Я держал пистолет наготове, и это придало мне чувство уверенности. Взгляд мой скользнул ниже, и я увидел на деревянном полу обуглившиеся отпечатки ног. Надо бы вернуться, поднять тревогу… но… я уже шел к двери. Нельзя сказать, чтобы мне это нравилось, но медлить было нельзя…
Теперь уже пахло не горелым деревом, а гладильней, кузницей и костром. Я подкрался к двери, вплотную прижался к стене и рискнул заглянуть за дверь. Видно, здесь еще не успели убрать.
Посреди комнаты человек, от которого исходило красное свечение, в неуклюжих перчатках и бесформенном комбинезоне, склонился над кем-то, распростертым на полу, и тряс свою жертву. Наконец он выпрямился. У меня не было времени смотреть на этот страшный спектакль. Может быть, жертва его еще не мертва, и если вовремя нанести удар… Я проскочил в дверь, совершенно забыв о пистолете, и бросился к огненному чудовищу, от которого исходил жар, как от доменной печи. Чудовище повернулось, вскинуло светящуюся пятерню, отступило на шаг…
С его руки на меня посыпались искры. Я увидел ослепительное электрическое свечение, услышал хлопок разряда, но ничего не мог сделать, крошечные молнии стали замыкаться на мне…
Беззвучный взрыв превратил мир в слепящий белый свет, ввергнувший меня в небытие.
Я долго лежал. Не хотелось просыпаться, угнетали воспоминания о заброшенной кладовой, огненном чудовище, его жертве. Я застонал и хотел вновь погрузиться в сон, но тут ощутил прикосновение холодного бетона к лицу, почувствовал тошноту и привкус меди во рту. Собравшись с силами, я приподнялся и огляделся.
В комнате было темно, тихо и пусто, как в ограбленной гробнице. Провел языком по пересохшим губам и невероятным усилием воли заставил себя сесть. Голова гудела.
Еще одно усилие — и я поднялся. Запах гари исчез. Исчезли и чудовище, и его жертва.
В комнате было полутемно. Я извлек из кармана зажигалку и при ее свете попытался разглядеть следы на полу.
СЛЕДОВ НЕ БЫЛО!!!
Только толстый слой пыли. Ничто не напоминало о трагедии, разыгравшейся в этой комнате.
Уж не сплю ли я? Я даже ущипнул себя, хотя считал это сущей глупостью, — и едва не вскрикнул от боли. Но это ничего не объясняло!
Я вышел в коридор. Свет был включен. Лишь от стен и пола исходило тусклое, фосфоресцирующее свечение. Но следов и здесь не было!
Я поднялся в холл первого этажа, уже не ощущая такого сильного шума в голове.
В затхлом воздухе коридора повисла, казалось, черная дымка, придававшая оттенок траура знакомым очертаниям дверей и мраморному полу.
Щелкнул замок, и закрылась дверь подвала. Я принюхался: запаха гари не было.
В одном из кабинетов, куда я прошел через зал, стоял на столе глиняный горшочек с затвердевшей, словно закаленной огнем землей. Возле горшка валялся засохший листочек. Настольные часы показывали 12 часов 05 минут. В какой-то момент они, видимо, остановились. Я снял телефонную трубку. Тишина на том конце провода была глухой, как бетонная стена.
Я вышел на крыльцо — машина стояла там, где я ее оставил. В будке часового у ворот было темно. Фонари на улице не горели. Но ведь отключение электроэнергии не могло повлиять на карбидные лампы постов внутреннего караула? Почему же они не горели? Даже звезд не было видно…
Я сел в машину, хотел включить зажигание, но тщетно. Сигнал тоже не работал, как и выключатель освещения.
Выйдя из машины, я постоял в нерешительности и направился к гаражам в конце двора, все время замедляя шаг — в гаражах тоже было темно. На воротах висели замки.
