В царствование императрицы Екатерины адмирал Ханыков здесь же в Портсмуте по своей инициативе салютовал англичанам, но те ответили двумя пушками меньше. Достоинству нашего флага тогда было нанесено оскорбление, и Екатерина сделала заслуженному адмиралу строжайший выговор за умаление своей чести.
Едва корабли бросили якоря, как на «Сильный» прибыл капитан от портсмутского адмирала с поздравлениями и просьбой о салюте. Переговоры шли долго. Англичанин настаивал на большем числе выстрелов, Игнатьев только на равном. В споре победили наши, и вскоре рейд огласился пушечными выстрелами.
Англичан не могло не радовать, что Россия отправлялась воевать с французами. По этой причине в помощи Игнатьеву отказа никакого не было.
– Спасибо! – благодарил их гордый Иван Александрович.- Но в больших работах у меня пока нужды нет, а с малыми управимся и сами!
Вокруг кораблей крутилась масса лодок, с которых краснощекие англичанки продавали зелень, хлеб и масло. Наши приценивались, но покупали мало, слишком уж дорого просили «мадамы», как вежливо и уважительно именовали англичанок матросы. Англичанки звали их «дирушками». Вокруг только и слышалось: – Дирушка! – Мадам! – О, дирушка! – О, мадам!
На кораблях пополняли запасы продовольствия, освежали воду, подкупали штурманские инструменты и карты Средиземноморья. Главное внимание было обращено на только что появившиеся в употреблении новые замки к пушкам. Выдумка была, и впрямь, замечательная. Дернул за шнур, курок сам опускается с полки и подпаливает скорострельную трубку. Замки весьма ускоряли темп стрельбы, однако в долговременном сражении кремень быстро стачивался, и замок уже не высекал должного огня. По распоряжению Игнатьева замки закупали, денег не жалея.
Рядом у борта «Сильного» краснел одинокий буй. Кто-то прикрепил к бую венок железных цветов, тоже ставших красными от ржавчины. – Что это? В ответ англичане снимали шляпы:
– Два года назад на этом месте перевернулся наш стопушечный линкор «Святой Георгий». Погибло великое количество моряков, их жен и детей! – Отчего же перевернулся ваш корабль?
– Внезапный порыв ветра резко накренил его. В открытые пушечные порты устремилась вода. Никто ничего не успел понять, как все уже было кончено. Спасти удалось лишь несколько человек.
– Царство Небесное всем утонувшим и на водах сгинувшим! – крестились русские. – Вот ведь какая она, судьба наша моряцкая, не знаешь, где смерть примешь, может, даже в своей гавани!
Несмотря на то, что со времени Трафальгара прошел уже год, все разговоры у британских моряков начинались и заканчивались только им. Наших это скоро начало утомлять, но все равно приходилось из вежливости выслушивать все новые и новые истории о великом дне британского флота. В Лондоне была уже открыта и приносила немалый доход наскоро сработанная панорама Трафальгарской битвы. Во всю ширь полотна полыхали огнем французские и испанские корабли. На переднем плане тонущие французы протягивали к небу руки.
– Ишь, обезьяны французские, тоже жить хотят! – восклицали забредшие в панораму отцы провинциальных семейств.
Офицеров и матросов же более всего занимали охранявшие Портсмутскую крепость солдаты-шотландцы в их неизменных клетчатых юбках до колен.
Вот типичные картинки портсмутской жизни тех дней, записанные историком Н. Калистовым:
«При незнании английского языка нашими матросами и русского английскими общение казалось бы невозможным, если-бы и те и другие не прибегали для взаимного понимания к одному старому, ипытанному средству, которое одинаково успешно развязывало и русский, и английский, и всякие другие языки. Несколько стаканов грога или джина оказывались в таких случаях настолько полезными, что через час, много два, матросы уже так хорошо понимали друг друга, что о чем бы ни говорил англичанин на своем языке или наш на русском или даже малороссийском, для них все уже было гораздо яснее. Англичанки, которые также приветливо относились к нашим матросам, в этом смысле были не так понятливы: кто-то посоветовал им к английскому слову «дир» (дорогой, милый) прибавить русское окончание «ушка», и они так и называли наших «дирушками», считая это настоящим русским словом. Наши же в свою очередь неизменно называли их «мада-мами», полагая, что это слово звучит достаточно хорошо по-английски. Дальше этого знакомство с англичанками не шло. Все эти гулянки на берегу заканчивались обыкновенно самыми нежными прощаниями: англичане провожали наших матросов на пристань, дружески и многократно обнимались и целовались с ними, и так же, как и наши матросы, выражали надежду еще раз встретиться, но уже в море, в общем деле против французов».
Офицеры, пользуясь случаем, нашли время побывать на стоявшем в дальнем углу гавани линейном корабле «Леандр». Участник Абукира, «Леандр» был в свое время захвачен французами, затем отбит у них при Корфу адмиралом Ушаковым и возвращен англичанам.
Офицерская молодежь, как обычно, стремилась в город. Старшие предупреждали:
– Обходите дома, где горят красные фонари, и остерегайтесь дам в красных платьях! – Почему? – спрашивали мичманы заинтересованно. – Это местные вакханки!
– До чего же интересно! – сразу веселели мичманы и, ощупывая кошели, как можно быстрее съезжали на берег.
Многие из офицеров на время стоянки снимали для удобства номера в местных трактирах. Жилье стоило не дорого. В каждом номере по зеркалу, ковру, умывальнику, на постели вместо привычной подушки круглый валик. В оплату номера входил и завтрак: чай, масло, сыр, яйца и традиционный морской корн-биф – обрезанная в виде куба солонина.
Особой популярностью среди англичан, конечно же, пользовался Лукин. Его всюду принимали как самого дорогого гостя. Командиру «Рафаила» слали визитные карточки и приглашения на обеды и ужины все, от хозяев дешевых трактиров, где когда-то сиживал и показывал силу лейтенант, до капитанов линейных британских кораблей и главного командира порта, полного адмирала. Известность Лукина в Англии была поистине потрясающей! Впрочем, сам Лукин оставался верен себе: все такой же добродушный и улыбчивый:
– То они не меня, а нашу русскую силушку уважают, да боятся!
Рядом с «Рафаилом» встал британский корабль «Центавр», только что прибывший из длительного рейда к берегам Вест-Индии. Лукин тотчас пригласил офицеров с английского корабля к себе на обед. За обедом англичане рассказали, что выдержали по пути к метрополии отчаянный шторм и бой сразу с четырьмя французскими фрегатами. Сам обед прошел весело. Хлебосольный Лукин выставил на стол все, что имел. Один из его соплава-телей так описывал это застолье: «Обед был в английском вкусе: грог, перед обедом, а за столом – портвейн, херес ходили кругом стола. Только и было слышно: «Капитан такой-то, ваше здоровье!» – и мы вышли из-за стола, как говорится, с красными носами…»
Капитан-командора Игнатьева принял начальник Портсмута. Две миловидные адмиральские дочери, обходя гостей, угощади их вином. В понятии англичан – это была наивысшая из учтивостей. Взятый Игнатьевым Павел Свиньин развлекал девушек разными историями. Те жеманничали и смеялись. На следующий день прием делал Игнатьев. Монтегю со всем вниманием осмотрел «Сильный» и честно признался:
