Моим адъютантом-переводчиком был коммунист-югослав Вальдес, по его словам, член ЦК КПЮ, за что у себя на родине был заочно приговорён к смертной казни. Ему удалось бежать в Советский Союз, откуда по линии Коминтерна он добровольцем приехал сражаться за Испанскую республику. С его помощью я стал довольно успешно изучать испанский язык.
Трудность командования республиканскими подводными лодками заключалась в отсутствии преданных и опытных офицеров, которые хотели бы вести решительную борьбу с противником, и в ненадёжности техники и вооружения. С-6, по сути дела, уже давно надо было списать на металлолом. Сама лодка по конструкции была «интернациональной». Главное оружие корабля, итальянские торпеды, давно не проверялось, перископы были английскими, двигатели и гирокомпас — немецкими.
Многие механизмы и оборудование требовали срочного ремонта. К сожалению, на севере Испании, то есть там, где мы находились, не было ремонтной базы. Пришлось решать эту проблему самим, приводить лодку в порядок подручными средствами.
Как ни странно, но в той ситуации, что сложилась тогда в Испании, подводные лодки были нужны правительственным силам не столько для того, чтобы, действуя скрытно, топить вражеские корабли, сколько для того, чтобы демонстрировать противнику их присутствие. Скрытность нам требовалась при уклонениях от кораблей противника и — особенно впоследствии — при форсировании Гибралтара. К тому же морское республиканское командование допускало много погрешностей и ошибок в руководстве флотом. Так, не было службы обеспечения кораблей и системы наблюдения и связи, зачастую нарушались, возможно, и преднамеренно, режимы секретности. Возвращаясь в свой порт, подводные лодки включали опознавательные огни, что сразу оповещало противника через своих людей о прибытии корабля в базу. После нашего заявления об этом командование приняло меры по проверке подходов к порту и создало систему секретных сигналов при входе и выходе корабля. В конце концов, были недоброжелатели и в руководстве, что, естественно, приводило к поражениям.
Больше всего неприятностей доставлял нам крейсер мятежников «Альмиранте Сервера», который Бурмистров уже пытался атаковать. Моё желание рассчитаться с «Альмиранте Сервера» активно поддерживали Паоло и ряд других членов экипажа. Мы все хотели доказать врагу и командованию, что республиканские подводные лодки могут успешно решать боевые задачи. И вот, как говорится, час настал. Мы долго шли под водой, а когда всплыли на перископную глубину, я увидел знакомые очертания вражеского крейсера.
Срочно привёл подводную лодку на боевой курс и скомандовал: «Кормовые аппараты, товсь!». Расстояние до корабля составляло не более четырёх кабельтовых (740 м), были хорошо видны фигуры матросов и развёрнутые по борту орудия. Рядом со мной стоял штурман, и я с целью более точного опознавания корабля пригласил его к перископу. Взглянув в перископ, он выкрикнул «Сервера!». В тот же момент боцман, управлявший рулями, внезапно переложил их на погружение. Лодка провалилась на глубину. Кто-то, очевидно, штурман, нажал на кнопку опускания перископа, тяжёлый удар пришёлся по мне, и я упал. Когда пришёл в себя и подал команду «Рули на всплытие!», крейсер уже ушёл.
С преданными делу Паоло и Вальдесом мы решили обо всём поговорить с людьми. И о дисциплине, и о наших задачах. В первую очередь нас беспокоили «беспечное» поведение штурмана и «решительность» боцмана, а также четвёрка молодых анархистов, чувствовавших себя уверенно и высказывавших свои мысли весьма открыто. Как я потом узнал, они составляли боевую ячейку, которая была на каждом военном корабле и подчинялась анархистскому центру, находившемуся в Хихоне. Их целью было готовить восстание и захватить военные корабли, чтобы уйти во Францию с запасами золота и ценностей (?!!).
