— Ну все, — завелась Полинка, — смешинку выплюнула? Говори прямо: пойдешь или нет? Ты только прикинь: на главной площади будет выступать группа «Глючные котята» и все желающие смогут получить автограф!
— А смогут все желающие дать солисту по роже? — ехидно поинтересовалась я.
— Ну Ми-иха! — взвыла Полина.
Обижать лучшую подругу я не собиралась, но и не хотелось показываться на улице в Вальпургиеву ночь, я же дала зарок… Но, как говорит моя бабуля: «От сумы да от тюрьмы, а также от прыщей и замужества не зарекайся». Права была, старая ведьма!
Я тактично промямлила:
— Вот выясню, какая дома обстановка, для чего столько гостей понаехало, и тогда точно тебе скажу. А то если приедут двоюродные братья, тетка Роза спихнет их на меня…— И я прохрипела низким контральто, имитируя прокуренный теткин голос:— «Племянница, твоя старая тетка Роза полная скотина, но в этом виноваты плохая экология и низкая заработная плата, поэтому умоляю — займи моих огрызков!»
К слову сказать, тетя Роза стала в нашей семье просто рекордсменкой по количеству произведенного потомства мужского пола. Целых две штуки за один раз (Тяпа и Ляпа, то есть Дан и Ян, — близнецы). Два мальчика! Да в нашем роду столько не рождалось за несколько поколений! Разумеется, никакими колдовскими способностями Тяпа и Ляпа не обладали, зато по характеру были просто черти.
— А как это — занять? — осторожно спросила Полина.
— А это значит отвлечь братьев от желания подвесить меня над унитазом, заставить мило улыбаться и говорить: «Какой отсюда открывается прелестный вид!»
— Так они ж вроде взрослые? — обалдела Полинка. — Старше тебя…
— Они всем, чем угодно, взрослые, только не мозгами, — вздохнула я.
Полинка сочувственно хлопнула меня по плечу и сказала:
— Ладно, вечером разберемся. Кстати, мы уже пришли… Вася, давай, я в тебя верю!
Мы жили на самой окраине города, на улице Генерала Козлякина. Район наш считался тихим и местами престижным. Наркоманам и молодежным тусовкам здесь было просто негде собираться, так как темных подъездов не было. Весь район занимали двухэтажные домики-пряники на две, три или четыре квартиры. Проект такого домика выиграл главный приз на областном конкурсе архитекторов в 1960 году, и Семипендюринск был отдан на растерзание победителю, архитектору Бякину. Он успел спроектировать только наш район и помер. Такая вот была его планида.
Моя семья жила на первом этаже такого четырехквартирного дома. Квартиру над нами занимала Полинкина семья, напротив нас жил Вася, квартира же на втором этаже рядом с Полинкиной пустовала, правда, мы слышали, что ее кто-то купил, и со дня на день ожидали приезда новых соседей. Вообще-то в четвертой квартире жильцы долго не задерживались. Ходили олухи, что там обитает настоящий барабашка — дух свекрови самой первой соседки, не питавшей, по традиции, особо теплых чувств к невестке. Репутация этой квартиры действительно была никудышной.
Вася чуть не отдал концы на коврике у моей квартиры, но мужественно дополз до своей двери, предпочитая умереть в гордом одиночестве. Полинка проводила его любящим, нежным взглядом:
— Золото, а не парень… Пробу ставить негде, — и, пообещав зайти вечером, затопала к себе наверх, распевая: «А Лени-ин такой молодой, и юный Октябрь впереди!»
Дверь, конечно, была открыта. Я тихонько пробралась в прихожую, перетащила сумку и прислушалась. Тишина. Пожалуй, я могу надеяться, что Нюша с Хрюшей еще спят и можно спокойно позавтракать. У моих ног раздалось знакомое пыхтение. Я нагнулась и нащупала толстый загривок Жупика.
— Сало ты мое ненаглядное!
И тут маманя все-таки сбила меня с ног.
— Это ты мне? — возмутилась она, душа меня в своих объятиях прямо в прихожей.
