— Иди сюда, киса!
Котяра, видно забыл, где бывает бесплатный сыр, и купился на мои сладкие увещевания. В порыве разгула аппетита шерстяная тушка ломанулась вперед и приземлилась прямиком на крышку. Та заскрипела и перевернулась, увлекая кота в глубины кадушки. Я кинула окорок туда же, чтоб сначала котяре было не так скучно, рысцой потрусила в коридорчик, где находилась комната Фанни, и притаилась в темном уголке. Мои расчеты оправдались.
Сначала кот вел себя тихо, так как рот его был занят окороком, но вскоре халява закончилась, и глупое животное обнаружило себя в малоприятных условиях… Дикие кошачьи вопли разнеслись по всему замку. Я заткнула уши и влипла в стену. Неужели я прокололась и сейчас на кухню сбежится весь замок с дрекольем и старинными алебардами наперевес? Как бы не так! Кот продолжал громко жаловаться на жизнь, а в замке даже ничего не пошевелилось. Только в комнате Фанни громко заскрипела кровать. Я затаила дыхание…
— Иду, иду, мой голубчик! — неожиданно ласково запричитала Фанни. Наверное, точно так же самка тарантула сюсюкает со своими детками.
Фанни открыла дверь и прошлепала мимо меня. Как только ее розовенькая ночная рубашенция скрылась за поворотом, я ринулась в комнату. Найти и снять ключ оказалось секундным делом. Я выбежала из комнаты, пролетела коридор и резко затормозила перед дверью на кухню. Все дело было в том, что Фанни решила подкормить блохастого иждивенца и застряла на кухне, разливая в блюдце молоко.
Я застыла у входа в кухню как парализованная. Вот тебе, ворюга, и день открытых дверей! На шум валенок Фанни обернулась и… Страшный вопль затряс стены замка. Фанни грузно приземлилась на пол, не закрывая рта. Мои барабанные перепонки завибрировали мелкой дрожью. Фанни звучала как взрывная смесь милицейских сирен, школьного звонка и автомобильной сигнализации. Отовсюду тоже послышались вопли. Одна баба, видимо, решила переорать мощную побудку в исполнении графской экономки.
Трясясь всем телом на негнущихся ногах от обилия впечатлений, я выползла в коридор побольше и спряталась за статуей, точнее не статуей, а рыцарскими доспехами, культурно составленными в полный рост у стены. В голове непрерывно вертелась одна фраза, которую любила повторять моя школьная знакомая, получив пару: “Ну что, задница, сходила за булочками?” Додумать до конца я не успела, к Фанни начала сбегаться сочувствующая прислуга с ведрами сливовицы и мятными каплями.
Я прислушалась. Фанни наконец прекратила голосовые экзерсисы и шумно хлебала сливовицу вкупе с мятными каплями. Бабы еще бы молока ей принесли с огурцами, и бедная тетка всю ночь бы из нужника не вылезала… Я отогнала несвоевременные мысли и прислушалась по новой. Вот Фанни открывает рот и:
— Привидение!!!
Тут же мобильно последовала вторая волна вселенского рева. По кругу пошло второе ведро сливовицы. Я заинтересовалась и немножко вылезла из-за рыцаря, так чтобы мне была видна кухня. Фанни сидела на полу, прижав к груди бутыль с мятными каплями, и истерично голосила:
— Привидение! Без головы! В валенках! В крови!
Я удивилась. Ну ладно, валенки мои, но у меня и голова на месте. Вроде бы… Я еще раз пощупала свою тыкву и успокоилась, сообразив, что Фанни не увидела моей головы, потому что она (голова) была в тени. То-то баба напугалась! Но вот насчет крови, позвольте! Это у нее уже от испуга глаза кровью налились.
