«— Где остальные два корабля? — спросил я.
— Буксируют «Харьков».
— Прикажите им оставить его!
Но было уже поздно…»
Из приведенного выше диалога Кузнецова с представителем командования ЧФ (скорее всего, с вице-адмиралом Владимирским) следует, что командование Черноморским флотом прекрасно знало, что Негода буксирует «поврежденный “Харьков”», но никаких указаний относительно оставления поврежденного корабля комдиву не давало. Мало того, о том, что корабли буксируют поврежденный лидер, Владимирский (или его начальник штаба) даже не посчитал нужным доложить наркому! Кузнецов сам обеспокоился судьбой двух эсминцев и только тогда узнал, что они не отходят самостоятельно, а буксируют «Харьков». Возмущенный, он дает команду немедленно оставить лидер, но, как он сам признает, «было уже поздно…»
По воспоминаниям ветеранов эскадры выходит, что Негода, получив приказ на оставление лидера, попросту ПРОИГНОРИРОВАЛ приказ комфлота и наркома! Но невыполнение приказа в боевой обстановке является преступлением и совершивший его должен быть наказан по всей строгости военного времени. Однако из воспоминаний самого Н.Г. Кузнецова следует, что о начале буксировки поврежденного «Харькова» Негода своевременно доложил на ФКП и до момента личного вмешательства наркома никаких дополнительных указаний относительно судьбы лидера оттуда не получал.
В рукописном очерке истории эскадры ЧФ написано следующее: «В 8 часов 39 минут 8 пикировщиков, атаковав лидер “Харьков”, сразу же добились попадания в него трех бомб. Корабль потерял ход. Командир отряда приказал “Способному” взять лидер на буксир. Скорость движения снизилась до 6 узлов. Расстояние до Кавказского побережья составляло 90 миль. Капитан 2 ранга Г.П. Негода дал радиограмму о случившемся на командный пункт флота. Получив это донесение, вице-адмирал Л.А. Владимирский сразу же доложил наркому ВМФ, находившемуся в штабе флота. Было принято решение: лидер “Харьков” топить, сняв команду, уходить полным ходом к своим берегам. К отряду были посланы истребители дальнего действия. В 11 часов 50 минут (через 3 часа 10 минут после первого налета) корабли были вторично атакованы пикировщиками Ю-87 — самыми опасными для кораблей. На этот раз основной удар был нанесен по “Беспощадному”. Истребители прикрытия отбить натиск пикировщиков не могли, их связали боем сопровождавшие “юнкерсы” истребители врага. “Беспощадный” получил два попадания. Вышли из строя кормовая машина, эсминец лишился хода, приняв до 500 тонн забортной воды».
Из вышеизложенного ясно, что Негода дал радиограмму о повреждении лидера где-то около 9 часов утра. Но когда ему была дана команда с ФКП бросить «Харьков»? Передача радиограммы, ее расшифровка и последующий доклад начальству занял какое-то время, еще какое-то время ушло на принятие решения, тем более, что Владимирский, как мы уже знаем, не стал принимать самостоятельного решения о судьбе лидера и даже не посчитал нужным самому доложить наркому о сложившейся ситуации. Возможно, здесь сыграл роковую роль эффект присутствия высшего начальника, когда подчиненный (даже будучи в ранге командующего флотом) не решался принять решение на уничтожение собственного корабля без «добра» свыше. Такое тоже бывает. Как бы то ни было, но совершенно очевидно, что на ФКП ЧФ никто не хотел брать на себя решение о судьбе «Харькова», пока в ситуацию не вмешался лично Кузнецов. Только после этого был составлен текст ответной радиограммы, зашифрован и отправлен Негоде. Если радиограмма была передана на «Беспощадный» раньше 11 часов 50 минут, то Негода — преступник, не заслуживающий никакого снисхождения. Но где уверенность, что радиограмма не была получена и расшифрована на «Беспощадном» тогда, когда «лаптежники» уже вовсю забрасывали его бомбами? Слова Кузнецова «но было уже поздно», надо понимать так, что в момент, когда он приказывал Владимирскому дать команду Негоде на оставление «Харькова», корабли были снова атакованы. Это значит, что разговор Кузнецова с Владимирским на ФКП происходил перед самым началом второго налета, то есть в 11 часов 50 минут утра.
