом голову.
– В чем дело? – удивился Тим.
– Улитки имеют репутацию правдивых созданий, – пояснил судья. – Вы в этом усомнились. И тем самым ступили на скользкую почву.
– Протест снят, – ответил Тим. – Более того, приветствую свидетеля обвинения. Пусть внесут этого слизнячка.
– О-о-о-о-о-о! – разом произнесли все присутствующие.
– Оу!!! – воскликнула шведка-блондиночка и шлепнула репортера, который только что шлепнул ее по задничке.
– А теперь что? – спросил Тим. – По какому случаю это всеобщее «о-о-о-о»?
– Он прикован к инвалидному креслу, – произнес мистер Гуинплен Дхарк. – Ваше замечание было слегка нетактичным.
– Но, – возразил Тим, – но…
– Вызывается мастер Мэйкпис Скриббенс, – объявил судья.
– Вызывается мистер Маркиз Рыббинс, – подхватил секретарь суда, у которого был волдырь в левом ухе.
– Вызывается миссис Марица Улыбица! – крикнул судебный исполнитель, который стоял у дверей. На копчике у судебного исполнителя была бородавка, и он пытался избавиться от нее при помощи иглоукалывания.
– Вызывают оккупантов с межпланетного судна, – провозгласил в коридоре констебль, внуку которого предстояло прославиться песнями, написанными для «Карпентерс».
[112]
И вот отверзлись двери,
Притих огромный зал,
В давящей атмосфере
Гремел сердец металл.
И некто жутким скрипом
Потряс всеобщий слух.
Все ближе, ближе, ближе.
Химера? Зверь? Иль дух?
– Не следовало говорить об этом стихами, – заметил звукорежиссер ВВС.
– Но я поэт-лауреат, – возразил поэт-лауреат. – Стихи мои – это мой хлеб насущный.
– Простите, – уступил звукорежиссер. – Прошу вас, продолжайте.
– Не могу. Муза пропала.
– Может, вы ее в другом килте оставили? – предположил звукорежиссер.
– Пойду взгляну, – согласился поэт-лауреат, известный также как Великий Макгонагалл.
В это время в зале суда появился мастер Мэйкпис Скриббенс, Брентфордский Мальчик-улитка.
Сначала все взгляды обратились к двери. Потом почти все в ужасе отвели глаза. Но многие из тех, кто отвел глаза, снова устремили их на Мальчика-улитку. Ибо что такого в том, чтобы просто взглянуть? В конце концов, не каждый день можно увидеть мальчика, которого вырастили улитки.
– Надеюсь, это зрелище будет достойно внимания, – сказал судья Давстон. – Такой накал страстей…
– Не сомневайтесь, – ответил мистер Гуинплен Дхарк, – я все-таки королевский адвокат.
Инвалидное кресло катила няня. Это была хорошенькая молодая женщина с ясными глазками и розовыми щечками, ее звали мисс Поппинс.
Подопечный мисс Поппинс, сидящий в инвалидном кресле, не мог похвастаться ни ясными глазками, ни розовыми щечками. Почти все его тельце было скрыто одеялом. Но и одеяло не могло скрыть того, что тельце Мальчика-улитки комковатое и бесформенное. Для головы же и того немногого, что оставалось на виду, скорее подходили эпитеты «пухлое», «раздутое» и тому подобные. Глаза терялись в складках бледной плоти, от лысого черепа попахивало чем-то похожим на плесень. За колесами тянулись две полоски слизи.
– Мистер Маркиз Рыббинс, – провозгласил секретарь, – будьте любезны, займите место свидетеля.
Губы Брентфордского Мальчика-улитки – две бесформенных кожаных складки – шевельнулись, словно он пытался произнести что-то членораздельное. Ясно, что это бы ему не удалось.
– Похоже, нам предстоит повеселиться, – шепнул Уилл Тиму.
– У нас большие проблемы, шеф, – предупредил Барри.
– Тебе охота подурачиться, Барри?
– Именно так, шеф.
– Тогда зачем ты это сказал?
– Потому что я годами не говорил ни слова. Да какое годами – веками! И тут появляется какой-то человек-моллюск и сразу оказывается в центре внимания. Мне это совершенно не нравится.
– Вы можете занять место свидетеля? – спросил судья Давстон, обращаясь к Брентфордскому Мальчику-улитке.
– Пш-ш-ш, – прошелестели раздутые губы Мальчика-улитки. – Пиш-ш, паш-ш, пош-ш.
– Он желает, – объявил мистер Гуинплен Дхарк. – Я помогу ему. Мисс Поппинс, с вашей помощью…
– Сверхаккуратно и сверхосторожно, – сказала мисс Поппинс.
Вдвоем они извлекли мальчика из инвалидного кресла и перенесли в кресло свидетеля.
