Подводные течения высокой политики весьма изменчивы. Но самое страшное – они очень глубоко скрыты от взоров непосвященных, и горе тому политику, кто проглядит их, поверив вежливым улыбкам дипломатов!
Так же непросто складывался и русско-английский союз. Выступая на словах за сохранение спокойствия в Европе, каждый из союзников, заключая договор, преследовал прежде всего свои интересы. Какие? Англия была заинтересована в торговом сотрудничестве с Россией.
«…Русские вовсе не были торговыми конкурентами Англии ни в Турции, ни в Европе, и нигде вообще, а, напротив, очень выгодными для англичан поставщиками леса, пеньки, льняной пряжи, смолы и других видов сырья», – писал о торговых интересах Англии в этот период академик Е.В. Тарле. Россия же, напротив, стремилась с помощью «Северного аккорда» решить свои вопросы – польский и черноморский, а противоборство Англии и Франции использовать для нейтрализации Версаля.
Ну а подводные течения? Разумеется, были и они! Так, России чрезвычайно выгодно было всякое обострение англо-французских отношений. Это накрепко привязывало Лондон к Петербургу. Свой скрытый интерес (и немалый) имела и Англия! «Им (англичанам. – В.Ш.) нужно было втравить поскорее Россию в войну, – писал Е.В. Тарле. – За это они даже готовы были подарить России остров Минорку с захваченным ими Порт-Магоном, чтобы дать русскому флоту нужную стоянку на Средиземном море, заманить в это море на постоянное пребывание русский флот и вообще обеспечить прочно и надолго дипломатическую и военную помощь англичанам со стороны Екатерины уже не только против Франции, с которой Екатерина ссорилась из-за польских и турецких дел, но и против Испании, с которой Россия никогда не ссорилась и не имела ни малейших мотивов для ссор».
Поэтому осенью 1768 года, когда в связи с началом войны с Турцией Екатерина II решилась на организацию военно-морской экспедиции в Средиземное море с целью поднять на восстание против турок угнетенный греческий народ и организовать морскую блокаду Стамбула, британский кабинет был в этом определенным образом заинтересован. Английский посол в Санкт-Петербурге доносил в Лондон: «…Я всегда рассматривал подобные виды России весьма для нас счастливыми, ибо до тех пор, пока это будет выполнено, она должна зависеть от нас и держаться нас. В случае ее успеха это лишь увеличит нашу силу, а в случае неуспеха мы утратим лишь то, чего не могли иметь».
Однако оказывать реальную помощь России в ее необычном и рискованном предприятии Англия не собиралась. Так, британское правительство ответило немедленным отказом на просьбу Екатерины II поддержать русскую эскадру боевыми кораблями английского флота, ограничившись обещанием оказывать помощь русским кораблям при их заходе в британские порты.
Столь двойственное отношение союзника не осталось без внимания Екатерины II, и она снабдила командующего Первой Средиземноморской эскадрой адмирала Г.А. Спиридова не одной политической инструкцией, как делалось обычно в то время, а двумя, причем вторая была строго секретной. Разница между инструкциями заключалась прежде всего в оценке отношений России с Англией. И если первая инструкция, предназначенная для оповещения капитанов кораблей, гласила: «…Об Англии можем сказать, что она нам прямо доброжелательна и одна из дружественных наших держав…», то вторая, секретная, давала куда более сдержанную оценку русско-английским отношениям. В ней адмирала Спиридова предостерегали относительно возможных провокаций со стороны англичан.
Причина столь осторожного отношения к своему союзнику может быть только одна: русское правительство было почти уверено в будущих провокациях, но всеми силами стремилось, чтобы Лондон ничего не знал об этих предупредительных мерах.
Можно не сомневаться, что при столь неоднозначном отношении к Англии определенные указания были даны и фискальной службе эскадры, исполнявшей функции контрразведки и подчинявшейся лично командующему эскадрой согласно Морскому уставу 1763 года. Подобная мера тем более вероятна, что именно на рубеже 70-х годов XVIII века особенно активизировалась деятельность британской военно-морской разведки. «Разведка военно-морского ведомства, ранее действовавшая только в военное время или от случая к случаю, превратилась со второй половины XVIII века в постоянно функционировавшую организацию», – писал об этом времени исследователь истории британских секретных служб Е.Б. Черняк.
При этом русским контрразведчикам необходимо было учитывать сильные стороны британской разведки, методику ее работы. Особенностью деятельности британской разведки была, в первую очередь, чрезвычайно широкая шпионская сеть. Однако помимо этого в случаях весьма «деликатных» британское Адмиралтейство посылало и особых агентов, могущих не только обеспечить сбор необходимой информации, но и организовать проведение диверсий. Следует отметить, что ко времени выхода русской эскадры в Средиземное море борьба всех европейских разведок велась там особенно активно. Не были обойдены вниманием и представители России. Так, назначенный командующим русскими военными силами на Средиземноморье граф А.Г. Орлов доносил вскоре после своего прибытия в Италию: «Правду сказать, тяжело мне приходится, иногда не знаю, куда свою голову преклонить: шпионов превеликое множество во всех местах, и за мною очень все примечают…»
Возможности для столь широкой деятельности у британской разведки, как, впрочем, и у французской, были. По данным английских историков, затраты на секретную службу только министерства иностранных дел в 60–70-е годы XVIII века составляют от 15 до 36 тысяч фунтов стерлингов, то есть четвертую часть всех расходов на внешнеполитическое ведомство.
Правомерен вопрос: могла ли Англия в сложившейся ситуации оставить «без присмотра» русскую средиземно-морскую эскадру? А зная некоторые особенности британкой разведки, правомерен, видимо, и вывод о том, что помимо агентов, которые были разосланы по всем портам на пути следования русской эскадры, для полноты информации британскому Адмиралтейству как воздух необходимы были агенты непосредственно на русских кораблях, тем более что возможность засылки их была реальной в связи с екатерининской политикой привлечения иностранцев на русский флот.
Единственной преградой здесь могла стать традиционно сильная русская фискальная служба. Нейтрализовать же последнюю удалось бы только одним путем: агенты английской разведки должны были занимать столь высокие должности, что фискальная служба оказалась бы перед ними бессильной. Иначе разоблачение стало бы делом чрезвычайно быстрым, да и уровень осведомленности рядового офицера не мог удовлетворить Лондон. Следовательно, наибольший интерес у англичан должны были вызывать капитаны кораблей и их вышестоящие начальники. Естественно, что наиболее подходили для этой деятельности прежде всего английские моряки, находившиеся на русской службе, тем более что таких было немало. По всем критериям на Первой и Второй Средиземноморских эскадрах наиболее подходили трое: капитан линейного корабля «Три Иерарха» Самуил Грейг, капитан линейного корабля «Три Святителя» Вильям Роксбург и командующий Второй эскадрой контр-адмирал Джон Эльфинстон.
Самуила Грейга, связавшего всю свою жизнь с Россией, будущего адмирала и командующего Балтийским флотом, героя Чесменского и Гогландского сражений, необходимо исключить сразу, хотя справедливости ради следует отметить, что в 1780 году адмирал обвинялся в шпионаже в пользу Англии, что, впрочем, не подтвердилось.
