Когда Иулька, визжа и улюлюкая громче индейской скво, вцепилась Клотильде в патлы, та от неожиданности выпустила из рук уже изрядно поредевшую, чтоб не сказать облысевшую, головенку Марии. Мария, ощупав череп и подсчитав потери, заорала пуще Иульки, подпрыгнула и цапнула Клотильду за нос. Братец попытался вразумить сестру или хотя бы отодрать ее от Клотькиного носа, но вместо этого заехал промеж глаз няньке, старавшейся разнять сестричек. Нянька тоже в долгу не осталась — как приложит парня вышиванием пониже пояса! А вышиваньице-то не простое, а с иголочкой… Ой, че было! Инвалидность ему тетка, конечно, впаяла на всю оставшуюся жизнь. Сообразив, что когда пацан вернет на место глаза, то впаяет инвалидность и ей, нянька резво нырнула поглубже в кучу малу…
Я растерянно глядела на этот клубок из человечьих тел. И что мне прикажете делать? Сейчас бы, конечно, хорошо вытащить из-под полы кожанки наган, сплюнуть сигарету, поправить алый бант на груди и с ревом: «А вот кто еще хочет комиссарского тела?!» прошить очередью вон тот мерзкий гобелен с мужиками, соображающими на троих на лесной полянке, который запросто мог служить декорацией для фильма «Возвращение тупой болотной твари». Но… нагана-то у меня нету, даже самого хреновенького обреза, ну или рогатки. Вообще-то бабушка мне всегда говорила в таких случаях: «Не позвали-не вмешивайся, своих трупов хватает». Вот и не буду вмешиваться, вроде Клотька пока справляется…
Ой-ей! Уже не совсем… Ребята-дебилята, до сих пор с воодушевлением лупившиеся, так сказать, из чисто спортивного интереса, вдруг сгруппировались и стали слаженно теснить Клотильду. Трое против одной (нянька не в счет, все равно игла уже свое отработала; дядьку в кирасе положили и затоптали сразу), они как-то так мобильно и целенаправленно начали мочалить Клотьку. Ну, Клотильда тоже не промах, но одной богатырской грудью троих сразу не сомнешь, особенно если сестрица родная в щитовидку зубами целит, а свояк со своячкой настырно так руки заламывают. А уж когда Пулька поняла, что с разбегу ей горло сестре не перекусить, и ухватила тот заветный штырек-колокольчик… да начала им махать у себя над головой, как поп кадилом…
Клюшки-катушки! Да эта оглоедка наманьяченная сейчас Клотьке трепанацию без наркоза устроит!..
Ула
— Полиночка, не надо! Хоть раз в жизни меня послушай! Да послушай же, а не ломи вперед, как бешеная лосиха!.. Полин, да на фиг она тебе сдалась, тебя попортят, я зашивать трупик не буду!.. Ой, увернись, дура, куда ты в лом-то вцепилась, отпусти, это же не колбаса!!! Беги, кому говорят, да что, у тебя уши отвисли?!! Опа, как ты ей в грудину! Мочи ее, родная… oй, что говорю, прости Господи, на что девку-то толкаю?! Полинка, поверни уши в мою сторону, пока их тебе не оторвали! Потом, потом ей скальп на место приладишь… Сзади дебил с немытыми ногтями!!! Целит в шею!.. Ох ты!!! Выбить правый резец мизинцем, не глядя… Ой, Боженька, что ж за девчонка мне досталась? И главное, за что?!! Мне же эстонку обещали, а что подсунули?!! Да она с ее темпераментом целый бразильский сериал на двести актеров плюс все лежащие в коме вытащит!!! Поли-и-ина!!! А ты кто?! Куда лапы тянешь, конь неподкованный?! Ах, Помо-ощник?! А коленом об лоб?! Чей лоб?.. Лежи, хлюпик, уже не важно… Полин, так вот, ну ладно, еще разок ей влепишь и пойдем в склепик, к Мише… Полин, лучше давай ПОЙДЕМ, пока тебя туда не понесли!!! А вас, фрекен с красными глазками, здесь не стояло!!! И не надо рыгать адским огнем в мою сторону, у меня после кагора круче получается… и дальше… вот прям как сейчас, а кагорчик-то у нас непростой, церковный, ишь