Когда я вышел из казино, была уже ночь. Как только я свернул с ярко освещенной магистрали в пустынный темный переулок, Сатана выскользнул из-под куртки и крылатой тенью взлетел куда-то вверх. Я уже терялся в догадках, когда он шалит, а когда его на первый взгляд шалости оказываются заранее подготовленной акцией по моей безопасности. И лишним тому подтверждением служило светопреставление в казино. В отличие от меня Сатане не нужен вариатор, чтобы знать будущее, – на то он и межвременная тварь, поэтому акцию, которую я поначалу принял за очередную выходку, он провел настолько виртуозно, что не только местные, но и служба стабилизации не могла меня заподозрить. Ни малейшего флуктуационного следа я не заметил в зале казино, как будто разорение его хозяев не имело никаких исторических последствий. Когда меня ограбил Сэм Рудаков, похитив кейс со ста тридцатью тысячами долларов, флуктуациониый след был, как минимум, десятого порядка. Потери казино исчислялись миллионами – и ничего! Всяко в истории бывает…
В школьном курсе временной поток сравнивается с лесным ручьем, а флуктуации – с кругами на воде от брошенного камня. Когда камень бросают в плес, возникают концентрические волны, однако вскоре колебания на поверхности воды затухают, и плес снова приобретает прежний вид. Когда же камень бросают в ручей в узком месте, он может перекрыть поток, разбить на два рукава, заставить течь ручей в другом направлении. Приблизительно так же происходят флуктуации в потоке времени, с тем лишь отличием, что его «плес» и «стремнина» могут находиться практически в одних и тех же пространственно-временных координатах. Иногда глобальное воздействие быстро затухает и сходит на нет, а иногда булавочный укол способен кардинально изменить ход истории. В монографии известного хроноаналитика Артура Сейби приведены два полярных и весьма редких по своему значению хроноказуса. К первой категории флуктуаций Сейби относит хроноказус Тунгусского метеорита. Атмосферный взрыв метеорита повлек за собой не только спонтанную мутацию растительности в эпицентре взрыва, но и, как позже установили хроноаналитики, способствовал возникновению штамма вируса гриппа, известного в просторечии как «испанка», который в начале двадцатого века унес более двадцати миллионов жизней. Казалось бы, устрани причину возникновения «испанки» путем изменения орбиты метеорита, чтобы исключить его столкновение с Землей, и история человечества кардинально изменится. Ан нет! Расчеты, проведенные хроноаналитиками, показали, что в таком случае Вторая мировая война отличалась бы еще большей жестокостью и все потенциальные жертвы «испанки», равно как и их потомки, погибли бы на фронтах и в газовых камерах концентрационных лагерей, а история человечества к концу двадцатого века вернулась бы в свою колею. Ко второй категории, когда незначительное вмешательство вызывает нарастающую, как снежный ком, флуктуацию, которая приводит к глобальным изменениям реальности вплоть до исчезновения человечества, относится хронопарадокс «кота Тома». Во время Карибского кризиса Президент Соединенных Штатов Америки Джон Кеннеди был уже готов отдать приказ об атаке СССР ядерными ракетами, как в это время к нему под столом подошел его любимец кот Том и потерся об ногу. Кеннеди посмотрел на кота, ему стало жаль, что больше не увидит своего любимца, и он так и не отдал приказ. Хроноаналитики обсчитали ситуацию и пришли к однозначному заключению, что, не будь кота Тома, началась бы Третья мировая война, которая в корне изменила бы ход истории.
Не знаю, к какой категории относилась флуктуация, вызванная ограблением меня Сэмом Рудаковым (вряд ли ко второй, как бы я ни тешил самолюбие своей исторической значимостью), зато акция Сатаны однозначно не относилась ни к первой, ни ко второй. Не было флуктуационного следа, значит, не было никакой флуктуации, а было реальное событие. И это никак не укладывалось в моей голове.
