— Добрый день, уважаемый Саныш, — сказал Аоруиной. В углу темного экрана мигала зеленая точка — в отличие от меня, он вывел мое изображение на экран.
— Я вас слушаю, многоуважаемый Уэль.
Обращение «Я вас слушаю» было самым распространенным приветствием у каратоидян.
— Вы не могли бы сообщить подробности происшествия на платформе и причину смерти вашего коллеги? — спросил он протокольным языком переводчика.
— Пока нет, глубокоуважаемый Уэль, — ответил я тем же протокольным языком. — Никакими другими сведениями, кроме обнаружения на плато трупа инженера-биомеханика Марко Вичета, я не располагаю. В настоящий момент ведется следствие.
Аоруиной немного помолчал.
— Какую версию вы считаете предпочтительной: несчастный случай, убийство, суицид? — осторожно поинтересовался он.
— Ничего конкретного, глубокоуважаемый Уэль. Но суицид, скорее всего, наименее вероятен.
— Почему вы так думаете, уважаемый Саныш?
— Потому, глубокоуважаемый Уэль, что ночью я разговаривал с Марко Вичетом и не заметил никаких психических отклонений в его поведении.
Аоруиной снова помолчал. Почему-то он не решался задавать прямые вопросы — быть может, его не устраивало то, что я не захотел визуального контакта?
— Попрошу вас держать меня в курсе расследования, — наконец сказал он.
— Всенепременно, глубокоуважаемый Уэль. Как что-нибудь выяснится, обязательно сообщу.
— Всего вам доброго, уважаемый Саныш.
— И вам, глубокоуважаемый Уэль.
Он отключился, а я тут же схватил чашку с кофе и выпил. Общение на официальном языке вызвало необъяснимую брезгливость, будто я разговаривал матом, и мне, как рафинированному чистоплюю, чего раньше за собой не замечал, захотелось прополоскать рот. Был или нет у Марко Вичета психический срыв, это еще вопрос, а вот то, что у меня после отключения биочипов наблюдался психический сдвиг, — сомнений не вызывало.
Настроение окончательно испортилось, и я, толком не позавтракав, спустил тарелки в утилизатор.
— Криминалистическая обработка видеоматериала закончена? — спросил у секретаря.
— Да.
— Докладывай.
— Расположение трупа, повреждения открытых частей тела: лица, кистей рук — свидетельствуют о том, что потерпевший, скорее всего, упал с большой высоты. Видимых следов борьбы, которые могли бы указывать на то, что потерпевшего сбросили, не имеется. Вместе с тем выражение лица потерпевшего не соответствует характеру предполагаемого происшествия. Либо потерпевший был уже мертв, когда упал с большой высоты, либо находился под действием наркотиков. Разрыв комбинезона у бедра визуальной идентификации не поддается.
— Это все?
— Все.
— Не густо…
Уж и не знаю, на что я надеялся — внешний осмотр большего дать не может. Кстати, что это за странный разрыв комбинезона, которого я не заметил?
— Покажи-ка прореху на комбинезоне.
На экране появился участок комбинезона на бедре Марко Вичета. Небольшой, сантиметров десять, с рваными краями, разрыв прятался между складками комбинезона, и заметить его было нелегко. Странный разрыв, будто Марко, падая на плато с платформы, с которой невозможно упасть, за что-то зацепился и порвал комбинезон… Как он мог зацепиться, если комбинезон выполнен из сверхобтекаемой ткани, за которую ничто не цепляется, даже рыболовный крючок?! Эту ткань можно разрезать только межмолекулярным лезвием, но тогда получится ровный разрез и уж никак не с рваными краями.
— Каким образом… — начал было я, но запнулся. Если криминалистическая программа не смогла идентифицировать причину разрыва, то секретарь большего не скажет.
— Что — каким образом? — переспросил секретарь.
— Ничего. Спасибо.
Я отключил экран и заказал еще одну чашечку кофе. Непонятное чувство гадливости во рту не исчезло, и мысли непроизвольно переключились с загадочной прорехи на комбинезоне Марко Вичета на разговор с Уэлем Аоруиноем. Почему каратоидянин обращался ко мне «Саныш»? Во время разговора представлялось, что это нечто вроде «коллеги» по-каратоидянски, но сейчас я сомневался. Если «коллега» — то транслингатор так бы и перевел.
— Что такое «саныш» по-каратоидянски? — спросил я.
— В каратоидянском языке нет слов, — не задумываясь, ответил секретарь.
Ах, да, общение каратоидян проходит в низкочастотном радиодиапазоне, поэтому ничего по-каратоидянски произнести невозможно.
— Тогда подбери, пожалуйста, все известные значения слова «саныш».
На этот раз секретарь ответил через минуту.
— В информотеке содержится четырнадцать различных значений слова «саныш». Устно зачитать, или вывести текст на экран?
— Выведи на экран.
Саныш, — начал читать я, — название овальной гальки в приморских провинциях Каприониды (см. том «Каприонида», раздел «Курорты», глава «Неологизмы местного населения»).
Саныш — знойный сухой ветер в степях экваториальной области Спореи, предвещающий наступление засухи после сезона дождей (см. том Спорен, раздел «Степи и полупустыни»).
Саныш(ы) — неприступные игольчатые скалы в горных районах приполярья Алданузы (см. том Алдануза, раздел «Северное полушарие», подраздел «Горные массивы»)…
Я мельком проглянул список до конца. Географические названия, названия плодов (один из которых был ядовитым), название игры, чем-то напоминающей крокет… В общем, ничего похожего на то, из-за чего ко мне можно было обращаться как к «Санышу». В самом-то деле, не подразумевал же Уэль под этим словом овальную гальку на приморских курортах Каприониды или ручного зверька стапомидян?
Мне надоело ходить вокруг да около, и я спросил напрямую:
— Почему полномочный инспектор Галактического Союза Уэль Аоруиной обращался ко мне как к «Санышу»?
Ответ, на удивление, я получил быстро, и был он таким же прямым и исчерпывающим, как и вопрос.
— Саныш — искаженное Саныч. Устаревшее обращение к человеку по имени его отца, некогда бытовавшее среди славянских народов Земли.
— Не понял? — удивился я. — При чем здесь Саныш? Моего отца звали Виктуар.
— Об этом вам лучше спросить непосредственно полномочного инспектора Галактического Союза Уэля Аоруиноя, — ответил секретарь и, как показалось, не без ехидства. Не замечал раньше за системой жизнеобеспечения подобных ноток в разговоре, но поскольку я уже вторые сутки из-за отказа биочипов воспринимал окружающее в несколько искаженном виде, то посчитал интонацию за очередную аберрацию сознания. Но если за «врожденную» высотобоязнь я про себя постоянно пенял какому-то умнику из аналитического отдела, то за биочипы упрекать было некого. Их имплантировали по моему желанию.
