Приблизительно так и я отнесся к паранормальным явлениям на лоджии. Завелся в квартире барабашка, и черт с ним. Лишь бы кукол не паскудил, не оставлял на них следов зубов. А когда я принял контрастный душ, позавтракал, то совсем повеселел. В самом-то деле, не вызывать же батюшку, чтобы он святой водой окропил мастерскую и изгнал нечистую силу. Я атеист, и для меня это неприемлемо. К тому же во мне проснулся вполне нормальный исследовательский интерес. У людей всегда так: читают о барабашках в чьем-то доме — интересно и занимательно, но стоит барабашке поселиться в твоей квартире — тут-то и начинаются страхи. Когда-то люди боялись молний, считая их стрелами Аполлона, Перуна, проявлением Божьего гнева, но стоило появиться пытливому человеку, который, рискуя собственной жизнью во время запуска воздушных змеев в грозовое поднебесье, в конце концов выяснил, что это — элементарное атмосферное явление, и мистические страхи исчезли. Так и с барабашками — не бояться их надо, а изучать.
В приподнятом настроении я сел за верстак и приступил к сборке марионетки. И хотя опять показалось, что развешанные по стене куклы шевельнулись от паранормального сквозняка, я не обернулся.
Начал я с самой кропотливой работы — с пальцев. Если требуется, чтобы у марионетки рука сжималась в кулак и разжималась, используется небольшая хитрость. Фаланги всех пальцев, кроме конечных, делаются одинаковыми по длине. Затем фаланги каждого ряда склеиваются наподобие обоймы, и эти обоймы крепятся между собой и к ладони на шарнирах. Получается ладонь с сомкнутыми пальцами, которые можно сжимать в кулак одной ниткой, так как все суставы расположены на одной линии. Кстати, той же ниткой можно и поджимать к кулаку большой палец. Но такие руки бывают у достаточно больших марионеток — у заказанного Буратино, вышедшего ростом в двадцать сантиметров, получились бы не руки, а грабли. Тем не менее я выполнил желание заказчика, потребовавшего сделать пальчики гнущимися. Не стал склеивать фаланги, а соединил их между собой, как у скелета, но не ниткой, а леской, чтобы при раскачивании Буратино в салоне машины они не болтались из стороны в сторону, а мелко подрагивали.
Дальнейшая сборка особых хлопот не доставила. Единственное, с чем, как всегда, пришлось повозиться, так это с «хохоталкой» внутри туловища — слишком много ниточных тяжей нужно протянуть к рукам и ногам. Затем из зеленого лоскута я сшил штанишки, из синего — безрукавку, а из полосатого, бело-красного, как гетры, — колпачок. Наклеил на голову завиток стружки, нахлобучил колпачок, надел штанишки и безрукавку. Симпатичный Буратино получился, улыбчивый, со вздернутым носом и лихим хохолком из-под колпачка. Оставалось вставить глаза да подвесить куклу на нитях.
С некоторым предубеждением я достал из ящика спичечный коробок, вынул стеклянные глаза и вставил в глазницы. Предубеждение меня не обмануло, но не в смысле трансцендентности. Никогда раньше не работал со стеклянными глазами, поэтому кое-что не угадал. Глаза сели в глазницы плотно, как и положено, только вот выражение лица Буратино изменилось. Диссонанс получился из-за несоответствия улыбки до ушей и серьезного выражения глаз. Придется веки делать, чтобы глаза прищурить.
Ладно, решил я, вначале подвешу на нитях, посмотрю, как двигается марионетка, а затем займусь глазами. Если понадобится: когда кукла движется, мелкие недостатки часто нивелируются.
Однако привязывать нитки к кукле не понадобилось. Только я забросил нить на кронштейн над верстаком и протянул ее к Буратино, как он зашевелился, сел и повел головой.
Сел и я, ошарашенно выпустив из рук конец нити. Началось...
Катушка упала с верстака и запрыгала по полу, но я и не подумал ее поднимать. Сидел и смотрел, как деревянный Буратино вращает головой и осматривается. Голова куклы медленно, словно перископ подводной лодки, повернулась на триста шестьдесят градусов и замерла, когда взгляд стеклянных глаз уперся в меня. Челюсть беззвучно задвигалась вверх-вниз.
Я не умею читать по губам, тем более кукольным, но мне почему-то показалось, что Буратино сказал:
— Здравствуй, папа Карло.
Это было как гипноз, и я чуть не ответил: «Здравствуй, сынок..», но тут до меня дошел идиотизм ситуации. Со мной пытаются связаться трансцендентные силы, а я им — «сынок»... Отчаянно замотал головой, чтобы избавиться от наваждения, и, кажется, у меня получилось. В голове щелкнуло, я успокоился, и все стало на свои места. Подумаешь, вышли барабашки на контакт. Когда-то это должно было случиться, не со мной, так с кем-нибудь иным. И лучше с таким трезвомыслящим человеком, как я, чем с суеверно-забубённым. Хотите контакта? Будет вам контакт.
— Привет, — сказал я. — О чем будем говорить?
Буратино поднял руки, и сработала «хохоталка»:
— Гы-гы, ха-ха, хи-хи ..
Против воли я улыбнулся. Но Буратино это не понравилось. Он недовольно завращал глазами, беззвучно задвигал челюстью, принялся отчаянно жестикулировать, тем самым заводя «хохоталку», пока снова не раздался идиотский смех:
— Гы-гы, ха-ха, хи-хи..
Ненормальную ситуацию прервал требовательный звонок в дверь. Пронзительный звук словно выдернул меня из фантасмагории, и я очнулся.
Я по-прежнему сидел на стуле в своей мастерской на лоджии, а передо мной на верстаке застыл в нелепой позе деревянный Буратино. То ли я грезил наяву, то ли секунду назад кукла действительно двигалась и пыталась со мной разговаривать.
Звонок задребезжал снова.
«Любаша, — подумал я. — Вчера не смогла позвонить по телефону, а сегодня решила зайти...»
— Веди себя смирно, — погрозил я пальцем Буратино, так и не решив, пригрезилось ли его «оживание» или это было на самом деле.
Вскочив со стула, я бросился к входной двери, распахнул во всю ширь... И радостная улыбка сползла с моего лица.
На лестничной площадке стоял милиционер.
— Что же вы так, — покачал он головой. — Нехорошо открывать, не спрашивая, кто за дверью. А вдруг грабители? Знаете, сколько сейчас развеюсь домушников?
Меня перекосило от злости. Будет он еще нотации читать! Ни слова не говоря, я отступил на шаг и с треском захлопнул дверь перед носом милиционера, собравшегося последовать за мной.
Звонок в дверь не заставил себя ждать.
— Кто там?
— Откройте, милиция.
Я навесил на дверь цепочку и приоткрыл.
— Вы же меня видели... — укоризненно сказал милиционер. Моложавый, лет тридцати пяти, с открытым приятным лицом, которое несколько портила небольшая сизая родинка под левым глазом, придававшая лицу асимметричность. Но мне сейчас было не до разговоров с «приятными лицами».
— А почему я должен верить, что ты милиционер? — сварливо поинтересовался я. — Мало ли сейчас бандитов, переодетых в милицейскую форму, шастает по подъездам? Может, ты форму на свалке раскопал. В мусоре нашел.
