Сашок хмыкает и головой качает.
— Удивляюсь я тебе, — язвит. — Как по-твоему, что в нашей работе самое важное? Объясняю популярно: если Хозяин вызывает, а ты в это время в сортире сидишь, то ты оттуда, не раздумывая, со спущенными штанами на зов бежать должен. Усёк?
Усёк я и поплёлся вслед за Сашком.
Заходим к Бонзе в кабинет. Сидит он что туча грозовая, так и кажется, сейчас громом с молнией разразится. Но нет, зыркнул только на нас взглядом мрачным, на «здрасте» и ухом не повёл, а как ближе мы подошли, швыряет Сашку через весь стол газету.
— Знаком с этой статьёй? — вопрошает сквозь зубы, и в тоне, каким вопрос задан, зарницы непогоды приближающейся сверкают.
Кошусь на газетку и вижу: статейка об отставке вице-премьера красным карандашом обведена.
Сашок мельком газетку просматривает, головой кивает.
— Знаком, — говорит корректно; тоже грозу близкую чувствует.
— А в курсе, что отставной вице-премьер к нам сегодня вечером личным самолётом прибывает? — повышает тон Бонза, и за зарницами уже гром отдалённый слышится.
— В курсе. Даже знаю, какой номер и в какой гостинице ему забронирован, — отвечает Сашок.
— Значит, знаешь… — понижает тон Бонза, и от этого такое впечатление, что гроза мимо проходит. — И какие у тебя соображения по этому поводу?
— Ровным счётом никаких, — спокойно пожимает плечами Сашок. — Зарегистрироваться по нашему округу как кандидат он не может, поскольку и дня не жил здесь, а тем более не работал. Вот в соседнем городе — пожалуйста. Там он до десяти лет от роду с родителями обретался.
— Значит, такая у тебя информация… — цедит сквозь зубы Бонза и глазками своими махонькими Сашка буравит. — Значит, так твой «оперотдел» работает, деньги мои попусту трынькает…
И тут молния гнева Бонзы кабинет пополам раскалывает, а гром небесный его гласом Сашка к полу пригвождает:
— А вот про это ты знаешь?!! — швыряет через стол цидулку какую-то. — Родился он в нашей первой городской больнице! Мать его, этим сучьим потрохом беременную, с поезда сняли, в нашу больницу свезли, а как родила, дальше поехала!
Вот это действительно гроза! Да кой там гроза — бедствие стихийное. Стоим мы с Сашком, что под ливнем проливным да молниями сверкающими посреди пустыни, где спрятаться негде от разверзшихся хлябей небесных. Я уж точно мокрый до нитки, но Сашок стойко разгул стихий переносит.
Поворачивается ко мне, ледяным взглядом одаряет, видно, жалеет уже, что с собой позвал, и говорит:
— Иди-ка, Борис, займись своими делами. Если будешь нужен, я тебя найду.
А мне только того и нужно. Даже не ожидал подарка такого — пулей из кабинета Бонзы вымелся. Во, думаю, блин, повезло! Ошибся Пупсик на моё счастье, не у меня сегодня день тяжёлый будет…
22
В общем, вернулось ко мне настроение радужное — весь день что на крыльях лётал. Да и погода тому способствует — весна наконец по-настоящему за дело взялась. Солнышко пригревает, птички щебечут. Одним словом, полная противоположность атмосфере в кабинете у Бонзы. Но, смотрю, ребята из «оперотдела» суетятся больно, шагом не ходят, только бегом, и морды у всех мрачные, что у висельников. А мне всё по фиг — отстранили от дел, ну и ладненько. Тоже мне — наказали! Почаще бы так…
Своих дел у меня на сегодня никаких, но на всякий случай озабоченность на морду напускаю и с таким видом по «фазенде» шляюсь. От нечего делать Корня к себе вызвал, поболтали о том, о сём, договорились вечером с ребятами в кабаке гульнуть, тёлок клёвых подцепить да в нумера с ними рвануть. Короче, захотелось отпуститься на полную катушку.
