Во время следующего захода в Ширнесс излишняя популярность могла дорого обойтись Лукину, но он вновь с честью вышел из почти безнадежного положения. Дмитрий Александрович, посланный для закупки провизии на шестивесельной шлюпке, уже возвращался назад из города и подходил к берегу, когда увидел толпу подвыпивших бродяг.
– Люкин! Люкин! – кричали они. – Сейчас мы пощупаем этого хваленого русского! Попотчуем его «боксами»!
Дмитрий Александрович был уже недалеко от берега, когда целая толпа разогретого алкоголем сброда бросилась на него. Но Лукин не растерялся. Видя, что со всей толпой ему, конечно, не справиться (англичан было больше сотни!), Дмитрий Александрович схватил за ворот двух зачинщиков и, крепко держа их, стал отступать к шлюпке, где его ждали верные матросы. Едва толпа начинала наседать, он так сжимал в своих руках пленников, что оба поднимали душераздирающий вой. Так бы, наверное, Лукин и пробился к шлюпке, если бы не коварная подножка, которую кто-то подставил ему в неразберихе. И хотя Дмитрий Александрович не упал, оба пленника вырвались, пользуясь случаем, на свободу. Тотчас на Лукина посыпались удары со всех сторон. Но русский офицер не думал сдаваться, кулаками прокладывая себе путь к причалу. Матросы, увидев драку, кинулись на помощь. Бой был короткий, и враг обратился в постыдное бегство.
«Подвиг сей приумножил к нему почтение английских моряков», – писал об этом случае один из современников. Тем не менее на следующий день к вице-адмиралу Ханыкову поступило несколько десятков заявлений на Лукина за нанесенные увечья. Командующий вызвал офицера. – Кто зачинщик? – спросил грозно.
– Я, ваше превосходительство, никогда бы не додумался в трезвом рассудке бросаться в драку с сотней пьяных головорезов! Судите сами! – скромно ответил капитан-лейтенант.
– В следующий раз будь с англичанами повежливей, все же союзники! – улыбнулся Ханыков. – А то, не ровен час, всех переколотишь!
Но более драться Лукину в английских портах не пришлось. Теперь при его появлении все почтительно вставали и шумно приветствовали. Лишь иногда, уступая надоедливым поклонникам, он шутки ради поднимал под одобрительные крики толпы за шиворот желающих: по четверо за раз.
Перед самым отплытием в Кронштадт заспорил с Лукиным в трактире один английский капитан, чей народ смелее и решительнее.
– Вы, русские, никогда не пойдете на то, на что без всяких раздумий покусится англичанин! Лукин даже покраснел от обиды: – Это на что, например? – А вот сможешь ли ты отрезать мне, к примеру, нос?
– Изволь! – ответствовал Лукин и, взяв нож, не моргнув глазом, отхватил у задиры кончик носа.
– Как видишь, мы народ решительный! – сказал он, кладя свой трофей на тарелку. – Но для сего нас обидеть крепко надо! Ты меня обидел, а потому и получил свое!
История эта нашла продолжение значительно позднее, когда англичанин, отчаянный мореход, приехал навестить друга в Кронштадт и оба, вспоминая свое знакомство, хохотали над давней проказой…
В это время Россия вступила в войну с Францией. Из Севастополя ушла к греческим берегам эскадра адмирала Ушакова, в Италию двинулись полки фельдмаршала Суворова, к голландским берегам отправились корабли Балтийского флота. Среди них катер «Диспач», в командование которым вступил Лукин.
Наиболее крупной операцией балтийцев в этой войне стала высадка десанта на голландское побережье-Шлюпки подходили к берегу при большом накате, и вел их парусный катер Лукина. Крупные корабли из-за мелей близко подойти просто не могли. Высадка, несмотря на активное противодействие французов, прошла успешно, и Лукин за проявленную храбрость был награжден орденом Святой Анны 3-й степени.
Вскоре отличившийся капитан-лейтенант стал старшим офицером линейного корабля «Ретвизан», которым командовал сын известного екатерининского адмирала Самуила Грейга – Алексей. А затем были многочисленные бои с французами, бомбардировка и взятие приморской крепости Гельдер. Отличился старший офицер и при захвате голландского корабля «Вашингтон», когда командовал абордажной партией.
Командир «Ретвизана» Алексей Самуилович Грейг с обидой признавался в узком кругу:
– Ежели меня убьют, никто на корабле сего происшествия не заметит, ибо все – от кают-юнги до вахтенных лейтенантов – находятся под очарованием моего старшего офицера. Но я не сержусь за это на Лукина – он славный моряк, и сам я общаюсь с ним с превеликим удовольствием!
В 1801 году Дмитрий Александрович стал капитаном 2-го ранга и получил под свою команду «Рафаил». В следующем году за отплаванные восемнадцать кампаний стал Георгиевским кавалером.
Тем временем молва о славных делах Лукина достигла и родных берегов. Высший свет изумился: вот ведь богатырь да герой у нас имеется, а мы про то и не ведали! Супругов Лукиных стали приглашать на вечера и рауты во всевозможные салоны. Дмитрий Александрович походил-походил да и перестал. Скучно! С куда большим удовольствием он занимался детьми: совсем взрослой стала дочь Екатерина, подрастали и сыновья-погодки Константин и Николай, Сыновей своих Лукин учил так:
– Первым не задирайся! Слабого не трожь, лежачего не бей! Подножка да тычки в спину – последнее дело! Но уж коли обиду вам нанесли крепкую, тогда за честь свою стойте до конца! Помните, что вы Лукины!
Прослыша о подвигах храброго моряка, пригласила его к себе в гости в Павловск императрица Мария Фёдоровна. Вот как описал это событие один из современников: «…Ее величество императрица Мария Фёдоровна… за обедом просила, чтоб Лукин показал свою силу. «Ваше величество, с радостью исполнил бы ваше милостивое желание, но ничего не найду, что показать вам». В это самое время, как он оглядывался, поставил ему придворный лакей серебряную тарелку. Он потребовал другую. Государыня обратила свое внимание. Он взял в руки обе тарелки, свернул в дудочку самым легким образом, встал и поднес сверченные обе тарелки, – и так искусно, что нельзя было сказать, что тут две тяжелые серебряные тарелки».
Вскоре пришел указ о присвоении командиру «Рафаила» звания капитана 1-го ранга. А затем началась усиленная подготовка к плаванию, и Лукин переселился на корабль. До отплытия в южные моря оставались счита-ные дни.
* * *
Утром 18 августа 1806 года к уходящим в дальнее плавание судам прибыл парусным катером Александр Первый. До этого император осмотрел только что вернувшийся из первого российского вояжа шлюп «Нева», капитан которого Иван Крузенштерн, доложивши о всех перипетиях плавания, решил удивить государя и велел матросам скинуть рубахи. Александр долго с восторгом лорнировал бесстыдные полинезийские татуировки, коими щедро разукрасили себя первые кру-госветчики.
– Как жаль, что мы приехали без дам! – посмеялся он, завершив ознакомление с экзотическим искусством «тату». – Представляю, как бы им пришлось сейчас краснеть от сей папуасской живописи!
После «Невы» Александр наскоро осмотрел адмиралтейство и штурманское училище, после чего велел везти себя в отряд Игнатьева. Корабли его были выстроены к кильватерную колонну как раз на том месте, где в мае 1790 года Кронштадтская эскадра адмирала Круза отбросила в двухдневном сражении шведский флот от Петербурга. Игнатьев (сам участник тех событий) поставил именно здесь свои корабли не случайно.
