— Не надо пользоваться связью, — глухо обронил он, по-прежнему не глядя на меня.
Я не стал задавать очередное «почему», но ответ мне опять не понравился — слишком точно нежелание Ктесия-Селлюстия пользоваться связью соответствовала моим предположениям. Очень просто все получалось, и в это не верилось. Я тоже предпочел прийти сюда без приглашения.
— Тогда давайте сходим к нему, — предложил я.
— Сходить к коммодору? — переспросил он отрешенным голосом. — Можно и сходить… Не знаю только, что из этого получится…
Он взял стакан, повертел в руках, но пить не стал. Поставил стакан на стол и встал.
— Идемте.
На всякий случай я пропустил Ктесия вперед, но он не обратил внимания на мой маневр и направился к выходу механической походкой. То ли отрешенно, то ли обреченно.
Когда мы вышли из коттеджа, Куги, таки приползший вслед за мной к крыльцу, жалобно заскулил и попытался преградить дорогу. Он уже частично подзарядился и, хотя былой резвости в его движениях не чувствовалось, передвигался вполне сносно. Я не стал его увещевать — не тот момент, чтобы обращать внимание на скулеж имитанта, — перешагнул и направился за Ктесием. Но Куги не оставил попыток обратить мое внимание на свое жалкое состояние и, подпрыгнув, заглотнул кисть правой руки. Захват получился слабым, и я раздраженно смахнул кугуара на траву, стараясь не упускать Ктесия из поля зрения. Только игр мне сейчас не хватало! Погрозив кугуару пальцем, я поспешил за Ктесием. Куги снова жалобно заскулил и двинулся следом.
Мы не прошли и двадцати метров, как Ктесий вдруг остановился и мгновение к чему-то напряженно прислушивался. Затем напряжение отпустило его, он сгорбился, плечи опустились, руки безвольно повисли.
— Все, — тихо сказал он. — Началось…
Что началось, я спросить не успел.
Дверь коттеджа коммодора с треском распахнулась, и на крыльцо выскочил Араней. Его атака, как и у всех пауков-волков, была стремительной, тело неслось над землей подобно торпеде по идеально прямой траектории, ноги мельтешили с неуловимой глазом скоростью. Я не успел среагировать, как из-за спины выпрыгнул Куги и, распахнув пасть до невероятных размеров, перехватил Аранея. Впервые я увидел, как плейширский складчатокожий кугуар по-настоящему заглатывает добычу — все, что он раньше проделывал с моей рукой, выглядело игрой. Пасть захлопнулась, и тело, бугрясь от дергающегося внутри членистоногого, начало с натугой сжиматься. Вдруг кожа кугуара с одной стороны лопнула, в дыру просунулась когтистая паучья лапа, затем точно такая же лапа прорвала кожу с другой стороны. Куги, поднатужившись из последних сил, сжался еще сильнее, внутри с характерным звуком хрустнул хитин, будто раздавили громадного таракана, и паучьи лапы задергались в конвульсиях. Но и для Куги его последние усилия не прошли даром. Тело обмякло, начало сморщиваться, опадать, словно проколотый шарик, из дыр в коже, прорванных когтями Аранея, засочилась желто-зеленая слизь.
— Значит, не имеете никакого отношения к гибели Марко Вичета?! — в ярости прохрипел я, поворачиваясь к Ктесию.
Координатор не ответил. Лицо и лысина стали бледно-серыми, его трясло, как в лихорадке, он, не отрываясь, глядел на подергивающиеся лапы Аранея. Затем ноги у него подкосились, и он опустился на колени.
Я оглянулся и увидел, как к нам, пошатываясь на негнущихся козлиных ногах, приближается коммодор. Не дойдя до тела Куги метров пяти, он ничком упал на траву, затем приподнялся на руках и посмотрел на координатора. И без того серое лицо коммодора стало почти черным, его покрывали крупные капли странного, маслянистого пота.
— Вот и все, Селлюстий… — произнес он шамкающим бесцветным голосом.
— Да… — эхом отозвался координатор. — Пора нам, Минаэт… Давно пора…
Я переводил взгляд с одного на другого — они стремительно старели на глазах. Кожа на лицах морщилась, покрывалась пятнами; черные, как смоль, волосы коммодора, начали седеть и клочками опадать с головы.
— Жаль Куги, — сказал из-за спины Борацци, обошел меня и присел на корточки у тела кугуара. — Его уже не восстановишь…
Спокойный тон, с которым он констатировал происшествие, подействовал на меня подобно пощечине, но я сдержался. Сознание работало холодно и четко — похоже, медиколог ожидал чего-то подобного и, возможно, наблюдал за всем со стороны. Слишком быстро он появился, чтобы поверить в случайность.
Борацци натянул на руки перчатки, достал из кармана межмолекулярный скальпель.
— Отойдите, — попросил он через плечо. — Гемолимфа у Аранея чрезвычайно агрессивна, видите?
Он указал на почерневшую траву вокруг лужицы желто-зеленой слизи. Я послушно отступил на пару шагов и увидел на ногах медиколога защитные бахилы. Определенно, он не только предвидел, но и знал, что произойдет.
Двумя резкими движениями Борацци вспорол имитанта, как мешок, и отбросил верхнюю часть в сторону. Желто-зеленая слизь хлюпнула на землю, и я увидел раздавленного Аранея. Не церемонясь, Борацци взял его за одну лапу и перевернул на спину.
— Все верно… — сказал он. — Это не Aranei, a, скорее, Arachnida. Подойдите ближе, посмотрите.
Осторожно, чтобы не вступить в агрессивную слизь, я приблизился.
— Видите, — сказал Борацци, — на передних, более длинных лапах, так называемых хватательных, по одному когтю? А на беговых лапах когтей нет… А теперь посмотрите сюда — это то, что отличает паукообразных от пауков. Хвост, типа скорпионьего, только у данного вида он загнут не над брюшком, а под него. И тоже с одним когтем. Передними лапами он схватил Вичета, а когтем на хвосте разорвал комбинезон… Вполне возможно, что где-то под когтем расположен пазушный мешочек с парализующим ядом… В одном он просчитался — Куги все-таки самообучающаяся биомашина, а не животное, и два раза на один и тот же прием не попадается…
Я нагнулся ниже, в нос ударил удушливый тлетворный запах.
— Ох, и вонища…
Борацци встревоженно оглянулся, подхватил меня под локоть и увлек в сторону.
— Это не от него воняет, — покачал он головой. — Это от них… Не следует дышать трупным запахом, можно серьезно отравиться.
На местах, где минуты назад стояли координатор и коммодор, высились две кучки оранжевого тряпья, залитого черной жижей, из которой проглядывали кости черепов и фаланг пальцев.
Я оторопел.
— Что это?..
— Знакомый эффект… — пробормотал Борацци. — Темпоральное старение… Таксидермисты для сохранения образцов фауны упаковывают ее в темпоральную ловушку, внутри которой время останавливается, и экспонаты могут храниться вечно в первозданном виде. Но стоит отключить ловушку, как экспонаты начинают стремительно стареть, в соответствии с прошедшим временем… — Он покачал головой. — Однако экспонаты в темпоральной ловушке неподвижны — методика, позволяющая им двигаться и жить, не старея, неизвестна. То есть нам неизвестна.
