— Выпей, тебе полезно.
Пить абсолютно не хотелось, тем более в их компании, поэтому я пригубил и хотел поставить стакан на стол, но Сева удержал мою руку.
— До дна, — строго сказал он, пристально глядя мне в глаза.
Взгляд у него был неприятный, гипнотизирующий, и я, сам не знаю почему, безропотно выпил.
— Дерьмо, а не коньяк, — поморщился я, ощущая во рту хинную горечь. — Вроде бы у вас солидная фирма, а пьете самодельный суррогат.
Евгений Викторович взял бутылку, повертел перед глазами.
— Прекрасный коньяк десятилетней выдержки, — сказал он. — А горечь во рту потому, что на дне стакана было лекарство. Снимает стрессовое состояние, повышает тонус, улучшает кровоснабжение мозга, активно способствует рассасыванию гематомы.
Я снова осторожно потрогал саднящую шишку на голове. Неужели Сева не подтрунивал надо мной, когда сообщал «диагноз»? Или это чистая профилактика?
— Что-то незаметно. Насколько знаю, против ушибов применяют примочки, а чтобы внутрь принимать — первый раз слышу.
— Вы еще многого не знаете, — саркастически усмехнулся Иванов. — Фармацевтические фирмы за это лекарство заплатили бы ха-арошие деньги. И вашим правнукам работать бы не понадобилось.
— Что вы, — пошел я на попятную, — я не против. Если панацея десятилетней выдержки...
— А вот здесь должен огорчить, — развел руками Евгений Викторович. — Побочным эффектом является полная нейтрализация алкогольного опьянения. Ящик коньяка сегодня выпьете и ничего не почувствуете.
— Ну спасибо! Вот уважили так уважили!
— Не за что, — заметил Сева. — Но насчет ничего не почувствуешь, шеф не прав. Ящик коньяка — это двадцать бутылок или десять литров. Если осилишь, всю ночь в туалет будешь бегать, и мочегонного не потребуется.
Продолжая стоять, он плеснул себе и Иванову в стаканы коньяку.
— А мне? — обидчиво заметил я.
— А смысл? — Сева высоко вскинул брови и посмотрел на меня. — Сплошной перевод продукта.
— Налей, — не согласился Иванов, и Сева послушно плеснул коньяку в мой стакан.
Не знаю, собирались ли они говорить тост, но я их опередил.
— Со свиданьицем! — многозначительно произнес я таким тоном, будто сказал: «Глаза бы мои вас не видели!» — и выпил залпом. И ничего не почувствовал. Будто воду выпил. Я покрутил головой, прислушиваясь к ощущениям. Ничего сопутствующего приему алкоголя не ощущалось, но в голове начало проясняться, прорезался вкус к жизни. Заинтригованный, я вновь потрогал шишку на голове, но она никуда не делась и болела по-прежнему.
— Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — заметил Иванов мои недоуменные пассы. Он пригубил коньяк и поставил стакан на столик. — Через час все пройдет.
Сева выпил до дна, цокнул языком.
— Скоро водка пьется, да похмелье долго длится, — переиначил он пословицу. — Чем закусить в этой квартире найдется?
— Посмотри на кухне, — подсказал Евгений Викторович, — там должен быть лимон.
Сева вышел на кухню, включил свет.
— О! — донесся оттуда его возглас. — Да здесь ресторанный обед на две персоны! Остывший, правда, но почти нетронутый... — Он выглянул в комнату. — Кто-нибудь будет ужинать?
— Нет, — коротко бросил Иванов.
Я отрицательно помотал головой.
— А я буду! — заявил Сева. — С утра не жрамши...
Он снова исчез на кухне и через мгновение появился в проеме двери с судочком второго. Бесцеремонно сел за стол, поставил судочек и принялся активно орудовать вилкой.
— Кушай, кушай, гость дорогой, на базаре все так дорого... — съязвил я.
Севу это ничуть не смутило. Продолжая насыщаться, он скосил на меня глаза и сказал:
— Если бы вечером забежал в кафе перекусить, тебя бы до сих пор пес облизывал.
— Ты лимон принес? — индифферентно напомнил Евгений Викторович.
Сева поперхнулся, вскочил из-за стола.
— Сейчас... — пробормотал он с набитым ртом, шмыгнул на кухню, вернулся с блюдечком нарезанного лимона и снова принялся за холодную отбивную с жареным картофелем.
Иванов пригубил коньяк, взял дольку лимона, прожевал.
— Ну? — спросил он меня, глядя прямо в глаза.
— Баранки гну! — огрызнулся я, и сознание рефлекторно отметило подражание Оксане. С кем поведешься, от того и наберешься. Даже объект от нее заразился.
— Вижу, очухались после удара по голове, — спокойно констатировал Евгений Викторович. — Я все жду, что вы будете интересоваться судьбой Оксаны. Наверно, не дождусь. Означает ли это, что вам известно ее местонахождение?
Я исподлобья глянул на Иванова и все понял. Хорошее лекарство мне подсунули, прекрасно мозги прочищает.
— Так же, как и вам, — парировал я.
— Нам? — удивился Евгений Викторович. — Нам ничего не известно.
— Ой ли?
— С чего вы взяли? — продолжал темнить Иванов.
— Слишком быстро меня вычислили в стеклодувной мастерской, — сказал я и указал глазами на Севу: — Подозреваю, это не его заслуга.
Сева поднял голову и недоуменно уставился на меня выпученными глазами.
— Блин, а чья же еще? — Он наколол вилкой последний кусок отбивной и отправил в рот. — Спасаешь его от собаки, а в ответ — черная неблагодарность...
— А как вы относитесь к холодцу с хреном? — спросил я, пристально глядя не на Севу, а на Иванова.
— Холодец я люблю, — не понял намека Сева. Он встал, прихватил пустой судок и направился на кухню.
Иванов ухмыльнулся, взял стакан с коньяком, пригубил и расслабленно откинулся в кресле.
— Нет здесь никакого холодца! — высунулся с кухни Сева. — Хрен есть, а... — Он наткнулся на взгляд Иванова и осекся. — Понял. Понадоблюсь, позовете.
Сева закрыл дверь на кухню, и оттуда донеслось звяканье посуды.
— Вы правы, — сказал Евгений Викторович, когда мы остались одни, — вас снабдили «маячком».
Меня покоробило, но я постарался не показать вида. Одно дело — интуитивная догадка, совсем другое — точное знание, что я «под колпаком».
— Когда мне прицепили «маячок»?
— Во время нашего знакомства.
— То есть... когда вы пришли сюда под видом участкового оперуполномоченного?!
В этот раз мне не удалось скрыть удивление.
— Именно.
— Но...
— Денис Павлович, — оборвал меня Иванов, — пора бы вам привыкнуть, что мы пользуемся несколько иными средствами наблюдения, чем службы разведки и контрразведки земных государств. Иными и гораздо более действенными. Как насчет упомянутого вами холодца с хреном?
