Любопытно, что именно в это время в Одессе начали свою активную деятельность два предпринимателя — некто Гельфанд и Бронштейн. Оба нажили немалые капиталы на спекуляциях с хлебом. Это были дедушки небезызвестных революционеров-интернационалистов Израиля Гельфанда (Александра Парвуса) и Лейбы Бронштейна (Льва Троцкого), принёсших впоследствии немало горя народам России. Аналогия здесь напрашивается сама. Если дедушки входили в состав «черноморской мафии» (пусть не на первых ролях) и как могли грабили Россию, то их внуки сделали всё возможное для уничтожения этой самой России…
Из воспоминаний личного врача и биографа М.С. Воронцова К.Э. Андриевского: «Перевалка пшеницы через хлебные магазины в порт привлекала своими высокими заработками в Южную Пальмиру (т.е. в Одессу. — В.Ш.) не только выходцев из-за границы, промышлявших хлеботорговлей, но и множество люда из соседних и даже северных губерний. Всяк находил в Одессе, при неизменном в страдную пору спросе на рабочие руки, если не постоянный кров, то верный себе заработок».
Так, порт и хлебные магазины — эти устои морской торговли города, кроме одесских обывателей сытно кормили — работы хватало на всех! — тьму народа из пришлых. На юге их нередко называли ещё «бурлаками». Эти странствующие в поисках приличного заработка украинские крестьяне, в отличие от «беглых» в Новороссию крепостных, располагали «письменными видами» от своих помещиков.
Тысячи русских подёнщиков проходили сотни вёрст в южные порты, куда их гнала из отчих краёв скудость земельных угодий, желание заработать на семью, и «сколотить копейку» на подушную подать помещику. При работе «у хлеба» недурственно жилось в Одессе и крестьянскому народу из коренных губерний России! Попадая сюда, в Южную Пальмиру, на вольную жизнь и обильные хлеба из крепостных обнищавших краёв, многие из них всяческими правдами-неправдами добывали себе подложные паспорта. Природные россияне заметно выделялись в порту своею численностью среди прочих работников. До одиннадцати тысяч душ этого временного в городе сезонного люда подвизалось в пору хлебного бума в наймах на подённых работах, испытав в урожайный год воистину благодать Господню. Причём даже мужик без лошади и телеги мог в артели портовых грузчиков или при хлебном магазине заработать в горячие дни на погрузке пшеницы от рубля и выше на душу. Осмотревшись на месте и скопив деньжат, многие из холостяков обзаводились в Одессе семьями и оседали навсегда.
Да, в разгар хлебного бума работы в порту и в городе хватало на всех, и на одесских улицах не сыскать было тогда привычных для прочих городов империи толп нищих да убогих, что мыкались с протянутой рукою от церковной паперти до богадельни. Одесские жители нередко видывали в страдную пору грузчиков, которые «для форсу» с шиком прикуривали папироски от рублевых ассигнаций. Высокому достатку всех своих обывателей Южная Пальмира была обязана тем, что ещё не знала, к счастью, со дня своего рожденья стихийных бунтов погрязшей в нищете и пьянстве городской черни.
При этом в Одессе деньги зазря никому не платили. Карантинная и Практическая гавани в воронцовские времена были по своему оснащению ещё весьма далеки от совершенства. Практически все операции с экспортным хлебом проводились тогда вручную, поэтому так ценился труд подёнщиков в порту. И не только в Одессе, но и по всем портовым городам Чёрного моря всегда были дороги крепкие рабочие руки. Заморский купец, которому нужно было, к примеру, погрузить свои два или три судна, — все «вдруг», когда «горел» срочный фрахт, естественно, за ценою не стоял. В таких случаях в порядке вещей предлагалось за работу вдвое, а то и втрое сверх обычно принятого. Понятно, что платили сполна не только грузчикам в порту, но и за работу, особенно сверхурочную, при хлебных магазинах. Плата работнику выходила тогда до 3-х и более рублей в день. Вот и случалось, что в «пик» навигации, в незабываемые будни хлебного бума, даже избалованная домашняя прислуга всё бросала на произвол судьбы и, только ухмыляясь в ответ на самые щедрые посулы своих хозяев, бежала к городским житницам и в порт.
Вот живые картинки городского быта Южной Пальмиры воронцовской поры. Хлебный бум беспристрастно обнажал мирские страсти, охватившие всех обывателей воронцовской Одессы — от предприимчивости и трудолюбия до меркантильности и стяжательства. В ажиотаже осенней торговли он властно накладывал повсюду свой отпечаток на образ жизни, род занятий, нравы и даже привычки горожан.
Обратимся к тем дням в воспоминаниях прежних одесситов: «Бесстыдство нашей прислуги перешло пределы дозволенного! Не только лакей или кучер, но кухарка, не дождавшись, чтобы обед был изготовлен и подан, кормилица, несмотря на крик бедного малютки и слёзы матери, — сетовали одесские дамы, — бросает самые почтенные и щедрые для них семейства, бегут в хлебные магазины для того, чтобы увязывать мешки, сидеть на улицах и подбирать падающий хлеб…»
Но можно ль упрекать ближнего своего за стремление к достойному лучшему вознаграждению его же собственного, честного труда? Зная, что страда «у хлеба» даёт им «натурально заработать» целый капитал, охочих прозябать в услужении у господ за… 2 целковых в месяц тогда действительно набиралось в Одессе немного…
Лёгкость получения работы в Одессе и высокие заработки людей рабочего сословия в страдную пору имели, увы, и оборотную сторону медали — злое, повальное пьянство. Например, пришлые подёнщики, оседая в городе в округе порта, уже тогда вместе с аборигенами первой Матросской слободки положили на Канаве начало «люмпен-пролетариату» Южной Пальмиры.
Из записок современника: «Надо знать, что люди, занимающиеся перевозом пшеницы в гавани в Одессе, замечательная ракалия… Они тяготеют к торговле. Ломовые извозчики нанимают их только во время грузки и подённо. Подённая плата доходит иногда до 3 и даже более рублей одному работнику. Разбойники балуются, если грузка идёт сильно, до того случалось, рвут рублёвые бумажки для папирос. Грузка кончилась, они ничего уже делать не хотят; пропивают всё…»
Вообще, по данным за 1808 год, лишь один одесский порт принял около 400 купеческих кораблей, а доходы городского бюджета составили 130 тысяч рублей. Чтобы понять грандиозность этой цифры, достаточно сказать, что фунт, т.е. 400 грамм, ржаного хлеба стоил в ту пору 1 копейку, фунт говядины — 4 копейки, поросёнок обходился покупателю в 60 копеек, а гусь — в 30 копеек. Всего за один целковый, т.е. рубль, на базаре можно было накупить две огромные корзины всякой снеди.
С 1803 по 1810 год в Одессе не было ни одного случая банкротства, в то время как капиталы некоторых местных купцов измерялись уже сотнями тысяч рублей. Город был воистину золотым дном для всякого, кто делал там свой бизнес. О размахе торговой деятельности в Одессе говорит уже то, что в 1808 году в городе был учреждён Коммерческий суд, призванный разрешать многочисленные споры и тяжбы между участниками торгового процесса.
В 1817 году Одессе был дарован режим свободной (т.е. беспошлинной!) торговли «порто-франко». Статус «порто-франко» способствовал сказочно быстрому превращению Одессы в третий по величине и по значимости город всей Российской империи. Достаточно сказать, что в 1836 году чистый доход одесского бюджета превышал общую валовую выручку ВСЕХ российских городов, за исключением Петербурга и Москвы.