В порыве чувств маманя уронила меня на сумку, в которой уже рылся Жупик в поисках еды. Слава богу, наш бульдог обладает весьма флегматичным характером, а то б я лишилась филейных частей тела.
— Мама, отними меня у себя! — пыхтела я, пытаясь выпихнуть из-под себя повизгивающего Жупика. Бульдог что-то сосредоточенно жевал (господи, только не Апресяна! Меня же в библиотеке удавят, повесят на люстре и раскатают на формуляры или корочки для читательских билетов) и не обращал внимания на мои потуги.
Наконец мать вняла голосу разума и перестала ощупывать мой скелет на предмет констатации дочкиного похудания.
— Килограмма три, не меньше! — объявила она вместо приветствия и грозно нахмурила брови.
— Здравствуй, мама! — Я попыталась плавно перетечь на кухню.
— Ты чем там питаешься?!
— Доехала хорошо, спасибо…
— Все кости наружу!
— Ой, мамочка, у нас гости?
— Будешь похожа на свою тетку Розу!
— А что у нас на завтрак?
При слове «завтрак» маманя встрепенулась и ринуласьна кухню. Не сомневаюсь, что за майские праздники она впихнет в меня эти потерянные три кило. С горкой.
Я отдышалась и огляделась. Дома практически ничего не изменилось, по крайней мере вид из прихожей не изменился точно. Вообще, наша квартира по архитектурному замыслу представляла продукт бреда больного сознания. Изначального плана не знал никто, так как, когда сюда въехали дедушка Витольд и бабушка Дара, дед первым делом схватился за лом. Нет, вру — сначала он схватился за сердце, а только потом за лом. Мама и тетки еще помнят те дни, когда они маленькими играли здесь в догонялки, проскакивая через дыры в стенах.
В общем, дедушка Витольд довел количество комнат в квартире-до пяти (при наличии двух длинных коридоров) и успокоился. До сегодняшнего состояния квартиру довел мой папа, знатный мастер — ломастер с налетом гениальности. Из одного коридора он сделал еще одну длинную узкую комнату, с истинно эстонской неторопливостью забив для этого две сквозные двери и с истинно польским темпераментом прорубив в стене третью. Бабушка Дара и тут не упустила случая съязвить, назвав получившееся творение папиного архитектурного таланта «комнатой Раскольникова», и предположила, что эти шикарные апартаменты любящий зять соорудил специально для любимой тещи. Папа обиделся и сделал в этой комнате мастерскую.
К слову сказать, вторым папиным архитектурным шедевром стало совмещение туалета с кладовкой. Весьма полезное, кстати. Сидя на унитазе, каждый мог занять себя пересчитыванием домашних заготовок (пять банок огурцов справа, девять слева, между ними вишневый компот — для икебаны и яркого пятна). Но это так, к слову.
По дизайну наша квартира тоже не была образцово-показательной и напоминала гибрид Эрмитажа со скупкой краденого антиквариата. Мама со вздохом вспоминала те дни, когда вся обстановка в квартире была выдержана в едином стиле и она могла спокойно вязать кружевные салфетки, зная, что будет куда их положить. Веккружевных салфеток и эстонской вышивки (эстонское кружево— лучший подарок к любому празднику, считала тетка Изольда) закончился, когда тетя Розаначала мотаться по разным археологическим экспедициям и присылать отовсюду сувениры. Беда была в том, что тетка страдала любовью ко всему большому… В общем, из Греции она прислала мраморную дылду Венеру с отбитыми, как и положено, руками, из Франции по частям — рыцарские доспехи, причем шлем так и затерялся при пересылке. (И слава богу, со шлемом мы рыцаря бы никуда не втиснули— доспехи, наверное клепали на вырост.) Но хуже всего было тогда, когда тетка откуда-то из Белоруссии прислала огромные лосиные рога. Причем маме в подарок. Хорошо, что мамуля никогда не умела хорошо стрелять по движущимся мишеням, и папуля дожил до возвращения тетки Розы, которая в перерывах между приступами хохота объяснила, что рога прислала просто так, вещь, мол, в хозяйстве очень полезная.
