— Твое время истекает, безумный наземник, — проворчала она. — А теперь поведай мне, что подвигает тебя на подобную наглость!
— Сомнительно, чтобы ты была в курсе последних политических событий внизу? — предположил Ретиф.
— Какое дело до этого Гертудион? — прогремела птица. — Небеса необъятны, и мысли народа Рун неспешны…
— Ага. Я тоже люблю долго думать, — вставил Ретиф. — Однако племя пигмеев по имени Войон перебивает ныне размышления многих…
— Как смеют жалкие черви прерывать мысли свободнорожденного Руна?
— Я доберусь до этого через минуту, — обещал дипломат. — Правда ли, что у рунов острое зрение?
— Наш взор пронзает все преграды…
— И выносливость у вас неплохая. Жаль, что вы слишком велики для карьеры в дипломатии, вы смогли бы рекордно быстро договариваться о мире. А теперь скажи мне, Герти, замечала ли ты дымные столбы, вздымающиеся над лесом там, на севере?
— Да, замечала! — рявкнула Гертудион, — И твое счастье, что ты обнимаешь мои сокровища, иначе я скинула бы тебя через край за твою дерзость!
— То горят племенные деревни. Войоны намерены захватить всю планету. У них очень своеобразные идеи о том, каков должен быть куопянский гражданин: похоже, их критериям удовлетворяют исключительно войоны…
— Ближе к делу!
— Вам, рунам, не будучи войонами, придется вступить в сражение…
— Забавная причуда! — прогудел рун. — Как будто достойное племя Рунов снизойдет до столь мелкого предприятия!
— Не различило ли твое острое зрение присутствие некоторого числа рунов, барражирующих низко над джунглями в последние дни?
— Я заметила их и удивилась этому, — снизошла птица. — Но рун летает, где пожелает…
— Ты уверена? — возразил Ретиф. — Как раз те руны летают, где желает Войон.
— Чепуха! Чтобы Рун прислуживал ползучим пигмеям, которых и проглотишь и даже не заметишь?!
— У них не менее двух эскадронов рунов на службе, и если никто не изменит их планов, они вскоре завербуют много новых. Тебя, например…
— Гертудион в рабстве у жалких ползунов, пресмыкающихся на дне мироздания? — Руниха зловеще взвыла винтами. — Пока я жива, этому не бывать!
— Вот именно, — согласился Ретиф.
— Что ты подразумеваешь? — продребезжала птица. — Что за безумная болтовня…
— Все руны, которых использует Войон, мертвы, — решительно сказал дипломат, — Войоны убили их и летают на их трупах.
* * *
Гертудион сидела, поджав ноги. Ее неподвижные винты повисли под непригодными для полета углами.
— Эта болтовня бессмысленна, — пробасила она. — Мертвый рун со внутренностями, замененными проводкой, импортированной с завода на чужой планете? Аккумуляторные батареи вместо желудков? Захватчики–войоны в креслах пилотов вместо честных рунитских мозгов?
— Так оно и есть. У вас, куопян, органоэлектрические внутренности, а металла в организме достаточно, чтобы упростить замену компонентов с помощью точечной сварки. Ядерный движок величиной с обед толстяка обеспечит достаточную мощность, чтобы вращать даже твои гигантские роторы в течение года. У меня не было времени тщательно исследовать мертвого руна, но, думаю, они ухитрились приспособить его окуляры к дисплею в кабине, чтобы воспользоваться вашим естественным зрением. Управляя этими зомби, войоны, по–видимому, смогут летать выше и быстрее вас…
— Они посмеют это сделать? — выпалила птица, вибрируя задними усиками в общепринятом жесте Возмущенной Собственницы, — Захватить наше воздушное царство, эксплуатировать наш народ? Тетушка Вулугулей, вот уже неделю я не созерцала ее изящного тоннажа — неужели она?..
— Вполне вероятно, они снабдили ее лобовым стеклом и педалями рулевой тяги, — кивнул Ретиф. — И, быть может, некий блестящий войон сидит на месте ее бывшего реактора, вырезая свои инициалы на ее боку и запуская пропеллеры…
— Хватит! Перестань! — Руниха ошалело повращала окулярами. Затем со скрипом поднялась на дрожащих от возмущения ногах и запустила винты. — Я лечу посоветоваться с соплеменниками! — крикнула она в шуме завывающего ветра. — Если твои слова правдивы, о чем говорит мне ужасное предчувствие, то мы присоединимся для уничтожения этих упырей!
— Я был уверен, что ты оценишь это правильно, Герти. И не забудь спросить, видел ли кто–нибудь из них отряд ходульников в джунглях.
— Не забуду, но тем временем отодвинь яйца от опасного края. Если хоть одно упадет, твой сброд недосчитается атамана! — Птица подскочила, взметнув град летящей гальки, и, стуча пропеллерами, понеслась на восток к группе высоких пиков.
* * *
Ретиф повернулся на звук — громкое скр–р–ронг! Как будто крышу из листового металла срывает с сарая ураганом. Горка яиц, сложенная для безопасности там, где он их нашел, содрогнулась. Снова послышался скрежет, полированный бок центрального в нижнем ряду сфероида пробил изнутри блестящий шип, прорывая в нем дыру длиной с фут. В отверстие просунулось безобразная голова, смахивающая на кирку из хромосплава, снабженную парой живых глаз, которые уставились на Ретифа.
— Куоп! — разинув клюв, проверещал птенец руна. — Куоп! — Он отчаянно затрепыхался, щелкая внушительной пастью, усаженной, как заметил Ретиф, рядом треугольных бритв. Появилась когтистая нога, давая новорожденному еще шесть дюймов свободы. Поврежденное яйцо качнулось, верхние сфероиды задрожали и опрокинулись, загремев на манер выплескивающих молоко бидонов. Одно сильно помятое яйцо, подскочив, замерло у ног Ретифа. В шестидюймовой трещине показалось личико второго «младенца» в комплекте с «мясодробилками». Первый из новорожденных, последний раз дрыгнув ногой, высвободился из скорлупы, которую понесло ветром через платформу и швырнуло в пропасть. Подпрыгнуло третье яйцо, блестящая «игла» пробила изнутри бок сфероида.
Первый из птенцов–рунов уже стоял на неустойчивых ногах, разминая шесть коротких неспециализированных конечностей. Их кончики были снабжены когтями, а на задней паре виднелись шишковатые выпуклости там, где позже образуются вращающиеся конечности, — облик, напоминающий жившего десять миллионов лет назад предка всех куопянских племен. Птенец покачнулся, выпрямился — и напал, разевая пасть. Ретиф шагнул в сторону, заметив, что младенец номер два уже почти вышел из тюрьмы, а номер три уже наблюдает за происходящим любопытными глазами. Глухие постукивания и позвякивания указывали на активность трех остальных яиц.
Старший младенец ухитрился притормозить свой бросок у самого обрыва скалы, пошатываясь, он заглянул в устрашающую бездну, над которой ему суждено когда–нибудь воспарить, и с шипением отступил. Затем вспомнил об обеде и снова кинулся на Ретифа, как раз вовремя, чтобы столкнуться с едва появившимся
на сцене младшим братцем. Пока они с писком расцеплялись, дипломат торопливо соорудил из полудюжины камней грубую баррикаду и обосновался за ней. Ссора закончилась, когда мимо них пронесся, предвкушая бесплатный обед, третий юный обжора. Все трое ударились о барьер с металлическим стуком, отскочили и набросились снова — на этот раз уже вчетвером.
