— А... Ее нет...
— Дай ей трубку!!!
— С чего ты взяла... — Я запнулся. — С чего ты взяла, что она у меня?
— Где же ей еще быть?! Дай ей трубку!!!
— Слушай, Любаша, — я попытался говорить медленно и убедительно, — если бы Оксана пришла ко мне, я бы выставил ее за порог. Ты меня понимаешь? — Тут до меня наконец дошло, о чем спрашивает Любаша. Горло перехватило, сердце ухнуло куда-то вниз. — Что... Что случилось?!
— Ты не врешь?.. — потерянно спросила Любаша.
— Нет! — Теперь уже я перешел на крик. — Что случилось, ты можешь объяснить толком?!!
— Она... — Любаша начала всхлипывать и заикаться. — Она дома не ночевала... Я всю ночь места себе не... не находила... Утром... Утром тебе звоню... А тебя не-э-эт...
— Ее подругам звонила?
— Д-да... И в больницу... И в милиц... милицию... Даже в морг звонила...
— Я сейчас приеду! — выпалил я.
— Чего ты приедешь?! — вдруг обозлилась Любаша. — Только тебя мне не хватало! Я сейчас в милицию ухожу заявление подавать!
— Но кто-то должен дома на телефоне остаться, — попытался объяснить я. — Вдруг ее найдут, позвонят?
Любаша, не дослушав, бросила трубку.
Я лихорадочно набрал ее номер, было занято. Набрал еще — опять короткие гудки. Наверное, трубку плохо положила. Переждал пару минут и снова позвонил. В этот раз гудки были длинными, но трубку никто не брал. Ушла. Видимо уходя, увидела трубку не на месте и поправила ее.
Оставив телефон в покое, я обессиленно опустился в кресло. Вот такие пироги... В памяти почему-то всплыла картинка: ребята, играющие в хоккей на льду реки, темная проплешина полыньи и дед на скамейке, помешанный на спасении утопающих. Сейчас на кого ни плюнь, у каждого свой бзик. Этот дед еще ничего, бывают бзики похуже... Да нет, не могла Оксана оказаться на реке. Что ей там делать — у нее и коньков нет... Я похолодел, вспомнив, какие еще бывают бзики и в чем меня подозревала Любаша. И откуда что берется?! В моей молодости мы слова такого — педофилия — не знали!
Внезапно из прихожей донеслось бравурное пиликанье. После короткого перерыва мелодия повторилась.
Это еще что такое? Встав с кресла, я выглянул в прихожую, ожидая увидеть нечто вроде говорящего cтyдня, но там никого не было. Пиликанье раздалось в третий раз, и доносилось оно из моей новой куртки.
Я осторожно похлопал по куртке, сунул руку в один карман, во второй и наткнулся на какой-то пластиковый предмет, по форме напоминающий обмылок. Он запиликал в четвертый раз, я стиснул зубы, схватил его и извлек из кармана. Когда я увидел, что это, меня перекосило от злости. Сотовый телефон, который дал для связи Иванов.
Первым желанием было изо всей силы запулить «мыльницей» в стену, чтобы она брызнула в стороны пластмассовыми осколками, но вовремя одумался Нашел на чем срывать злость — сам виноват, что забыл о телефоне. Хотя и немудрено при моих-то похождениях.
Я включил телефон, поднес к уху и буркнул:
— Слушаю.
— Добрый день, Денис Павлович, — сказал Иванов.
— Кому добрый, а кому и нет. Здоровались сегодня.
— Зачем так пессимистично? Вам обед доставили?
— Да.
— Не против, если я присоединюсь? С бутылочкой хорошего коньячка?
Он словно угадывал мои мысли, но я был уверен, что все спланировано заранее. Обед под коньячок, беседа... Психологи хреновы!
— Против.
— Поче... гм... — Иванов запнулся и настороженно спросил: — У вас что-то случилось?
— Да! Оксана пропала!
— Оксана? А кто это?
— Не пудрите мне мозги! — взорвался я. — Досконально изучили мою подноготную и не знаете, кто такая Оксана?! — Дикая мысль пришла в голову, и я похолодел. — Она... Она у вас? Вы ее в заложниках держите?!
— Какие еще заложники? — возмутился Иванов. — Мы такие методы не практикуем!
— Так я вам и поверил! А как насчет обещания определить меня в сумасшедший дом? Это из каких методов?
— Погодите, погодите... Оксана, дочь этой... вашей... э-э... Любови Петровны Астаховой?
— Именно этой... Любови Петровны! Вспомнили? — не удержался я от сарказма.
Но Иванов на колкость не обратил внимания.
— Как она пропала?
— Не знаю. Не пришла ночевать домой.
— В милицию обращались?
Я представил, что придется выслушать Любаше в милиции. «Поймите, мамаша, девочки сейчас взрослеют рано, дело молодое ..» Стало гадко и противно.
— Да, — буркнул я. — И в больницу, и в морг.
— Я проверю по своим каналам и перезвоню, — пообещал Иванов. — А вам... Вам рекомендую обратиться за помощью к объекту. Поверьте, уже через полчаса будет результат.
Он отключился, и я не успел сказать, что с объектом у меня все кончено. И к лучшему, что не успел. Глупая откровенность ни к чему хорошему не приводит.
Спрятав сотовый телефон в карман, я вышел на кухню. Солянка уже остыла, да и есть не хотелось. Надо было что-то делать, но что? Бежать сломя голову в милицию вслед за Любашей? Здесь она права — дурная работа. Сесть к телефону и обзванивать все больницы и травмпункты скорой помощи? У Иванова это лучше получится... А вот совет он дал дельный — связаться с объектом. Но как это сделать? Думать надо, думать...
Я сел к столу, машинально помешал ложкой солянку и начал вспоминать все эпизоды, связанные с Буратино. Должна быть какая-то зацепка, не может не быть! В голове царил сумбур, мысли смешались в нечто, напоминающее сборную солянку, только, в отличие от стоящей передо мной на столе, весьма неудобоваримую. «Гы-гы, ха-ха, хи-хи...» На эпизоды с Буратино невольно накладывались эпизоды с Оксаной. Вот Буратино, шепелявя пищиком, заливисто хохочет, а вот Оксана примеряет перед зеркалом мамин серебряный кулон с бирюзой... «А по кочану!» — говорят они оба, и получается как будто в унисон. Вот Буратино плетет из шнура некое подобие человеческой фигурки, а вот медвежонок, связанный из бельевой веревки, на столе у Оксаны... Стоп! Я обомлел, и по спине пробежали мурашки. Такого просто не может быть, не должно... Это не по-людски... Как же, будет объект спрашивать, по-людски или нет! Сам-то он кто?
Всплывшая из памяти картинка была настолько четкой и яркой, словно наш диалог повторно происходил наяву.
— ...А девотске, котолая была сдесь, я понлавился, — сказал Буратино.
— Что?! — У меня перехватило горло. — Оксана тебя видела?!
— Да. Тсто тут плохохо? Хы-хы, ха-ха, хи-хи!
— Да я тебя... Не смей больше никогда показываться ей на глаза!
