Переодевшись и переобувшись, Никита рассовал по карманам личные вещи и деньги, немного подумал и сунул в карман куртки пентоп. В аккурат мини-компьютер поместился — будто карман специально для него кроили.
Никита уложил свои вещи в сумку, задвинул ее под кровать и, нахлобучив на голову армейское кепи, вышел из трейлера.
Вышел как раз вовремя, чтобы увидеть, как к трюму самолета подъехали два «уазика» и, лихо развернувшись, остановились. Из одной машины выскочил полковник Федорчук и взбежал по пандусу.
«Это еще что за явление?» — неприятно удивился Никита.
— Здравия желаю всем сотрудникам МЧС! — козырнул Федорчук, смотря только на Полынова. — Никита Артемович, дело у нас к вам небольшое, — улыбаясь во всю ширь лица, обратился к нему полковник, но глаза его при этом опять-таки, как и на совещании у министра обороны, ничего не выражали. Пустота и холод были в черных, неподвижных глазах полковника Федорчука. Как у покойника.
— Я вас слушаю, — сказал Полынов.
— Вчера в Каменной степи со штабной машиной генерала Потапова неприятность приключилась — мост полетел, и починить ее в полевых условиях нет никакой возможности. А тут как раз вы туда летите. Не могли бы, так сказать, оказией, «уазик» для генерала прихватить? Место у вас вроде бы есть…
— Да я, в общем, не против, — осторожно проговорил Полынов. — Но в самолете распоряжается командир корабля.
Он кивнул в сторону Устюжанина, спокойно курившего сигарету чуть в стороне.
— А мне что? — пожал плечами Устюжанин. — Я здесь в роли извозчика. Можете еще и пару танков загрузить — не за рубеж летим, никто груз проверять не будет.
— Тогда и я не возражаю, — проговорил Полынов, хотя ему ой как не хотелось брать на борт машину ФСБ. — Не пешком же ходить командующему учениями по Каменной степи, — все же не удержался он, чтобы не отпустить колкость.
— Спасибо, — опять расплылся в улыбке одними губами Федорчук. — Думаю, генерал Потапов оценит вашу услугу.
Он повернулся и махнул рукой шоферу одного из «уазиков». Машина сорвалась с места, въехала по пандусу в трюм и остановилась метрах в двух от трейлера. Из «уазика» выбрались двое лейтенантов в форме десантников, сноровисто, со знанием дела, прикрепили страховочными тросами машину к полу и направились к выходу.
— Еще раз благодарю, — козырнул полковник Федорчук. — Счастливого полета.
Он развернулся, сбежал на летное поле вслед за своими бравыми десантниками, они сели во второй «уазик» и сразу же укатили. И трех минут не заняла вся операция.
— Пора, — сказал Устюжанин, гася окурок. — Попрошу всех пройти в салон для сопровождающего персонала и занять места в креслах.
— Да ты что, Тимофеич?! — возмутился Братчиков. — Мы как всегда у себя в трейлере сидеть будем.
По всему было понятно, что не в первый раз спецбригада летела самолетом Устюжанина.
— Как хотите, — безразлично повел плечами командир корабля. — Только в ближайшие полчаса носа из трейлера не высовывайте — не хочу за ваши шишки и ушибы во время набора высоты отвечать.
Он опустил ручку рубильника возле открытого люка и намертво зафиксировал ее в зажиме. Зажужжали сервомоторы, поднимая пандус и наглухо запечатывая им десантный люк.
Как оказалось, взлетать «как всегда» — означало сидеть в жилом отсеке трейлера на кроватях нижнего яруса. Никита сидел с Володей, а напротив устроились Леночка с Олегом. Пока лайнер выруливал на взлетную полосу, а потом разгонялся по ней, все сидели молча и даже как-то сосредоточено, словно исполняя непонятный ритуал. Молчал за компанию и Полынов, заинтриговано заглядывая в глаза то одному, то другому, но на его немые вопросы никто не реагировал.
В транспортном самолете подобных габаритов Никита летел впервые, и взлет на него произвел весьма неприятное впечатление. Пока лайнер разгонялся по полосе, то казалось, что он набирает скорость не по ровному бетону, а по ухабистой проселочной дороге, сплошь испещренной рытвинами и колдобинами. Его бросало вверх-вниз, из стороны в сторону, а фюзеляж самолета за окном трейлера вообще ходил ходуном, морщился, коробился, трепетал жестью на ветру, словно собираясь развалиться по швам. Наконец лайнер оторвался от взлетной полосы, тряска уменьшилась, но не намного.
— Пятнадцать секунд — полет нормальный! — внезапно торжественным голосом провозгласил Братчиков.
Полынов удивленно посмотрел на него, перевел взгляд на Володю, Леночку. Никак они не отреагировали на сообщение Олега, да и он сам опять застыл в сосредоточенной позе.
— Т-тридцать секунд — п-полет нормальный! — неожиданно сказал фальцетом Володя, почему-то заикаясь.
Полынов вскинул брови, посмотрел на всех, а затем, в ожидании, уставился на Леночку. И он не ошибся в своих предположениях.
— Сорок пять секунд — полет нормальный! — высоким, звонким голосом весело выкрикнула она и напрочь перевернула представления Полынова о ней как об этаком весьма симпатичном, но все-таки «синем чулке». Ничего подобного, наоборот — веселая, задорная девчонка. От «синего чулка», пусть и красивого, у всех спасателей МЧС головы бы не вскружились.
В этот момент послышалось характерное шипение гидравлики, и корпус самолета дрогнул, втянув в себя шасси.
— Поехали! — хором гаркнула вся бригада, и тотчас на столе стали появляться кулечки, сверточки, стаканы, тарелки, вилки…
Никита рассмеялся. Все-таки это был ритуал. По какому бы скорбному случаю не летела бригада, а по другим случаям она и не летала, но перед сложной, опасной, зачастую с риском для собственной жизни работой просто-таки необходимо снять нервное напряжение. Каждый делает это по-своему. Его бригада — вот так.
— Не рановато ли? — осторожно спросил он. — Может, подождать, пока лайнер наберет высоту и выйдет на крейсерскую скорость? Как бы вилками глаза друг другу не попротыкать…
— Да ты что, начальник?! — искренне возмутился Олег. — В этом-то и весь смак! Представляешь, ты с трудом ловишь ртом край стакана, засасываешь в себя водку… а в этот момент мы попадаем в воздушную яму, и водка начинает по пищеводу то вверх, то вниз бегать! Нигде такого ощущения не получишь! Будто не один стакан в себя опрокинул, а два-три подряд.
Леночка прыснула, Володя подхихикнул.
— Уговорил, — усмехнулся Никита, нагнулся, вытащил из-под койки свою сумку и достал бутылку коньяка.
— Во, это дело! — обрадовался неугомонный Олег. — Наш человек, а я уж думал трезвенник!
Он выхватил из рук Никиты бутылку, лихо откупорил и стал разливать по стаканам. Столик мелко дрожал, и приходилось стаканы придерживать руками. Разлив бутылку, Олег бросил ее на кровать, чтобы не каталась по полу, и поднял над столом свой стакан. Стукнувшись, к нему присоединились стаканы Володи и Леночки, и Никита поспешил приставить свой. При болтанке самолета удерживать в таком состоянии стаканы над столом было трудно, коньяк то и дело выплескивался то из стакана в стакан, то на руки, но было в этом что-то от древнего, как мир, обычая братания людей, когда выплеснутое из кружки в кружку вино означало чистые помыслы по отношению друг к другу.