как девчонке рога подпалило… упокой, Господи, ее копыта-а! А-ами-инь!!! Всегда мечтал петь в хоре, жаль при мне такого не было… Полина, Полина, Полина!!! Ну нельзя одновременно метить в челюсть и откручивать yxo! Полька, слышь, че говорю!!! Ах ты, девчонке кованым сапогом по лбу!!! Да я тебе щас кишки на люстру намотаю, во имя Одина, прости Господи, привычка… Е-мое… да еще лбом об пол приложилась… ну все, полгода кипятком писать буду, пока не отчитаюсь… Эх, Полинка, говорил я тебе, пойдем к Мишке… а теперь вот тебя с этой бабищей тащат куда-то… опять свалят кучкой, а я разгребайся! Вот жизнь-то — хуже тухлой селедки!!! Хорошо хоть череп у девочки крепкий, не то бы всю жизнь ходил с энурезом… и ошпаренными ногами…
Мишка, где-тo за час до того, как Полине накрутили по полной
После того как Верка признала во мне родню, ее абсолютно перестало интересовать, из какой конкретно ветви ее (а впрочем, и моих) многочисленных родственничков я выползла, и дева безо всякого стеснения обложила меня своими проблемами. Проблем и вправду было многовато. За неимением жилплощади размером с Дворец Съездов мои ведьмоватые предки жили где придется, собираясь несколько раз в год на теплые семейные сборища— шабаши. Верка вот сначала квартировала с папашей-конюхом, с которым я уже успела свести знакомство, и маманей — тетенькой со странным именем Жига. Нормальная средневековая семья, полноценная ячейка общества. Папенька кроме маменьки активно привечал еще и подружку — самогонку, маменька осваивала местное оружие — средство самообороны, то бишь громадный дрын. Только папаня за самогонку — маманя за дрын… В общем, стандартная ситуация. И все шло отлично, папенька хрюкал себе потихоньку тминную, клюквенную, малиновую и так далее, маменька с дочкой ведьмовали, то есть ведовали потихоньку, деньги зарабатывали; То там роды примут, то геморрой заговорят, то килу напущенную снимут… Всешло прекрасно, пока в Готфридсбург не пойми какими силами занесло проповедника, фанатика из католиков. Тот побрызгал слюной на главной площади (читай у свинарника, площади к тому времени еще не было) и чего-то такое сказал, что папенька проникся до самой селезенки. Бросил (то есть сократил употребление) тминной, клюквенной, малиновой, спешно перешел в католическую веру, прикупил у проповедника пару костей всяких там святых… и погнал из дома жену с дочерью. То есть сначала жену, а через полгода и дочь. Причем безо всяких объяснений, просто открыл дверь и вытянул Верку пяткой по мягкому месту. Позднее это назвали «путевкой в жизнь». Так вот папенька выдал Верке такую путевку, даже с печатью — синяк на попе долго болел и чесался (ороговевшие мозоли папенька в молоке отнюдь не размачивал).
— Выгнал, и редька с ним! — шмыгала носом моя предкиня (интересно, как посмотрели бы на родном факультете на подобный неологизм). — Удолбал он нас с маманькой хуже весеннего поста. Пусть теперь сам себе порты стирает, сам нюхает… Ить этот порось упер все мои книжки, всё, что для дела мы с маманькой собирали. Травки, выползень хороший, гвозди от гроба…
— Череп мертворожденного младенца, — продолжила я тоном примерной стервы, — палец повешенного…
— Череп нам от бабаньки достался, — потупила зеленые очи Верка. — А ты-то откуда знаешь?
— С папенькой вашим пообщалась. Кстати, он рвет волосы во всех местах и раскаивается, что тогда тебя выгнал.
— Покается — полается! — философски заметила Верка. — Луна полная, он и кается.
— Простите? Верка глянула на меня и вдруг загоготала, повалившись на каменный пол рядом с Виталисом. (Мальчик до сих пор старательно изображал отключку, а может, спал.)
