Впрочем, что мне до большой политики? Со своей бы разобраться… А дел навалилось невпроворот — и на «винтиков» своих не спихнёшь, самому мордой перед корреспондентами да на местном телевидении светиться надо. Естественно, что, в основном, Сашок как моё доверенное лицо отдувался, но и мне попотеть пришлось. Даже в прямом смысле слова в студии телевизионной, где такие лампионы мощные стоят, что атмосфера там, как в бане парной.
Здесь Сашок молодцом себя проявил: вместо дискуссии с остальными двадцатью шестью кандидатами он на телевидении мне встречу со школьниками организовал. Мол, рядом с соперниками я точно бледный вид иметь буду и наверняка предвыборную кампанию завалю, а так, глядишь, тихой сапой как-нибудь и пролезу. Проглотил я молча эту его сентенцию и согласился. Пупсик-то Пупсиком, но в глазах телезрителей дураком выглядеть не хочется. Кандидатишки-то все ушлые, в словесных дуэлях поднаторевшие — куда мне с ними тягаться.
В общем, сижу, значит, это я под лампионами, потею и лапшу на уши малолеткам лет двенадцати-пятнадцати по написанному вешаю. Минут пятнадцать трепался по бумажке, в каких райских кущах им жить предстоит, если их родители доверят мне свои интересы в Думе представлять. Но в конце таки не выдержал и отсебятину добавил, что хочу, мол, такое общество создать, где каждый человек моего уровня достигнет.
Довольными малолетки остались, в ладоши похлопали. Однако затем и зубки свои молочные показали, каверзными вопросами меня засыпав.
— Борис Макарович, — спрашивает шкет лет тринадцати, — а знаете ли вы, сколько проезд в трамвае стоит?
Попытался я вспомнить, сколько Сашок платил, когда мы в ночь памятную от аэропорта до «фазенды» добирались, не вспомнил. Не до того тогда было. Называю цифру наобум, а её смех дружный встречает. Поулыбался и я с аудиторией, надеюсь, не очень кислой улыбка по телику была.
— А сколько стоят хлеб и молоко? — другой шкет вопрос наивный задаёт.
Сашок, что рядом как доверенное лицо сидит, ногой меня толкает, а сам на бумажке цифры выводит. Однако лампионы яркие так глаза режут, что ни хрена его каракули не разберёшь. Да и, в конце концов, кто здесь кандидат в депутаты — я или он? Почему это я своё личное мнение высказать не могу?
— Знаете, ребятки, — говорю доверительно, — я в жизни достиг таких высот, что для меня эти цены не существенны. А как стану депутатом, приложу все силы, чтобы и вы так жили.
Аплодисменты своим экспромтом лапшовым срываю ещё те, но краем глаза замечаю, что Сашок на меня чуток ошарашено косится. То ли одобряет, то ли вовсе наоборот — не поймёшь.
— А есть ли у вашей фирмы филиалы за границей? — вопрошает вьюнош постарше. Видать, сам уже коммерцией экспортно-импортной занимается, поскольку в шмотки исключительно турецкие одет.
— А как же! — беру тон приподнятый, ибо здесь я себя в седле твёрдо чувствую. — Наши филиалы практически по всему миру разбросаны. В Южной Америке там: в Чили, Непале… А недавно своё представительство в этой… как его… африканской Венесуэле открыли.
Гляжу, какое-то замешательство в зале непонятное. Я и сообразить не успеваю, в чём дело, как Сашок в свои руки инициативу перехватывает и говорит:
— Я прекрасно понимаю, ребята, что вопросов у вас много и вы можете их до позднего вечера задавать. Но, к сожалению, время нашей передачи подошло к концу. Давайте поблагодарим Бориса Макаровича за встречу и пожелаем ему успехов на выборах.
Следуют жиденькие хлопки, и лампионы гаснуть начинают. Гляжу на часы и вижу, что до конца передачи ещё десять минут. Чего это он раньше времени меня из эфира выбросил? Деньги-то за полчаса эфира уплачены, а не за двадцать минут!