Если все обстояло именно так, то все обвинения в адрес командира дивизиона эсминцев следует снять. Он доложил о повреждении «Харькова» и о своем решении на его буксировку, в ответ на это не получил никаких иных указаний, поэтому вполне обоснованно полагал, что командование флота одобрило его решение. Указание оставить «Харьков» Негода получил уже во время второго налета, когда надо было думать, как уклониться от сыпавшихся с неба бомб.
После повреждения в 11 часов 50 минут флагманского корабля ситуация снова кардинально Изменилась, и Негода, отправив очередную радиограмму на ФКП, вполне логично стал ждать дальнейших указаний командующего: надо ли ему спасать уже два поврежденных корабля, попытаться спасти хотя бы один из поврежденных, или, бросив оба на произвол судьбы, спасать хотя бы последний эсминец? Согласитесь, что так поступил бы любой здравомыслящий человек. Брать на себя ответственность в уничтожении сразу двух собственных кораблей — это прерогатива уже не командира дивизиона. При этом напомним, что связь с ФКП флота все время осуществлялась бесперебойно. Кроме всего этого, Негода просто не мог знать, какие меры принимаются командованием флота для спасения его кораблей. Потопи он их, а окажется, что помощь была уже совсем близко и он уничтожил свои корабли напрасно и преждевременно. Что тогда?
Отметим, что здесь обвинители Негоды тоже расходятся в своих мнениях. Одни утверждают, что поврежденные корабли надо было бросить погибать со всеми их экипажами. Другие считают, что следовало экипажи снять, а корабли добить. Но снятие экипажей и добивание кораблей отняли бы не так уж мало времени.
Винить Негоду в отсутствии инициативы в такой ситуации сложно. Задним числом, конечно, можно упрекнуть его в недостатке решительности и смелости. Но не дай бог никому оказаться на его месте! Думаю, что и сегодня нашлось бы немного «смельчаков», кто, не моргнув глазом, на свой страх и риск, решился бы добить два новейших, хотя и поврежденных корабля или вовсе бросить в море на верную смерть сотни своих боевых товарищей. Ответственность за принятие решения была чрезвычайно велика, в том числе и моральная. К тому же еще раз отметим, что ФКП, в лице наркома, разрешил Негоде бросить ТОЛЬКО поврежденный «Харьков», но как отнесутся Кузнецов и Владимирский к оставлению еще и «Беспощадного», Негода не знал. Не вызывает сомнений, что Негода оповестил ФКП о повреждении «Беспощадного». В обратном, по крайней мере, его никто не обвиняет. Значит, с 12 часов до начала третьей атаки на корабли в 14.35, то есть на протяжении 2,5 часа, он так и не получил никаких новых указаний с ФКП. Почему? Была ли вторая радиограмма Кузнецова и Владимирского о том, чтобы комдив бросил уже два поврежденных корабля, чтобы спасти третий, никаких сведений нет. Ничего не сообщает об этом в своих мемуарах ни Кузнецов, ни кто-либо другой. Судя по всему, никаких дополнительных указаний Негода больше уже не получал, а потому в изменившейся обстановке он действовал так, как подсказывало ему чувство долга. Но почему молчал ФКП? Еще раз, вспоминая приведенный Кузнецовым диалог, можно предположить, что в это время нарком уже покинул ФКП и принять решение без него там было опять некому. Как и двумя часами ранее, никто не хотел брать на себя ответственность за уничтожение теперь уже двух своих кораблей.