Мы находились в боевом походе, когда поздно ночью ко мне явился взволнованный Паоло. Он подслушал разговоры анархистов о спрятанном на подводной лодке огнестрельном оружии, плане захвата корабля и аресте командира, то есть меня. Я решил вооружить верных ребят и с глазу на глаз поговорить с анархистами. Так мы и сделали. Я предупредил их: если команда узнает о террористических замыслах заговорщиков, то немедленно выбросит их всех за борт. Моя уверенность так повлияла на молодых и ершистых ребят, что они сознались во всём, отдали оружие. Мы с Паоло решили этот инцидент оставить в тайне. Анархисты после этого затихли. Лодка продолжала нести дозорную службу.
В эти дни обстановка на севере Испании усложнилась. Противник прорвал фронт и продвигался к порту Сантандер, где стояли два эсминца и три подводные лодки, в том числе и наша. Командующий Северным флотом дон Валентино Фуэнтес отдал приказ ночью оставить Сантандер, однако в городе находились 10 наших советников, которых во что бы то ни стало надо было вывезти в Хихон, где имелся аэродром и откуда можно было улететь во Францию. Авиация мятежников постоянно бомбила город и порт. Люди старались всячески прорваться на пароходы, стоявшие у стенки, были желающие попасть и на нашу подводную лодку. Вооружив матросов, я поставил их удерживать толпу. Пришлось всё же отойти от пирса. Хорошо, что ожидаемые нами пассажиры вскоре появились вместе с нашими советниками, были здесь и республиканские военачальники. В числе советских представителей оказались и полковник Родион Малиновский, будущий министр обороны СССР, а также переводчица, впоследствии работавшая в редакции журнала «Советская женщина».
Перед самым отходом явился Паоло с представителем ЦК Коммунистической партии басков. Он просил спасти государственные ценности — документы, драгоценности, валюту и 15 миллионов песет. Их привезли на грузовике и разместили в моей каюте, заполнив её полностью. У входа я поставил охрану из надёжных ребят. Наконец выходим в море. Путь до Хихона не менее суток. Пришли мы туда последними, все военные корабли Северного республиканского флота, транспорты и другие суда уже сосредоточились в порту. Толчея страшная. Мятежники поспешили этим воспользоваться и начали обстреливать и бомбить порт.
В ночь на 26 августа 1937 года была одна из самых сильных бомбёжек. Три подводные лодки — С-2, С-4, С-6 — покинули порт для выполнения наспех составленных боевых заданий. Не успели мы дойти до своей позиции, как обнаружили, что сломаны горизонтальные рули. Даём радиограмму в Хихон. Ответа нет. Дублируем. Хихон молчит. Запрашиваем главную базу — Картахену: «Лодка имеет повреждённые рули. Сообщите обстановку в Хихоне». Приходит ответ: «Вы обратились не по адресу. Обращайтесь к своему командующему». А где его искать?
Болтаемся в море седьмые сутки. Пока всё благополучно. Наконец получаем из Хихона радиограмму от дона Валентине: «Приказываю не уходить с позиции без особых распоряжений». Однако по перехваченным радиограммам с ПЛ С-2 и С-4 я узнаю, что им разрешено в связи с «неисправностями на кораблях» уходить во французские порты. Это было бегство. Уходили и другие корабли.
Интернировался во Францию эсминец «Хосе Луис Диес». Эсминец «Сискар» был потоплен при прорыве Гибралтара, и попытке пройти в Картахену.
Наша С-6 осталась единственной республиканской подводной лодкой, продолжавшей выполнять боевое задание. Правда, суть его свелась к тому, чтобы не оказаться потопленными вражескими кораблями, от которых мне не раз удавалось либо уклоняться, когда шли в подводном положении, либо прятаться под воду, хотя лодка была неисправна. Существовала опасность также нарваться на мину, которых франкисты здесь понаставили достаточно. Всё же 15 октября 1937 года мы пришли в Хихон. Положение было тяжёлым, противник подошёл вплотную к городу. Не хватало патронов и снарядов. В порту собрались беженцы.
