— И я начну сегодня, сейчас же! — воскликнул Родольфо и ударил кулаком по подносу. — Я… но, черт побери, ничего не выйдет! Она уехала из города и вернется только через две недели.
— Очень недурная была девочка, — сказал Лафайет, — но стоило мне только на минуту отвернуться…
— Но, черт побери, какой смысл быть герцогом, если я не могу сделать по-своему?
Родольфо победоносно смотрел на Лафайета.
— Я прикажу чтобы ее вернули. Быстрый кавалерийский отряд нагонит ее за какую-нибудь пару часов, так что у меня едва хватит времени, чтобы охладить мое любимое вино и…
— Ах, Руди, — запротестовал Лафайет. — Преклонение, а не сила — разве ты забыл?
— Но ведь сила — это значительно быстрее.
— Неужели ты хочешь иметь забитую рабу, угрюмо подчиняющуюся всем твоим приказаниям, а не веселую, живую резвушку, восхищающуюся твоей галантностью и умом?
— Гмм. После того, как ты упомянул об этом, мне кажется, что раба — это куда практичнее.
— Ерунда, Руди. Ведь ты хочешь, чтобы этот лакомый кусочек, этот созревший плод упал прямо тебе в руки, верно? Поэтому вместо того, чтобы посылать потных солдат в латах, которые притащат ее обратно, визжащую и царапающуюся, ты должен отрядить особого посланника, который передаст ей твои пожелания с деликатностью, приличествующей столь важной миссии.
Лафайет икнул и опрокинул бутылку над стаканом.
— Черт возьми, сынок, ты, как всегда, прав. — Родольфо задумчиво нахмурился. — Но кому из всей этой коллекции кретинов и пьяниц, которые окружают меня, могу я доверить такое важное дело?
— Тебе нужен человек, доказавший свою пригодность, ум и хитрость. Не какой-нибудь мужлан, который продаст лошадь и автограф твоего письма, как только выйдет из ворот замка. Какой-нибудь рыцарь, находчивый, галантный, образованный…
— Какого письма?
— Того, которое ты напишешь, чтобы сказать ей о том, что ты поклоняешься ей издалека, — сказал О'Лири.
Он потряс пустую бутылку и перекинул ее через плечо.
— Великолепная мысль! — воскликнул Родольфо и снова ударил кулаком по подносу, так, что стаканы подпрыгнули. — Но… что я ей напишу?
Он задумчиво принялся грызть кольцо на левой руке.
— Честно говоря, мой мальчик…
— Зови меня просто Лафайет, Руди.
— Мне казалось, что тебя зовут Ланцелот, — сказал герцог. — Но это неважно. Честно говоря, как я уже упоминал, я никогда не умел писать. Всякие там цветистые послания…
— И откуда только это взбрело тебе в голову?
— То есть как — ты сам предложил написать письмо!
— Да нет, я имею в виду, что меня зовут Ланцелот.
— Ланцелот… он-то здесь при чем?
Родольфо выглядел удивленным, потом весь просиял.
— Ну, конечно! — воскликнул он, выплевывая изо рта кусочек ногтя, который только что старательно отгрыз. — Именно Ланцелот! Ты умен, изобретателен и у тебя есть голова на плечах. Ты пьешь? — внезапно спросил он вызывающим тоном.
— Как я могу пить, когда бутылка пуста?
— Великолепно! Никогда нельзя доверять человеку, который не умеет пить. Кстати, бутылка пуста.
Родольфо поднялся и неуверенно пошел через комнату, открыл шкафчик, вытащил новую бутылку и по синусоиде вернулся обратно в кресло.
— Вот я и говорю: отправляйся к этой особе, Ланцелот, излей ей свое сердце, объясни, что высшая обязанность женщины — это заботиться и ухаживать за ее лордом и повелителем и что в то время как ты сам можешь предложить ей лишь жалкое существование рабыни, она может утешиться тем, что жизнь не вечна.
— Это очень убедительный подход, — сказал Лафайет, выдергивая пробку из бутылки. — Но мне почему-то казалось, что это ты хочешь заполучить эту женщину, — он нахмурился, пытаясь сфокусировать глаза. — Или я что-то напутал?
— Клянусь богом, Ланцелот, ты прав. Это ведь я ее хочу, — герцог бросил враждебный взгляд. — Должен сказать, что это очень смело с твоей стороны — пытаться встать между нами. Она без ума от меня, но она очень стеснительна, и я думаю послать за ней свое доверенное лицо, чтобы он притащил ее ко мне, ласковую и воркующую. Я хочу сказать, визжащую и царапающуюся.
— Великолепная мысль, — согласился Лафайет, выливая виски между двумя стаканами. — А кого ты имеешь в виду?
— Гмм… может, послать Стонруба?
— Ни в коем случае. Он совсем не дипломат, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Ланцелот! Я придумал! Почему бы тебе не отправиться за ней?
— Ни в коем случае, Руди, — сказал Лафайет. — Знаю я тебя, ты хочешь отвлечь меня от того, чего я на самом деле хочу добиться.
— А чего ты хочешь добиться?
— Чтобы ты послал меня за леди Андрагорой.
— Об этом не может быть и речи! Твоя наглость заходит слишком далеко.
Родольфо схватился за бутылку и плеснул виски по стаканам.
— Как насчет компромисса? — сказал Лафайет, хитро глядя на герцога.
— Что ты имеешь в виду?
— Я доставлю леди твое письмо, а за это ты назначишь меня своим послом. Или наоборот?
— По-моему, это будет справедливо. Ну, так вот: когда ты ее догонишь, скажи о моем глубоком увлечении, объясни подробно все мои великолепные качества, короче говоря, объясни ей все выгоды того положения, которое она займет, и скажи, что ей очень повезло.
— Еще что-нибудь?
— Категорически нет!
Родольфо сурово посмотрел чуть левее уха Лафайета.
— Дальше я сам буду за ней ухаживать.
— Ну хорошо, Руди, я принимаю твое поручение. Ты правильно сделал, что обратился с этим ко мне…
— Я знал, что могу на тебя рассчитывать, — прочувственно всхлипнул герцог. Он поднялся с кресла и протянул О'Лири массивное кольцо. — Эта печатка обеспечит тебе помощь моих слуг, — он протянул руку. — Я никогда этого тебе не забуду, старина. Ты подал мне надежду.
— Перестань, Руди. А теперь иди. А то я устал. А завтра у меня большой день.
— А что такое завтра?
— Вторник.
— Ну конечно. И если мы заговорили о завтра, то у меня для тебя есть небольшой сюрприз. Только не говори никому, но кое-кто сказал мне, что завтра у меня будет одна леди.
— Руди! Ах, счастливчик! Поздравляю!
— Только никому не болтай об этом. Говорят, это к несчастью. Ну, ладно, мне действительно надо идти. Приятного тебе вечера и все такое.
— Куда же ты, не торопись! Мы еще не кончили. Лафайет поднял вверх наполовину опустошенную бутылку и заморгал, глядя на нее.
— Даже еще и не начали, — сказал он.
