И Полынов еще раз непроизвольно отметил, что непростым, видимо, человеком был Алексей, если охрана правительственных дач знала и затрапезные «жигули», и его самого.
Дача Дерезницкого выгодно отличалась от современных загородных резиденций власть имущих, больше похожих на крепости с глухими стенами и окнами, забранными пуленепробиваемыми жалюзи. Это была постройка еще того времени, когда в стране понятия не имели ни о киллерах, ни о криминальных разборках и дачи строили с балконами, соляриями, помпезными колоннами, то есть для отдыха на природе, а не с целью защитить жизнь. Здесь было все, что положено иметь загородному дому: большие окна, открытая веранда на первом этаже и широкая терраса на втором с видом на небольшой декоративный парк и излучину реки. Любил Дерезницкий простор и не собирался себя ограничивать четырьмя стенами, хоть, разумеется, и понимал, что найдется немало охотников посмотреть на него сквозь оптический прицел. Но настоящая охрана тем и отличается, что не мозолит глаза, а занимается своим делом.
Ворота дачи открыли двое штатских ребят из личной охраны. Открыли так же молча, как и милиционеры шлагбаум при въезде на территорию дачного поселка, но эти, внимательно посмотрев на водителя, кивнули в знак приветствия. Алексей им ответил таким же кивком.
Лишь только шины «жигулей» зашуршали по дорожке, как на крыльце появился хозяин дачи. Роман Борисович Дерезницкий собственной персоной. Худощавый, лысоватый мужчина лет сорока пяти, с большим крючковатым носом, немного сутулый, он на первый взгляд не производил особого впечатления. К тому же был он порывист в движениях, говорил быстро, отрывисто, иногда глотая слова, и от этого казалось, что он не имеет своего собственного мнения и всегда готов не только согласиться с чужим, но и принять любую точку зрения. Однако на деле все было абсолютно не так. Видимость покладистости не соответствовала делам Дерезницкого. Ни к каким политическим партиям — ни к левым, ни к правым, ни к центру — он не примыкал, а был, не только на словах, но и на деле, сторонником одного направления — здравого смысла. Именно поэтому его постоянно привлекали к работе в правительстве, когда требовалось провести в жизнь действительно государственное решение, и именно поэтому он долго на ответственных постах не задерживался. То есть его потенциал использовали по принципу: «сделал дело — гуляй подальше!» Причем под первой половиной подразумевалось нужное на данный момент правительству решение, а под второй — личные идеи Дерезницкого об укреплении государственности. Обжегшись таким образом пару раз, Роман Борисович, тем не менее, не отказывался на два-три месяца занять какую-либо ответственную должность, если видел возможность хоть как-то способствовать укреплению государства. Но именно эти осечки и привели Дерезницкого к мысли создать свою оперативную группу внешней и внутренней разведки, чтобы не быть слепым котенком в политических интригах и экономических аферах на самом высоком уровне.
— Спасибо, — поблагодарил Алексея Полынов, выбираясь из машины.
Алексей только кивнул.
Дерезницкий не стал ждать, пока Полынов взойдет на крыльцо. Быстро спустился по ступенькам и, хрустя гравием, направился к «жигулям».
— С возвращением, Никита Артемович, — пожал руку Полынову, смотря в глаза острым, проницательным взглядом.
— С добрым утром, Роман Борисович.
— Как добрались?
— А вы не чувствуете? — саркастически усмехнулся Никита и сморщил нос.
— Н-да, некоторое амбре ощущается… — согласился Дерезницкий, но тут же дипломатично увел разговор в интересующую его сторону. — К сожалению, был вынужден отозвать вас раньше срока, но все же — как с вашим заданием? Удалось что-нибудь выяснить?
— А вот о делах, Роман Борисович, извините, только после душа, — отрицательно покачал головой Полынов.
Таких ответов Дерезницкий от подчиненных не любил. Дело, прежде всего дело, а личные проблемы потом. Так он жил сам, этого же требовал и от своих сотрудников. Жестким взглядом он заглянул в глаза Никите и встретил в них непреклонный отпор.
— Хорошо, — порывисто согласился Роман Борисович. — Я вас понимаю. Идемте.
Он подхватил Никиту под руку и увлек в дом.
— Мне бы свежую одежду, — сказал Никита. — И обувь…
— Хорошо, хорошо, — кивнул Дерезницкий и на ходу бросил Алексею: — Алеша, подыщите, пожалуйста, что-нибудь подходящее Никите Артемовичу… Прошу, — распахнул перед Полыновым дверь.
— Машенька! — позвал он из прихожей. — Маша!
Со стороны веранды чуть ли ни мгновенно появилась молоденькая прислуга в темном платьице и белоснежном накрахмаленном кокошнике.
— Машенька, я вас попрошу, отведите нашего гостя в ванную комнату. — Дерезницкий повернулся к Полынову. — Надеюсь, Никита Артемович, за полчаса справитесь?
— Постараюсь, Роман Борисович.
Следом за прислугой Никита прошел в ванную комнату, где к своему удовлетворению не увидел никаких новомодных штучек типа джакузи. Не вязались подобные излишества с обликом Дерезницкого. Да, все прилично оформлено: стены и пол в кафеле, краны и трубы никелем блестят, чистенько, аккуратно, но не более. Большая ванна, рядом душ, умывальник, зеркало, на полочках лосьоны, одеколоны, мыло, шампунь, бритвенные принадлежности.
— Раненько вы встаете, Машенька, — посочувствовал Никита.
— У каждого своя работа, Никита Артемович, — с улыбкой возразила прислуга. — В этом шкафчике полотенца, здесь возьмете бритву. Вот, кстати, аптечка, если порежетесь. А в эту корзину бросьте одежду. Вам ее постирать?
— Ни боже мой! — возмутился Полынов. — В мусорный бак вместе с обувью.
— Хорошо. Здесь мыло, шампунь, здесь мочалка. Вопросы ко мне будут?
Вертелся на языке у Полынова вопрос, кто бы ему спину потер, но он пересилил себя, прикусил язык и отрицательно помотал головой.
— Всего вам доброго, — кивнула головой прислуга и ушла.
И тогда Никита наконец осуществил свою мечту, ставшую настолько навязчивой, что никакие другие мысли в голову просто не лезли: содрал с себя одежду и шагнул под душ.
Минут пять он стоял под хлещущими теплыми струями, испытывая неимоверное блаженство, и только затем стал мыться, яростно сдирая с себя мочалкой пыль и грязь Африки. Намылил голову, плечи, грудь… И вдруг резкая боль обожгла левое бедро. Уже зная, что увидит на бедре, Никита смахнул с глаз мыльную пену и посмотрел.
Древесная пиявка, как ее называли в африканской деревне, внедрилась под кожу давно — припухшее место стало темно-багровым. Чертыхаясь и кляня про себя Африку на чем свет стоит, Полынов побыстрее домылся, насухо вытерся и заглянул в аптечку. Негусто. Набор медикаментов почти как у Сан Саныча: лейкопластырь, йод, кровоостанавливающий карандаш, аспирин, анальгин, стрептоцид… Все понятно, зачем в аптечке в ванной комнате держать ту же вату? Но Полынову от этого понимания было не легче. Обращаться напрямую к прислуге за скальпелем не следовало — сразу пойдут вопросы зачем, что да как… А насколько опасен этот паразит, а не заразит ли Никита еще кого-нибудь…
