Но потом мы получили сообщение по радио: “Немецкая подлодка вернулась после патрулирования, потопив 54 тысячи тонн”. Ее командир проходил у нас практику. У людей вытянулись лица. Штейнхаген, наш заводила, выразил общее мнение:
— Обидно смотреть, как эти молодые выскочки нас обставляют.
Его огорчение потрясло меня, оно было каким-то детским, но в то же время меня обрадовал дух команды. Я вызвал первого и второго офицеров. В итоге наших дискуссий выяснилось, что у нас осталось только шесть крупнокалиберных снарядов и несколько торпед. Следующей ночью одна из торпед ушла в белый свет. Пароход прошел мимо нас на большой скорости и на расстоянии, стрелять надо было быстро. Когда торпеда вышла из аппарата, мы начали считать. Сначала пятьдесят секунд. Каждая секунда делала попадание все менее вероятным. Минута, двадцать секунд.
— Моя прекрасная торпеда, — простонал Барендорф, стиснув зубы.
Мы попытались гнаться за пароходом, но он уклонился от нас, и темнота поглотила его.
Меня разбудила новость, что первый офицер заметил “Эмпайр Тукан”, лайнер в 7 тысяч тонн. Наша лодка тяжело качалась на волнах.
— Мы атакуем снарядами, — сказал я.
— Не уверен, что сможем попасть в таком море, — заметил первой офицер.
Я пожал плечами: еще вероятнее, что мы промахнемся торпедой. Вызвали боцмана Мейера заряжать пушку. Он отказался.
— Стрелять в такую погоду — сумасшествие, — сказал он тому, кто его будил. — Слишком большая качка, чтобы прицелиться.
За ним послали во второй раз с официальным приказом с мостика. Он наконец появился, сонный и раздраженный.
Я инструктировал его:
— Первый выстрел должен быть по пушкам, вы их ясно видите на палубе. Второй выстрел по мостику, чтобы они не могли радировать.
— Есть, — ответил он, щелкнув каблуками. Однако, судя но выражению его лица, он думал, что стоит экономить снаряды.
Мы стояли на мостике и наблюдали стрельбу. Это было последнее наше оружие. Первый снаряд ударил точно между пушками. Второй попал в бак, третий в корму, четвертый промахнулся, пятый не разорвался, шестой, наконец, ударил в мостик и попал в раструб вентиляции. Это было странное зрелище. Давление детонации изнутри вытолкнуло его и бросило прямо на мачту. Все это выглядело как белое привидение на рассвете. Несмотря на последний удар, радио яростно работало, посылая SOS. Команда расхватала шлюпки и бросилась с корабля. Только радист оставался и продолжал посылать сигналы. Больше мы ничего не могли сделать. Мы должны пожертвовать торпедой, если не хотим, чтобы нам наступали на пятки. В лайнер попали точно в середину. Он разломился, глубоко погрузился в море и вдруг встал на дыбы на фоне неба. Радист все еще оставался на посту. Внезапно мы увидели человека, бегущего по наклонившейся палубе. Он схватил красную лампу и, держа ее высоко над головой, прыгнул с тонущего корабля. Когда он упал в воду, красный свет погас. Мы остановились в том месте, где он скрылся, но не смогли найти его. Затем на севере показались тени, темные очертания в сумерках, возможно эсминцы. Поскольку у нас оставалась только одна годная торпеда, мы решили удрать. Через три минуты Штейнхаген принес мне радиосообщение. Это было последнее сообщение с “Эмпайр Тукан”: ‘Торпедирован подлодкой, быстро тону. SOS” и потом длинное тире. Это был последний сигнал радиста.
Следующий корабль мы встретили через два дня. Это было греческое грузовое судно, которое мы прикончили нашей последней торпедой. В нем было только 4 тысячи тонн. Штейнхаген просунул голову в дверь.
— Довольно, командир? — спросил он, затаив дыхание..
Я уже посчитал.