Пропетляв по задворкам, я вышел из подворотни в знакомый переулок, где совсем недавно меня высадил таксист по пути из Шереметьево. Казалось, все повторяется. Такая же теплая ночь, ни души в переулке, тусклый фонарь, только в руке у меня не было кейса.
Фонарь вдруг замигал, словно лампочка в нем готовилась перегореть, и стал подозрительно раскачиваться. Я поднял голову, вгляделся и увидел над фонарем черную крылатую тень.
– Не надоело выделываться? – громко спросил я.
– Я не выделываюсь, – обиженно отозвался сиплый голос из штабеля картонных коробок в углу подворотни. – Живу я здесь.
От неожиданности мороз продрал по коже. Вот Сатана и говорить научился…
– Где здесь?
– Туточки…
От штабеля коробок отодвинулась картонка, и в проеме показалась чумазая голова бомжа с всклокоченной седой бородой.
В сердцах я чертыхнулся.
– Слышь, мил-человек, ежели разбудил, не подашь на пропитание? – заканючил бомж, протягивая руку.
Он был похож на неандертальца из Благословенных Времен, Когда Луны Еще Не Было. Такой же чумазый, заросший, только взгляд потухший, как у реликтов там. Но там подаяние не просили – некому было подавать, да и нечего. Что мог подать представитель новой расы, если бы вдруг разжалобился, представителю расы вымирающей? Ржавую плесень? Нет уж, спасибо, лучше с голоду тихо скончаться, чем в корчах с набитым дрянью желудком.
Я пошарил по карманам, выгреб мелочь, отдал. Бомж вылез из картонного пристанища и тщательно пересчитал деньги при свете мигающего фонаря.
– Да тут и на чекушку не хватит! – возмутился он.
Я опешил, а затем меня разобрала злость.
– Все-таки выделываешься… – нехорошо усмехнувшись, сказал я и шагнул к бомжу.
– Тронешь пальцем – укушу, – нагло заявил он. – А у меня СПИД.
– У меня тоже, – заверил я.
Нашел чем пугать пиллиджера. Вакцина от СПИДа там давно известна. Кто бы изобрел вакцину от постантов…
Бомж растерялся: его уловка впервые не сработала.
– Что ты, мил-человек, что ты… Я пошутил… – испуганно запричитал он и попятился. – Похмелиться хочется, голова болит…
– Голова болит? – посочувствовал я. – А я хороший лекарь. Сломаю руку, чтобы больше не попрошайничал, и надолго забудешь о головной боли.
– Не-не, не надо! – ужаснулся бомж и юркнул в картонное пристанище, будто утлые коробки могли защитить.
Я поморщился, развернулся и зашагал прочь. Нет благодарности в этом мире…
Фонарь за спиной перестал мигать, вновь загорелся ровным светом, и тогда я понял, что Сатана вовсе не шалил, а питался самым что ни на есть тривиальным способом. И ему надо есть. Лишь бы меня током не шарахнул, когда заберется под куртку. И еще я уловил, что электричество Сатане не очень понравилось. Кинетическая энергия льющейся из душа воды – это да, это деликатес. Понятное дело, мне тоже красная икра нравится больше, чем вываренный мутагенный лишайник. Здесь наши вкусы совпадают.
Лишний раз убедился, что понятие «шалить» весьма неоднозначно и противоречиво. С какой стороны посмотреть. Если ребенок втыкает проволоку в электрическую розетку или стучит палкой по оконному стеклу, то для взрослого – это шалость, а для ребенка – экспериментальное познание мира по электрическому сопротивлению человеческого тела и хрупкости застывших силикатных расплавов. Так было и у Сатаны с душем, сейчас с фонарем, и даже с шофером такси, когда межвременная тень не собиралась никого пугать, а осваивала новое для нее пространство. А я думал: Сатана выпендривается… Даже светопреставление в казино имело какой-то свой смысл, но в чем он заключается, я понять не мог.