День уж к вечеру клониться начал, и тут-то меня мандраж стал пробирать. Ох, что-то рано я возрадовался, не было на моей памяти случая, чтобы Пупсик ошибался. Чувствую, не кончится всё добром, как с Корнем запланировал, будут приключения на мою задницу. Втихомолку в кабак слинять не могу — не та обстановка, — надо обязательно Сашку доложить. А руку к мобильнику протянуть не получается, как паралич меня правосторонний прошиб. Долго себя успокаивал да уговаривал, что всё образуется, и таки уболтал руку бездействующую. Настроился соответствующе, что говорить буду в голове пару раз прокрутил и — была не была! — лезу в карман, достаю мобильник. Но позвонить не успеваю. Мобильник в руке как по волшебству сам тренькать начинает. Мелодично так, но меня его перезвон японский сиреной милицейской по ушам резанул.
«Всё, браток, — думаю, — накрылась твоя вечеринка…» И точно. Звонит Сашок и сухим таким, официальным голосом мне к Хозяину зайти предлагает. Знаем мы эти предложения «руки и сердца» — попробуй ослушаться, вмиг уроют.
Плетусь к Бонзе что под конвоем расстрельным, в кабинет захожу. Картина всё та же: Сашок посреди кабинета стоит, Хозяин за столом сидит. Такое впечатление, что с утра не расставались, только морда у Бонзы совсем синюшная от этих «посиделок».
— …ты меня понял?! — ловлю обрывок фразы, которую Бонза, брызжа слюной, орёт Сашку. — И чтоб в пыль, и похоронить нечего было!!!
Тут он меня узревает, рот захлопывает и глазами выпученными в меня впивается. Теперь мне понятно, в кого Алисочка уродилась. Этакие глазки жабьи лишь по наследству передаются.
— Он? — вопрошающе рычит Бонза, глазами страшными меня поедая. Причём ощущение такое, что не жуя это делает, а целиком заглатывает, как удав кролика.
— Он, — кивает Сашок.
Тут у меня коленки и подгибаются. Еле на ногах устоять удаётся, чтоб оземь не брякнуться. Это что ж я такого натворил, что меня вот так вот в пыль одним махом растереть собираются?! Волосы на голове дыбом встают, пот холодный прошибает… Когда слышу в черепушке голос Пупсика: «Успокойтесь, Борис Макарович, не о вас речь шла».
Точно глыба каменная у меня с сердца падает, и спокойствие пополам с уверенностью в своей полной защищённости по всему телу теплом благодатным расходятся. Молодец пацан, что мысли мои читает да подсказывает вовремя. А то, глядишь, по ковру на полу уже бы расплылся студнем, невразумительно булькающим.
Проглотил меня взглядом Бонза, рыгнул сыто, но как-то странно, словно не совсем по нутру ему такой обед пришёлся. Оно и верно — знал бы, что за сила потусторонняя за моими плечами стоит, враз бы несварение желудка заработал.
— Будь по-твоему, Александр, — бурчит Бонза недовольно. — Ты операцию разработал, тебе и исполнителей выбирать. Но учти, с ним поедешь лично ты. — Здесь голос Бонзы крепнет, сталью звенеть начинает, однако чувствуется, что металл этот не дуговым разрядом к тону его крепко приварен, а нотками истерики лишь бы как подшит. — С тебя лично результат спрашивать буду!
Ничего Сашок не отвечает, кивает сдержанно, поворачивается и к двери идёт. По пути меня под локоток берёт и первым в дверь пропускает. И всё это культурненько так, по-светски вежливо у него получается, будто мы только что мило побеседовали о пустяках разных с приятным во всех отношениях человеком, а теперь так же мило расстаёмся. Но сие столь благообразным лишь со стороны может показаться. По хватке Сашка железной за мой локоток понимаю — не таким уж и приятственным дело предстоящее выглядит. Душком гнилым от него за три версты несёт, и не проработано оно до мелочей, как Сашок любит. Крепко, видать, они здесь без меня «беседовали», и Сашок сейчас на таком взводе, как ракета баллистическая ядерная после отсчёта до цифры «ноль», когда лишь команды «Ключ на старт!» не хватает.