— Нет, — сказал я. — У нас только пятьдесят одна тысяча, другая лодка имеет на три тысячи больше.
По лодке прошла волна разочарования. Мы начали обратный путь с одной неисправной торпедой на борту. Я вызвал торпедиста;
— Если торпеда будет в порядке, у нас будет еще один выстрел.
На следующее утро он доложил, что торпеда в рабочем состоянии.
Утро было ясное, спокойное. Мы шли поблизости от берега. Сигнальщик доложил:
— Пароход по левому борту.
Огромное судно с двумя трубами приближалось к нам со стороны солнца диким зигзагом. Против солнца было невозможно определить его цвет, но по силуэту я узнал корабль типа “Ормонде”, свыше 15 тысяч тонн.
— Ребята, — сказал я и почувствовал их волнение, — скрестите пальцы, постарайтесь и добейтесь, — затем скомандовал: — Огонь!
Мы ждали, считая. Секунды тянулись медленно до боли. Корабль был на большом расстоянии, слишком большом, боялся я. Затем вдруг прямо в середине высоко над мачтой поднялся столб воды, и сразу мы услышали треск. Лайнер повалился на правый борт. Спасательные шлюпки спускали в большой спешке, их было много. Между ними в воде подпрыгивали сотни голов. Невозможно было помогать им, потому что берег был близко и корабль еще на плаву. На баке ясно были видны пушки. Мы отступили под воду. Когда через несколько минут мы всплыли, на поверхности моря видны были только спасательные шлюпки. Я спустился к себе, чтобы заполнить военный дневник. Когда я проходил центральный пост, мне в глаза бросилась надпись на двери: “66 587 тонн. Выучи наизусть”».
В послевоенное время было установлено, что заявленные Прином тоннаж был существенно завышен. Этим грешил, впрочем, не один Прин. Завышали свои результаты почти все подводники на всех воюющих флотах.
В целом пока все для Прина и большинства командиров немецких субмарин в море складывалось вполне удачно. Однако командующий подводными силами Германии многоопытный Карл Дениц не мог не понимать, что первоначальные успехи скоро неминуемо пойдут на убыль, так как англичане в самое ближайшее время обязательно усилят свою противолодочную оборону. Нужна была большая победа, причем скорее даже не столько боевая, сколько политическая, победа, которая нанесла бы противнику не только материальный, но и существенный моральный урон.
После долгих раздумий выбор Деница пал на командира U-47 капитан-лейтенанта Прина. При этом у Деница был выбор. К этому времени успели отличиться утопивший лайнер «Аттения» Лемп и уничтоживший английский авианосец «Корейджес» Шукарт. Думается, что не последнюю роль в выборе Деница сыграл тот факт, что Прин, имея уже определенный опыт боевых походов, был, в отличие от остальных командиров лодок, штурманом с большим стажем, а потому можно было надеяться, что он лучше справится со сложнейшим маневрированием, которое предполагалось при выполнении будущей задачи.
Вскоре Прин был внезапно для себя вызван на стоявшую на рейде плавбазу «Вейхзель», где держал свой флаг командующий подводными силами. Вместе с Прином туда были вызваны командир U-14 капитан-лейтенант Велльнер и командующий флотилией фрегатен-капитан Зобе.
Самое просторное помещение плавбазы было отведено под оперативную часть. Все переборки там были увешаны увеличенными в несколько раз аэрофотограммами Оркнейского архипелага и всех прилегающих к нему проливов, а огромный стол в центре занимала карта боевой обстановки в этом районе. Увидев все это, Прин сразу же примерно догадался о причине своего внезапного вызова. Едва офицеры вошли в оперативное помещение, как их встретил сам Дениц. Первым он дал слово капитан-лейтенанту Велльнеру. Тот показал по карте маршрут своей подводной лодки по акватории Оркнейских островов и подробно доложил все детали разведывательного похода, поднялся на палубу. Навстречу к нему вышел сам «папа Карл».
