— Больше меня травмировать уже невозможно! — Мамуля демонстративно зашарила по столу в поисках пустырника. — Я уже привыкла к твоей ужасающей бескультурности, Роза! И у меня отнюдь не учащается сердцебиение… не потеют руки… и одышки тоже не наблюдается!
— Весь медицинский справочник проштудировала? — хмыкнула тетка Роза.
— Я? — Губы у мамульки задрожали. — Справочник?!
Я подергала бабулю Дару за рукав:
— Ба,а они всегда такими были? И в детстве?
— А то! — охотно пустилась в воспоминания бабуля. — Розка вечно Иоанне в песочнице ведерко на голову надевала! Ну, Янка, та сразу губы в холодец и давай реветь! Тогда у нее бас был, не чета тому, что Розка себе накурила… А если эти двое не дрались, не сыпали друг другу за шиворот песок и не полоскались в ближайшей луже, то сообща мутузили Идку! И хорошо, потому что если эти трое объединялись, то доставалось твоему дедушке Витольду. Уж они ему и носки к тапочкам приклеивали, и коньяк заваркой разбавляли…
— Неправда! — Три сестры тотчас же бросились выяснять отношения и единым фронтом поперли на бабулю: — Мама, что вы рассказываете ребенку? А как же пиетет по отношению к старшему поколению?
Я только вздохнула. Тетка Ида после зелья Опупения что-то разошлась. Сейчас вся Семья будет долго и нудно выяснять отношения.
В общем, я потихоньку выскользнула в коридор и поплелась звонить Полли. У нее знакомых полгорода, а остальная половина — в добрых друзьях ходит. В данный момент мне нужен был работник местного архива.
Полли действует
— Работник архива? — переспросила я, услышав по телефону спотыкающуюся Минькину речь.
— Ой, Полинька, мне так неудобно тебя беспокоить, в общем, я, конечно, не настаиваю, не хотелось бы тебя обременять, это так неудобно…
— Неудобно компотом ноги мыть — прилипают! — отрезала я. — Будет тебе работник архива! Пойдем к Веньке-архивариусу, он, правда, безбожно понтуется и думает, что ему весь мир должен, причем не просто должен, а в твердой валюте, но это мелочи жизни! У меня к нему подход есть… Через час будет тебе тепленький работник архива!
— Спасибо, Полли, — признательно прошмыгала Мишка и положила трубку.
Я деловито закрутила диск телефона. Главное, чтобы Венька не решил, что его драгоценное время никак не может быть потрачено на двух убогих девочек. Чтобы согласился растрясти свою тощую тушку и дотащить свои косточки до «Клондайка»….
— Але, Вениамин? — томно захрипела я в трубку. — Какая Валечка? А Веник где? Где этот обсосок?.. Венечка, привет, это Полина… Как какая Полина? Кузнецова, не Тютькина же! Ой, даже припоминаешь? Ну польщена, польщена, аж ягодички краснеют… Как дела? Ну пока не родила, хе-хе… А ты? Что, все уроды? Опять? Ну знаю, знаю, ты уж потерпи. Хочешь, тебе киллера найму, чтоб не мучился?.. Какое дело, да ты что, просто так звоню!.. За тебя сердце изболелось, прям ноет мышца поганая… Слушай, Вень, давай пересекнемся где-нибудь через часик в «Клондайке»? Поговорим, перетрем о прошлом… Ломает?.. Я угощаю… Ну вот и ладушки, тогда через часик!
Я бросила трубку и поскребла всей пятерней за ухом. Ох, права была Мэри Джейн! Вырождается сильная половина человечества. Сейчас вот все чаще можно встретить парня, который приходит в восторг, если девушка его кормит, поит за свои, да еще и гладит без конца по квадратной головке.
Из всех моих знакомых парней Венька-архивариус был самым неприятным типом. Из тех, знаете, что так и норовят обтереть об тебя грязные копыта, а потом представить все это как большое одолжение. Нои я-то ведь не из колбочки вылупилась! Кто на меня копыто поднимет, культяпку опустит! Хотя, если бы не Мишка, вовек не стала бы звонить…
Наподходе к «Клондайку» филологишка начала заметно нервничать.
— Полина, а вдруг… а вдруг он нас пошлет? проблеяла она.
— А мы не пойдем!
— А вдруг… а вдруг он не захочет с нами разговаривать?
— Подруга! За кружку халявного пива Венька признается даже в изнасиловании крупного рогатого скота! — отрезала я и бойко втащила Мишаню в «Клондайк».
Время было еще самое детское, просто-таки ясельное времечко. Поэтому народу в «Клондайке», самом популярном молодежном кафе города, было мало. Бармен Санечка дремал за стойкой, одним глазом поглядывая в телевизор, где показывали очередной бразильский сериал с африканскими страстями (на экране громыхала небьющаяся посуда, реальный мачо-мучачо закатывал глаза и бил себя кулаком в волосатую грудь, а главная героиня отчаянно доказывала, что верна мачо всеми частями тела и внутренними органами, а если ей не пойми откуда надуло ребенка, так она не виноватая, двадцать лет амнезии сказались).
За столиком в углу примостились два завсегдатая — панкующие деды, Коля и Валя. И не важно, что первыми внуками дедульки обзавелись еще году в сорок пятом! Деды искренне считали себя молодыми душой, щеголяли в купленных на повышенную пенсию кожаных косухах, укладывали свои три волосинки в похожие на петушиный гребень ирокезы… в общем, не скучали. Правда, иногда идиллию нарушала баба Клава, жена деда Коли, долгое время работавшая анестезиологом в местной больнице. Обычно баба Клава подкатывала к «Клондайку» на раздолбанной «скорой», которую она отсудила у больницы взамен невыплаченной зарплаты. В белом халате, со скалкой в руке, баба Клава: вкатывалась в «Клондайк» и выкатывалась оттуда с дедами: в правой руке любовно зажато Валино ухо, в левой — Колино. Деды тихонечко, послушно перебирали кроссовками. Еще бы — скалка в руках бабы Клавы вырубала почище всякого эфира, вы уж поверьте профессиональному анестезиологу…
Но сейчас бабуля вязала носки, видимо правнуку, тоже наблюдая за сериальными страстями, потому что деды жмурились от удовольствия и потягивали целых сто грамм водки на двоих. Увидев нас с Мишкой, дедуськи тряхнули стариной, вспомнили наставления из «Юности честного зерцала» (забойная, кстати, вещь, маманя ее Лешке читала, когда ремень не помогал) и предложили нам угоститься — донюхать заветный стаканчик. Оценив жертву, я со знанием дела отказалась:
— Какая водка, Колян, ты че?! Самогон, только самогон…
Самогон в «Клондайке» продавали только под видом китайской водки. Деды этого не знали и скисли.
Я впихнула Мишку за столик возле окна и бодренько подогнала ей и себе порцию молочного коктейля. Филологишка оживилась и резво зачмокала. Тут-то и появился Веник, весь из себя такой загадочный, как та белая ворона на вечеринке из моего любимого анекдота. Что, не знаете такого анекдота? Мировая вещь! Правда, смысл его еще не дошел ни до кого… В общем, приперлась ворона на вечерину, назюзюкалась в звездочки, а тут объявляют белый танец. Ворона — хренась! — и опрокинула себе на башку кастрюлю манной каши. Сидит, крыльями кашу размазывает и приговаривает: «А я, блин, вся такая белая и загадочная…»
Так вот, Венька изящно пристроил свое тощенькое тельце за нашим столиком, удостоил нас кивком и скривил мордочку на Мишкин коктейль:
