Боцман броненосца Мурзак, тот самый, что вначале примкнул к восстанию, а потом содействовал сдаче броненосца властям, в годы Гражданской войны снова поменял убеждения и воевал на стороне красных, за что, будучи взят в плен, был расстрелян белыми. Произошло это при весьма необычных обстоятельствах. В 1919 году в Феодосию вошли белые, которые и арестовали бывшего боцмана, который не успел убежать и выдавал себя за обычного рыбака. Может быть, ему как-то и удалось бы отвертеться, но в это время в Феодосию зашёл пароход, где штурманил бывший командир «Потёмкина» Алексеев. Так как пароходик пришёл из занятого красными порта, белые тут же арестовали всю его команду. Команде ничего страшного не грозило, просто их решили подержать для профилактики пару суток в камере. Там-то, в тюрьме, Алексеев и увидел Мурзака. Решив, что это удача свести со старым недругом счёты, а заодно и выгородить себя, Алексеев сдал Мурзака белогвардейцам, не представляя, чем это ему обойдётся. Наверное, белогвардейские контрразведчики очень удивились, узнав, что у них в каталажке одновременно сидят бывший командир мятежного «Потёмкина» и его старший помощник. Не разбираясь долго, кто из них больше виноват, они расстреляли обоих…
Ближайшие же друзья Матюшенко отличились и в дальнейшем. В 1906 году под Екатеринославом был пойман и повешен бывший потёмкинец анархист Горобец, ставший профессиональным террористом, а в годы Гражданской войны «прославился» жестокостью один из сподвижников батьки Махно потёмкинец Дерменжи, который всегда лично казнил пойманных офицеров и большевиков, вырезая первым погоны на плечах, а вторым звёзды на спинах.
Некоторые бывшие ближайшие сподвижники Матюшенко поступили более хитро. Из письма активного матюшенковца Денисенко друзьям-потёмкинцам в Румынию: «Вижу я теперь, что лучше умереть за святое дело народа, чем жить на чужой стороне и работать на проклятого буржуя. Живём мы здесь несколько русских, и как заработаем деньги, то сформируем военную дружину и придём на родину бить проклятых народных кровопийцев». Вскоре Денисенко действительно заработал хорошие деньги, но от замысла ехать «бить проклятых кровопийцев» почему-то сразу отказался и… купил себе приличную ферму. Спустя несколько лет Денисенко и вовсе стал преуспевающим фермером, на которого работало несколько десятков наёмных рабочих. А потому в 1917 году он предпочёл навсегда остаться в Канаде, так как пришёл к выводу, что лучше самому быть «проклятым кровопийцем», чем уничтожать оных.
В советское время хорошую карьеру сделал бывший потёмкинец Лычёв, который стал вначале секретарём губкома РКП(б), а затем и генеральным консулом в Англии. Несколько бывших потёмкинцев приняли участие и в Великой Отечественной войне. Так бывший матрос Скляров воевал в 40-й Краснознамённой мотострелковой бригаде, а бывший потёмкинец Чубук командовал партизанским отрядом в Ленинградской области.
Вице-адмирал Чухнин после потёмкинских событий ещё год командовал Черноморским флотом, в ноябре 1905 усмирял бунт на «Очакове», а летом 1906 был убит эсерами. Что касается вице-адмирала Кригера, возглавлявшего Черноморскую эскадру во время знаменитого «немого боя», то за проявленную мягкотелость, почти сразу после потёмкинских событий, он был уволен со службы.
Судьба жестоко покарала тех, кто прямо или косвенно пытался погреть на потёмкинском мятеже руки. Так куратор Фельдмана и Березовского Иоффе покончил жизнь самоубийством в 1927 году. Карл Либкнехт, финансировавший побег Фельдмана и его приезд в Берлин, расстрелян в 1919 году за попытку взять власть в Германии. В 1905 году в Констанце потёмкинцев встречал социалист Раковский, чтобы «передать привет от европейского пролетариата и вдохнуть в их усталые души энергию к новой борьбе». Привет он передал, но в 1938 году за попытку государственного переворота в СССР был расстрелян.
Что касается Фельдмана, то он все 30-е годы выступал с бесконечными рефератами о восстании на «Потёмкине» и о своей руководящей роли в нём, очень любил рассуждать о причинах поражения мятежа (считал, что из-за недостатка революционной решимости моряков), написал мемуары, книжки о восстании для детей и даже снялся в фильме Эйзенштейна в роли… самого себя. В 1937 году наступил момент истины и для Фельдмана — он был репрессирован, но как-то и здесь выкрутился. В 1957 году, как ветеран революции, даже стал персональным пенсионером. Умер Фельдман в середине 60-х годов. Его другу Березовскому повезло меньше, и в 1937 году он получил свою пулю в застенках НКВД.
Следы ефрейтора Бурцева и рядового Штрыка, бежавших вместе с Фельдманом, затерялись где-то в Румынии. Большевика Васильева-Южина, с запозданием прибывшего в Одессу по поручению Ленина для руководства восстанием, расстреляли в 1937 году.
Из команды «Потёмкина» 47 человек решило вернуться в Россию сразу же, прямо на броненосце. Затем число вернувшихся достигло 117 человек. Всех их разделили на категории: зачинщиков бунта, тех, кто присоединился под угрозой насилия, и т.д. С 25 января по 4 февраля 1906 года в Севастополе состоялся военно-морской суд. По делу о мятеже были привлечены 68 потёмкинцев. При этом судьи прекрасно понимали, что главные зачинщики и руководители мятежа сбежали за границу. «В рассматриваемом случае, когда важнейшие преступники были увлечены примером других, а все остальные действовали под угрозой лишения жизни, зачинщиков и главных виновников нет. Поэтому все наказания назначаются по усмотрению суда, в зависимости от вины и степени участия каждого». На основании манифеста от 21 октября 1905 года смертная казнь трём матросам была заменена каторгой на 15 лет, 16 человек были осуждены к различным срокам каторжных работ, остальные отделались посылкой в исправительно-арестантские роты. Заметим, что практически все арестованные весьма активно сотрудничали со следствием, почти каждый клялся, что он был против мятежа и ненавидел главарей. Но минули годы, и эти же матросы, как по мановению волшебной палочки, все как один стали «первыми друзьями Вакуленчука и Матюшенко» и «руководителями восстания»…
Судили и 75 зачинщиков восстания на «Георгии Победоносце», троих казнили (им не повезло, дело было в августе, до октябрьского манифеста). И приговоры были суровые.
О миноноске № 267 историки обычно умалчивают. Действительно, её команда в ходе восстания ничем выдающимся себя не проявила и вернулась из Румынии в Севастополь. Источники сведений о ней весьма бедны. Однако материалы следствия отдают должное первому революционному порыву матросов миноноски. «…Нельзя не прийти к заключению, — писал военно-морской судья полковник П.А. Воеводский, — что с момента перехода броненосца 14 июня с Тендровского рейда в Одессу названная команда имела полную возможность отделиться от мятежной команды броненосца и передать миноносец в ведение одесских военных властей и что все последующие совместные её действия и переходы с броненосцем из порта в порт происходили не иначе, как по доброй воле, при явном отсутствии непреодолимого принуждения со стороны команды броненосца».
Однако на допросах матросы с миноноски своих товарищей не выдали, назвав лишь тех руководителей восстания, которые были известны всем участникам и очевидцам. Это и неудивительно, команды маленьких кораблей всегда дружнее и сплочённее, чем больших. Увы, надежды их на милосердие царского суда не оправдались. Все матросы миноносца № 267 проходили по делу как обвиняемые и были приговорены к отдаче в арестантские роты.
