— Постарайся отсечь концевых и поставить их в два огня раньше, чем голландцы поймут, что к чему! — велел он пропахшему дымом и порохом капитану. — Да поможет тебе Бог!
Но Бог в этом случае французам так и не помог. Рюйтер вовремя заметил неладное в своих боевых порядках и энергичными сигналами велел концевым кораблям побыстрей подтягиваться. В этот момент внезапно упал ветер, и разгоряченные боем противники, к большому своему огорчению, застыли недвижимо друг против друга, паля изо всех сил и с надеждой поглядывая на опавшие косицы вымпелов. Увидев это, Рюйтер сигналами старается вызвать к себе спрятавшиеся за островом испанские галеры. Наконец те осторожно выбираются из своего укрытия. Штиль — это их стихия! Разгоняясь в гребле, галеры разворачивались по ходу движения выгнутым полумесяцем. Целью атаки они избрали «Святой Дух» Дюкена, который волею судьбы ближе всех к ним. С противоборствующих флотов тысячи и тысячи людей, затаив дыхание, следили за результатом этой атаки, бессильные помочь своим. По существу флагман французского главнокомандующего остался один на один против десяти хищных гребных судов. Однако и здесь испанцы не сумели воспользоваться выпавшим на их долю случаем. Неудачно сманеврировав, они угодили под продольный огонь неутомимого капитана Турвиля. Его «Террибль» обрушил на галеры столь яростный огонь, что те немедленно развернулись и ретировались, спрятавшись за высокими бортами голландских кораблей.
— Вот уж вояки так вояки! — в сердцах сплюнул уже и Рюйтер, до того момента еще надеявшийся, что галерные капитаны смогут привнести свою лепту в ход сражения.
Чтобы извлечь из союзных галер хоть какой-нибудь толк, Рюйтер велел им брать парусные корабли на буксир и выстраивать в ровную линию поближе к неприятелю. Едва галеры подтаскивали очередного голландца к французам, как он немедленно включался в перестрелку.
Так, с небольшими перерывами, сражение протекало до позднего вечера. Отсутствие ветра лишило обоих главнокомандующих всякой надежды на маневр, а потому противоборствующие силы лишь били и били друг в друга, стремясь нанести противнику как можно больше повреждений. Уже в сумерках, когда ветер чуть-чуть поднялся, французский капитан де Лери предпринял дерзкую попытку врезаться в середину голландского арьергарда и рассеять его, но вице-адмирал Гаан сумел отбиться и отогнал наглеца яростным огнем.
В течение ночи противники держались неподалеку друг от друга, погребали павших и усиленно чинились. Среди кромешной темноты слышался лишь визг пил и стук топоров.
Рюйтер, сидя в каюте, торопливо писал отчет о сражении для Генеральных штатов. Настроение у генерал-адмирала было невеселое. Бой выдался на редкость тяжелым. Был утоплен один из кораблей и погиб верный соратник по трем английским войнам контр-адмирал Николас Версгоор. Однако, несмотря на это, до решительной победы было еще далеко.
К утру под звуки артиллерийского салюта подошло наконец-то долгожданное подкрепление: десять испанских кораблей под командой графа д'Альбермаса. Но радость была недолгой. Почти одновременно подошли девять кораблей и к французам. Все, по сути дела, предстояло начинать с самого начала.
— Что ж, — задумчиво произнес Рюйтер, наблюдая, как подошедшие испанцы занимают указанное им место в общем строю. — Будем считать, что вчера мы только разминались перед настоящей дракой!
На голландских кораблях уже вовсю готовились к продолжению вчерашнего спора, как вдруг державшийся неподалеку французский флот внезапно развернулся кормой к голландцам и, воздев все паруса, стал быстро удаляться.
— Может, этот пройдоха Дюкен опять что-то задумал? — заволновались голландские капитаны, поглядывая на мачты флагманской «Конкордии». Но с нее никаких сигналов не было.
Рюйтер безмолвствовал, молча наблюдая за действиями своего «визави». К полному удовлетворению голландского главнокомандующего, Дюкен, несмотря на подкрепление, отказался продолжить дальнейшее выяснение отношений. Его флот, наполнив паруса ветром, покинул место брани и взял курс вокруг Сицилии к Мессине. Французский адмирал здраво рассудил, что второй день тоже вряд ли наградит его решительной победой над многоопытными голландцами, тогда как сейчас его помощь нужнее была в Мессине.
— Что ж — если противник удалился столь вежливо и галантно, то мы вправе считать себя победителями во вчерашней потасовке! — завил Рюйтер прибывшему к нему на борт вице-адмиралу Гаану. А потому спустимся в каюту, чтоб поднять кружку пива за нашу удачу, а заодно и помянуть нашего бедного Версгоора!
Несмотря на явный успех, оба адмиралы были мрачны. Смерть командующего авангардом подействовала на обоих удручающе.
— Как бренна наша жизнь, и как мы каждый миг близки к смерти! — думая о чем-то своем, произнес обычно жизнерадостный Гаан.
Подняв глаза на своего флагмана, Рюйтер внимательно посмотрел на него:
— Все в этой экспедиции идет как-то не так. Не пойму почему, но впервые я не верю в успех затеянного нами дела! Будь моя воля, я бы немедленно развернул флот домой, потому как твердо уверен, что не будет нам здесь ни счастья, ни удачи!
— Дай Бог хоть выбраться отсюда живыми! — Гаан громко поставил на стол пустую пивную кружку.
Преследовать уходящего противника главнокомандующий голландским флотом не стал, а повернул вместо этого на Палермо, где рассчитывал сгрузить раненых, починиться и пополнить запасы сожженного пороха.
Отступление, впрочем, не помешало Дюкену написать в Версаль о своей победе! Людовик Четырнадцатый был так рад этому известию, что тотчас собственноручно начертал ответ своему флотоводцу. Вот он:
«Господину Дюкену, генерал-лейтенанту морских сил Моих. Господин Дюкен, я не удивился тому, что Вы сделали во славу моего оружия против неприятельского флота у острова Липари. Я и не ожидал меньшего от Вашего мужества и опытности в море. Мне очень приятно уверить Вас, что я совершенно доволен Вашими подвигами и буду вспоминать о них с удовольствием. Впрочем, я хочу, чтобы это письмо, писанное моей рукой, было для Вас залогом, что Вы получите существенные знаки моего благоволения во всех случаях, какие только представятся…»
Тем временем в Палермо Рюйтер дал знать испанскому вице-королю Сицилии, принцу де Монтесархио, что срок его шестимесячной командировки подходит к концу и ему пора возвращаться к родным берегам. Перепуганный такой новостью вице-король, невзирая на свой высокий ранг и плюнув на все политесы, самолично примчался к генерал-адмиралу на корабль и слезно умолял его остаться хотя бы еще немного. В виде взятки хитрый испанец тут же вытащил тяжеленную золотую цепь с медалью, усеянной бриллиантами.
— Это вам, мой ненаглядный Рюйтер! — говорил он самым ласковым голосом, протягивая генерал-адмиралу бряцающее золото.
Раздосадованный Рюйтер от подарка отказался наотрез:
— Такие цепи не для моряков! Она залог верной смерти при кораблекрушении! Поищите для нее более достойного хозяина!
И тогда вице-король разрыдался. Размазывая слезы по своему густо напудренному лицу, он жалостно причитал:
