Зимой 1809 года корпуса генералов Багратиона и Барклая-де-Толли по льду стремительно перешли Ботнический залив и нанесли внезапный удар в сердце Швеции. Именно тогда Европа услышала о предводителе российского авангарда полковнике Кульневе, храбрейшем из благородных и благороднейшем из храбрых! С этого времени судьба войны была уже предрешена.
В кампанию этого года шведский флот вообще не показывался в море; что касается англичан, то столкновения с ними носили случайный характер и происходили исключительно у берегов Финляндии, куда англичане время от времени наведывались.
В июне у Гангута англичане попытались высадить десант с двух линейных кораблей, но последний был тут же сброшен в море ротой Псковского полка. Преследуя английские баркасы, наши гребные суда потопили несколько из них со всеми людьми.
Спустя несколько дней четыре вооружённых английских баркаса столкнулись у Паркалауда с тремя нашими канонерками. Столкновение закончилось потоплением двух баркасов и бегством третьего. Чтобы загладить эту явную неудачу, англичане отправили к Паркалауду два линейных корабля и два фрегата. С них спустили свыше двух десятков вооружённых пушками баркасов и катеров. Пройдя шхерами, англичане атаковали стоявшие на якоре суда гребной флотилии. Бой был жесток. Противнику удалось захватить на абордаж четыре вспомогательных судна-иола и две лодки, нам — утопить пятнадцать баркасов и катеров.
10 июля английский линкор пытался подстеречь отряд наших транспортов, доставлявших грузы для армии. Но из этого ничего не получилось. Едва линкор открыл огонь, как немедленно был с тыла атакован отрядом канонерских лодок. Потеряв фор- и крюйс-брам-стеньги, он едва успел бежать в море от абордажа.
Последним значительным делом стал бой на Аспенском рейде. Тогда на отряд мичмана Коробки (4 канонерские лодки, 2 бота, 2 кухонных судна) напали два десятка английских вооружённых баркасов со стоявших мористее двух линкоров и трёх фрегатов. Одной из канонерских лодок удалось прорваться, и она благополучно добралась в Свеаборг, остальные суда (почти не имевшие вооружения) были в течение трёх часов непрерывного боя взяты на абордаж. Вторую канонерку удалось захватить только тогда, когда из 44-х человек её команды уже не было в живых ни одного. Сам Коробка продолжал драться саблей, имея уже две тяжёлые раны. В плен его взяли в бессознательном состоянии.
На кухонных судах, которые вообще не имели ничего кроме суповых котлов, повара отбивались от наседавших англичан разделочными ножами и защищались крышками от кастрюль. Мужество, с которым дрался отряд Коробки, вызвало восхищение англичан. «Русские, — говорит об этом деле английский историк, — сражались с величайшей храбростью».
Сами победители боя на Аспенском рейде впоследствии старались о нём не вспоминать. Известие о рукопашной с поварами на кухонных судах быстро стало достоянием всего английского флота и породило множество анекдотов о «доблести» нападавших, пытавшихся с боем добраться до котлов с кашей.
После этого дела англичане и вовсе ушли от российских берегов. И то — кому хочется стать посмешищем своих же товарищей! Действия английского флота сами собой сошли на нет. Да и Лондон, разочаровавшись в Стокгольме, явно махнул на него рукой.
Брошенная на произвол судьбы союзниками-англичанами, Швеция запросила пощады. Вскоре во Фридрихсгаме был заключён мир, согласно которому Россия получала Финляндию с Аландскими островами и часть Ботнии. Не упустил своего и вездесущий Наполеон, тут же включивший Стокгольм в свою континентальную блокаду против Лондона. Так закончилась последняя из многочисленных русско-шведских войн. Но война с Англией ещё продолжалась. Однако утратив возможность базирования в шведских портах, британские эскадры покинули балтийские воды, так и не стяжав там никакой славы.
ПОМЕЩИК СЕЛА ЖУРАНОВО
Что касается Гавриила Невельского, то несмотря на то, что все только и говорили о его подвиге, герой ничем награждён не был. Впрочем, он, со своей стороны, получить бело-эмалевый крест и не пытался. Когда друзья-товарищи спрашивали, почему его обошли наградой, отшучивался:
— Не надо ордена, жила бы Родина!
Рана у Невельского была тяжёлая, и хотя разбитую челюсть хирург ему кое-как собрал да зубы фарфоровые поставил, но говорил Невельской теперь очень невнятно. Начальство указание императора о том, что отныне не назначать Невельского ни к кому в подчинение, а только в командиры, исполняло прилежно. После излечения Гавриил Иванович принял под команду галиот № 3. Тоже не Бог весть какое судно, но всё же уже несколько поболее тендера. В 1812 году, с началом Отечественной войны, он получает уже фрегат «Быстрый», на котором плавает в течение всей войны, совершая походы в составе эскадры к берегам Англии и Франции. По окончании войны Невельской получает ещё один фрегат — «Меркуриус», потом бриг «Олимп», на котором совершает достаточно продолжительное плавание к испанским берегам. В 1816 году Невельской всё же получает Георгия 4-й степени за 18 морских кампаний. Наконец, в 1822 году вершина его командирской карьеры — линейный корабль «Георгий Победоносец», а ещё два года спустя становится капитаном 1-го ранга. Несмотря на свою известность на флоте, особой карьеры Невельской так и не сделал. Скорее всего, виной тому его излишняя самостоятельность и независимость, как во взглядах, так и в поступках. Строптивого капитана ещё кое-как терпеть можно, но строптивого адмирала — уже извините!
После 38-летней флотской службы капитан 1-го ранга Невельской выходит в отставку «с пенсией и мундиром». Покидая «Георгий Победоносец», Невельской поцеловал на прощание Андреевский флаг. В глазах мужественного моряка стояли слёзы…
Шума больших городов ветеран никогда не любил, а потому, по выходе в отставку, сразу же уехал с женой в усадьбу Жураново близ города Кологрив, что в его родной Костромской губернии.
Там, вдали от столичной суеты, жил наш герой с супругой своей Ольгой Афанасьевной, несмотря на свой непростой характер, в мире и согласии. Вырастил дочерей Анну да Катерину. Выдал замуж. Заметим, что Екатерина Ивановна вышла замуж за кологривского помещика Михаила Жохова. Она стала бабушкой знаменитого полярного мореплавателя лейтенанта Алексея Жохова, участника первой сквозной экспедиции Северным морским путём в 1914 году, умершего у побережья Таймыра в 1915 году во время зимовки. Алексей Жохов оставил потомкам, наверное, самое пронзительно-поэтическое признание в любви, которое сочинил перед смертью, и попросил начертать над его могилой:
Под глыбой льда холодного Таймыра,
Где лаем сумрачным испуганный песец
Один лишь говорит о тусклой жизни мира,
Найдёт покой измученный певец.
Не кинет золотом луч утренней Авроры
На лиру чуткую забытого певца —
Могила глубока, как бездна Тускароры,
Как милой женщины любимые глаза.
Когда б он мог на них молиться снова,
Глядеть на них хотя б издалека,
Сама бы смерть была не так сурова
И не казалась бы могила глубока.
