В это время от неподвижной толпы дивов отделилось несколько фигур, которые стали с опаской приближаться к своему поверженному предводителю. Дивы медленно брели, побросав в стороны боевые топоры, истошно рыдали, рвали на головах свои косматые патлы. Затем, подняв на руки поверженного Черноморда, они, не обращая на нас никакого внимания, потащили своего предводителя куда-то в лесную чащу.
Я был готов клясться чем угодно, что массовый исход дивов с поля боя не входил ни в какие сценарии Коуша. Можно только представить, как сейчас он бесится, видя, что его хваленые “бессмертные” беспрекословно открывают нам путь на заветный остров Буян!
Глава двенадцатая
КАЛИН МОСТ
— Так вот он какой, Калин мост! — произнес, задумчиво растягивая слова, Вышата. — Сколь я слышал о нем в былинах, а теперь наконец-то и увидеть сподобился!
— Еще не возрадуешься, что увидел! — подала голос из своего мешка и старуха Эго.
— Почему Коуш не разрушил мост? — спросил я старуху Эго. — Ведь тогда мы бы уж точно никак не добрались до Буяна!
— Не Коуш Калин мост строил, не ему его и разрушать! — важно ответила старуха Эго. — Коуш вечен, а мост еще более вечен, чем сам Коуш!
Эта новость меня обрадовала. По крайней мере, вступив на мост, мы не окажемся в ловушке, если Коушу придет в голову сломать мост.
— Ну, что будем делать? — обвел я взглядом своих товарищей.
Хотя всем нам было совершенно ясно, что надо делать, мне все же хотелось перед решающим броском заручиться словесной поддержкой моих спутников.
— А что еще остается! — хмыкнул себе под нос Вакула. — Пошли, что ли?
Мост принял нас, плавно качнувшись под ногами, словно гигантские качели. Первые шаги мы делали боязливо, осторожно, но, постепенно продвигаясь вперед, быстро обрели былую уверенность. Калин мост, несмотря на свою весьма воздушную конструкцию, оказался сооружением весьма и весьма прочным. Мост мягко покачивался под нашими шагами, и у меня невольно возникла мысль о несоответствии его совершенной конструкции эпохе, в которой он находился. Но забивать себе сейчас голову умными мыслями не хотелось: одной загадкой больше, одной меньше, какая в конце концов разница!
Первым шел воевода, следом за ним я, за мной Всегдр, а замыкал нашу боевую колонну герой последнего боя Вакула. В этом был свой смысл, ибо мои товарищи распределились так, чтобы по возможности прикрыть меня со всех сторон.
— Ой, что сейчас будет, что будет! — занудливо причитала из заплечного мешка старуха Эго. — Тут у Коуша на мосту такие отвратины собраны, что вся остальная нечисть от них шарахается! Здесь и сам Горыныч на зорьке утренней выгуливается! Ой, что будет, что будет!
— Что, что! — не слишком вежливо передразнил старуху Вакула. — Больше выгуливаться не будет! Конец пришел твоему Горынычу! Враз этому старому хрычу его бошки поотрубаю! Отгулялся!
Бабка примолкла. После победы над Черномордом Вакула вызывал у нее уважение. Несколько минут ведьма лишь тихонечко всхлипывала.
— Ой, жалко-то Змея! Ой, жалко! — внезапно завела она снова. — Он, Горыныч, хоть, конечно, и гад порядочный, но ведь сколь веков знаемся! Он ведь из наших, из старых! Его, бедняжку, Коуш к тому же все время в черном теле держит, а теперь еще и вы головы поотрубаете! Лишите меня дружка маво старинного!
Но старуху уже никто не слушал. Упоминание о возможной скорой атаке заставило всех насторожиться.
— Держи дистанцию! Не растягиваться! — велел я шедшему за мной Всегдру.
— Чего? — не понял тот.
Обернулся, удивленно посмотрев на меня, и Вышата:
— Чего ему держать-то?
— Тьфу ты! — в сердцах сплюнул я, поняв, что опять, в какой уже раз, ляпнул не то. Теперь надо было исправляться. — Расстояние держи!
— А-а! — удовлетворенно кивнули разом Вышата и Всегдр.
Мост медленно, но верно поднимался ввысь. Построен он был с царским размахом! Время от времени я поглядывал вниз: там надсадно кипел огненными волнами жутковатый море-окиян. Впереди по-прежнему на самом горизонте чернела скала с мрачной башней Коуша.
Мы шли и шли, а она все, казалось, не приближалась к нам.
При этом с нами, вопреки предсказаниям ведьмы, пока ровным счетом ничего не происходило. Никто не нападал, не атаковал. И небо и окиян были пустынны.
“Чем черт не шутит, может, дуриком и проскочим!” — мелькнула заманчивая мысль, но я ее тут же отогнал, ибо понимал, что Калин мост для Коуша — последний рубеж обороны, на котором он просто обязан дать последний и решительный бой, бросив против нас все, что у него еще осталось, так что обманываться мечтами было глупо.
Мы уже далеко отошли от берега, видна была лишь его тонкая полоска. И хотя это была чужая и враждебная нам земля, мы то и дело оглядывались на нее, словно ища защиты. Странен все-таки человек! Еще вчера там, на этой земле, нас повсюду подстерегала смертельная опасность и мы не чуяли, как оттуда выбраться, но вот выбравшись, сразу же с тоской оглядываемся назад!
— Что-то здесь подозрительно тихо! — обернулся ко мне через пару часов нашего океанского перехода Вышата. — Опять небось подлюга замышляет какую-нибудь пакость!
— Согласен! — кивнул я ему. — Коуш не может нас не видеть и не следить за нами! Из этого следует одно из двух. Первое — он настолько угнетен поражениями, что уже не может что-либо сделать. Второе, что гораздо более вероятно, — он просто выжидает, чтобы нанести свой последний удар наверняка!
— Да пусть бы уж и наносил поскорее, а то думай тут всякое! — в нетерпении подал голос Вакула.
— На то и расчет, по психике ударяет, да и от берега подальше заманивает!
— Не знаю я, Посланник, никакого психика, но пусть только попробует меня ударить, я уж в долгу не останусь! — сказал Вакула.
Мы уходили все дальше и дальше от земной тверди. Четыре человека, заброшенные судьбой и долгом на самый край мироздания.
Так мы прошли большую половину расстояния до острова. Буян уже был виден во всем своем мрачном великолепии. Огненные волны с силой били в его черные скалы, рассыпаясь в искры-брызги. Над самим островом висела огромная черная туча, которая то и дело метала беззвучные молнии. Стоящий над обрывом замок Коуша являл собой зубчатую башню. Не знаю почему, но мне внезапно вспомнился столь любимый мной Гумилев:
Мой замок стоит на утесе крутом
В далеких, туманных горах,
Его я воздвигнул во мраке ночном,
С проклятьем на бледных устах…
Напрягая глаза, теперь можно было даже разглядеть, что в башенных окнах замка светится огонь. Знать бы, кто и что там сейчас замышляет!
И вдруг каким-то шестым чувством я понял, что сейчас все и начнется.