Я тяжело вздохнул, силясь унять возбуждение, только сейчас ощутил, что пахнет мертвечиной.
Пройдя мимо пустой будки часового, я вышел на улицу. Там было безлюдно, темно и тихо. Несколько машин стояло у поворота. Я направился к мосту и на самой его середине заметил что-то темное — это была машина. Вид ее почему-то неприятно поразил меня. Даже засосало под ложечкой. В машине я никого не увидел, но она была заведена. Это я понял, заметив ключ зажигания в замке.
На улице Густава Адальфангорта было еще много пустых машин, все они стояли на проезжей части. Сломанные машины, поврежденная электростанция — все это, разумеется, не радовало.
Я обошел несколько улиц и площадей — ни души! Город вымер! Ни ветерка, ни шума моторов, ни звука шагов, ни эха голосов. Меня охватило отчаяние. Я весь покрылся холодным потом.
Я пересек парк и лишь на выходе заметил, что он голый: ни травинки, ни цветка, ни листочка, ни деревца — ничего! В панике я побежал. Хоть бы скорее добраться до дома!
* * *
Запыхавшись, я вбежал в ворота. Взглянул на темные окна — и ощутил одиночество…
Еще несколько часов назад аллея утопала в зелени. А теперь на месте тополей зияли глубокие ямы. Лишь сухие листья напоминали о том, что здесь когда-то росли деревья. Поднялся по ступенькам и огляделся — лишь мои следы на превратившейся в пыль почве свидетельствовали о том, что здесь когда-то кипела жизнь. Открыв дверь, я остановился на пороге, чувствуя, как сильно колотится сердце.
— Барбро! — крикнул я. Мой голос в этой неестественной тишине прозвучал, как крик попугая.
Из неосвещенной прихожей я влетел в гостиную, потом в спальню. Везде царило безмолвие, нарушаемое звуком моих шагов.
С трудом передвигая ноги, я снова вышел в прихожую и позвал Люка. Ответа я не ожидал, просто хотел нарушить эту страшившую меня тишину.
Никто не ответил мне!!!
В комнате был полный порядок, мебель стояла на своих местах, лишь часы на каминной полке остановились. А в горшочках с цветами осталась мертвая сухая земля. Я стоял, пытаясь осознать страшную истину: Барбро исчезла, так же как и все живое в столице Империума.
Глава II
Сначала я не слышал этого звука. Я сидел в пустой комнате, глядя в окно на пустую улицу, и прислушивался к биению своего опустошенного сердца. Затем до меня донесся слабый шум, показавшийся очень сильным в этом вымершем городе. Я вскочил и вышел за дверь, когда подумал о том, что надо соблюдать осторожность. Шум становился все явственней, все отчетливей, и я различил в нем стук шагов марширующего отряда.
Через мгновение я их увидел. Я бросился в комнату и наблюдал из темноты, как они идут мимо, по четверо в ряд, здоровенные парни в бесформенных балахонах. Их было человек двести. Некоторые несли тяжелые свертки, другие — оружие, похожее на винтовки. Кого-то поддерживали товарищи. Видно, отряд этот возвращался с поля боя. Когда отряд прошел мимо, я тихо побежал по аллее (под прикрытием зданий) и устремился за ним, стараясь держаться на почтительном расстоянии.
Теперь, когда первое потрясение миновало, у меня появилось чувство человека, уцелевшего после страшного катаклизма.
Отряд двигался вдоль улицы Мигавитем. Мрачные, здоровые солдаты на голову выше меня (а мой рост — 6 футов), они не пели, не разговаривали, просто шли, квартал за кварталом, мимо пустых машин, пустых зданий, пустых парков. Затем повернули налево, на улицу Ансадевегем, и я понял наконец, что они направляются на станцию. Я наблюдал за ними, пока отряд не вошел в украшенные орнаментом ворота и не исчез за массивным порталом, сорванным с петель. Один боец вышел из строя и встал на пост у ворот.