— А теперь, ребята, вас всех ждёт сладкий стол, — говорит Сашок, что вызывает в зале гораздо большее оживление.
И пока гурьба школьников из зала в буфет тянется, Сашок меня под руку подхватывает и в другую сторону устремляется.
— Чего это ты? — пробую сопротивляться. — Мало того, что на десять минут раньше передачу закончил, так ещё с молодёжью в неформальной обстановке пообщаться не даёшь!
— Хватит с тебя и формального общения, — шипит Сашок. — Сморозишь ещё какую чушь…
— Это что же я такого крамольного сказал? — возмущаюсь уже за кулисами.
— Что он такого сказал? — передразнивая, цедит Сашок. — Ну, ещё когда Непал в Южной Америке разместил, бог с ним. Это в разговорной речи можно и за перечисление принять. Но когда африканскую Венесуэлу упомянул, тут даже школьники ошизели!
— А что?! Разве такой страны нет? Сам ведь недавно рассказывал, что мы партией героина в Венесуэле затоварились!
Сашок застывает столбом соляным и глазами свирепеет.
— Ты о чём это болтаешь в чужих стенах?! — шипит разъярённо.
Однако и я парень уже не промах стал. Это когда-то, на рынке, я Сашка что чумы боялся. Теперь он подо мной ходит.
— Ты меня не учи, где да что болтать, — обрезаю нагло. — В этом здании у меня всё замётано.
И сам глазами ярыми в его такие же впиваюсь. Ничего, подействовало. Установку Пупсика — мне, как самому себе, верить — беспрекословно выполняет.
— Так что, нет такой страны — Венесуэлы? — по новой вопрос задаю.
— Есть, — вздыхает безнадёжно Сашок. — Только она не в Африке.
— Ну и чёрт с ней, — хорохорюсь. — Подумаешь, прокол… Зато как я красиво им об уровне своём отпел и того же достичь пожелал, а?!
— До него опускаться надо… — бормочет невразумительно Сашок.
— Чего? — переспрашиваю, будто не расслышав.
— Стишок есть детский про то, когда все достигают одного уровня, — переиначивает Сашок, платя мне той же монетой, что и я ему про трёх «мудрецов». — Мораль у него в конце просто великолепная: «…А если каждый конопат, где найдёшь на всех лопат?!»
Минуту думаю над его заумью, но ни черта не просекаю.
— Ну и зануда же ты, — изрекаю фразу, которая для любых случаев подходит. И, как говорится, реноме ронять не позволяет.
Далее всё покатилось по известному сценарию. Пока школьники пирожными запихивались, «фантой» запивая, я в другом зале для телевизионщиков, что нас в эфир выпускали, «фуршет» нехилый устроил. Это на центральном телевидении, как понимаю, продюсеры крутыми бабками ворочают, почему их и отстреливают, что куропаток на взлёте, а здесь, на периферии — нищета на нищете. Оттого местные телевизионщики и жрут, что кони. Тем более — за чужой счёт. Ну, вначале они меня сторонились чуток — то ли стеснялись как «крутяка», из чьей миски хлебали, то ли за ляп мой географический не уважая. Но как пошёл дым коромыслом, все правила бонтона к чёрту полетели. Бабы, дикторши да гримёрши, меня всё куда-то умыкнуть пытались, но главный режиссёр эти поползновения вмиг пресёк. Уединились мы втроём — он, я и Сашок — в кабинете и стали по-чёрному водку жрать да рекламу моей персоны на время выборов обсуждать. Так, под водочку, и выцыганил у меня главреж тысчонок сорок баксов, ну а Сашок под это вытребовал три получасовых передачи обо мне. Но не прямого эфира — хватит сегодняшнего «экскремента», — а хорошо поставленных, с режиссурой соответствующей, спектакля о моём житие-бытие. Чтоб, значит, народ своего избранника во всей красе и доблести лицезрел и только за него голосовал. Таким вот Макаром и никак иначе. Вот.