Фанни все завывала про кровавое и безголовое привидение в валенках. Какая-то баба настырно интересовалась фасоном и окраской валенок, заявляя, что это было вовсе не привидение, а деревенская дура Марушка, которая еще по зиме сперла у нее пару валенок, а теперь пришла их отдавать. А что она без головы… так зачем дуре голова? Вот валенки — дело другое. Вторая баба, явно глухая и страдающая ассоциативной шизофренией, лезла ко всем с вопросами о том, зачем Марушке красить валенки в красный цвет, если она все равно ни фига не видит, так как посеяла где-то голову. Какой-то пенек из лакеев спрашивал о том, зачем вообще привидениям валенки, и что если на том свете еще и обувь бесплатно выдают, то он прямо сейчас готов туда отправиться…
Я почувствовала, что голова моя идет кругом с зигзагами. После третьего ведра сливовицы бабы и активизировавшиеся при виде сливовицы мужики начали всерьез решать, почему Марушка надела себе на голову красные валенки, если голова у нее все равно плохо держится. Я решила, что пора покидать зрительный зал, чтобы сохранить остатки рассудка. Им-то легко рассуждать вместе со сливовицей… Как обычно, неповоротливой каракатицей я начала вылезать из-за рыцаря и не удержала голову. Рыцарскую, конечно, своя-то у меня чисто номинально… Жалобно звякая, железная байда покатилась по красной ковровой дорожке, а я, спасаясь позорным бегством, еще успела услышать пьяный рев: “А вот и голова!” — и подумать, что вряд ли рыцарскому железному чепцу когда-либо оказывали такой теплый прием.
До своей спальни я добралась с трудом, по пути потеряв один валенок. По идее, всю оставшуюся ночь я должна была мучиться угрызениями совести по поводу совершенного воровства, но, как любил выражаться один мой интеллигентствующий друг, всю совесть я еще в третьем классе променяла на булочки. Следовательно, я рухнула на кровать и тут же заснула без задних ног, мгновенно выкинув из головы Марушку, красные валенки и плохо закрепленный рыцарский шлем, который теперь, вероятно, стал гвоздем программы на кухне.
Наутро я проснулась отвратительно свежая и с внезапно оживившимися угрызениями совести. До прихода служанки они уже успели задолбать меня по полной программе, так что я даже почти обдумала план возвращения ключа, разумеется, такой же гениальный, как и план похищения.
От второй массовой операции с привлечением гигантской массовки и бочек сливовицы меня спасла служанка, деликатно просунувшаяся в дверь. Увидев, что я уже проснулась и не встречаю ее традиционным приветствием: “Жива еще, чучмечка?” или бросанием сапога в цель, девица оживленно впорхнула в комнату, таща в одной руке завтрак, а в другой кувшин с водой для умывания.
Поскольку в этот момент я вертела в руках спертый ключ, то его, естественно, надо было спрятать. Чисто женским рефлекторным движением я попыталась засунуть ключ в вырез ночной рубашки, но тут же опомнилась: прятать ключ на теле было негде, поэтому я запихнула его где-то между вторым десятком перин…
Пока я пожирала завтрак с аппетитом оголодавшей гиены (стрессы почему-то сильно влияют на мой аппетит), девица взволнованно торчала рядом, и по дергающемуся кончику ее носа я поняла, что она жаждет поделиться со мной ночными новостями. Наконец она разродилась робким вопросом:
— Госпожа ночью ничего не слышала?
— Нет, спала как дохлая селедка, — художественно соврала я, — а что?
— Ой, тут такое было! — девица выкатила глаза, предвкушая уже, наверное, сотое смакование сплетни. — Представляете, Фанни увидела привидение и так закричала! Неужто вы не слышали? А с нашей кухаркой случился припадок истерики, и она тоже громко кричала!
Так это кухаркин вой конкурировал с сигнально-пожарными воплями Фанни! Поздравляю! С такими голосовыми данными она запросто могла бы устроиться в объединенный хор МВД, например, или на какой-нибудь вокзал продавщицей в белом халате, зазывно воющей: “Беляши горя-ачие!… Горя-ачие беляши!!!”
