Я сел за руль, бросил взгляд на заднее сиденье. Нет, в этот раз Тонкэ там не было, да и некуда ему подсаживаться — все под крышу заставлено ящиками с пивом. И тогда я понял, что никого мне искать не надо — Тонкэ сам меня найдет. Не напрасно он два раза прокрадывался в машину, звонил по телефону и советовал, как добиться приема телепрограмм из-за купола. Нужен был я ему не меньше, чем он мне.
Когда я подъехал к особняку, Бескровный меня не встречал. На столике у бассейна громоздилась грязная посуда — видимо, писатель считал, что если готовит он, то убирать должен я. А сам наверняка до беспамятства накачался коньяком и дрыхнет беспробудным сном. Есть за ним такой грех…
Я выгрузил ящики из машины на террасу, затем взял ящик с сигаретами и понёс в комнату Бескровного, руководствуясь мелочной злостью — раз он решил вменить мне посудомоечные работы, то пусть таскает пиво в погреб. В каком бы состоянии он ни находился.
К моему громадному удивлению, Бескровный не был пьян и не спал. В комнате висели слоистые облака табачного дыма, а Валентин Сергеевич сидел у компьютера с сигаретой во рту и увлеченно барабанил по клавиатуре. Моего появления в комнате он не заметил.
Я поставил ящик на пол, подошел, заглянул через плечо на дисплей. Бескровный писал роман. Вдохновила его Наташа, и не волновало писателя, что в розовом раю его творчество будет отнесено к примитивистскому направлению. Судя по тому, что удалось прочитать на дисплее, Бескровный изменил своему кредо — работать исключительно в жанре фантастики — и описывал реальные события (хотя, по большому счету, то, что творилось под куполом, было не менее фантастично, чем происходившее вего романах). Главным героем был я, но фамилию Валентин Сергеевич немного изменил — не Артем Новиков, а Артем Новицкий. Бескровный как раз описывал беседу между Новицким и неким писателем Виталием Сергеевичем накануне вторжения эго.
Главный герой (то есть я) рюмка за рюмкой хлестал водку, безбожно курил, но тем не менее внимательно слушал наукообразные сентенции образцового трезвенника Виталия Сергеевича, потягивающего из бокала чистый тоник и деликатно отмахивающегося от табачного дыма.
— Сигареты заказывали? — сказал я, наклонившись к уху писателя. — Принимайте.
Вопреки ожиданию, он не вздрогнул, не испугался, а продолжал молотить по клавишам, не поворачивая головы.
— Сигареты? — отстраненно переспросил он. — Это хорошо, а то у меня заканчиваются… Не могу работать без «соски» во рту…
(В это время главный герой романа скомкал пустую пачку «Новости», распечатал новую и закурил.)
— Еще пиво привез, — сказал я. — Не соизволите ли перетащить ящики в погреб?
— Пиво? — все так же отстранение переспросил Бескровный. — Нет, спасибо, не буду. Когда работаю, спиртное не употребляю…
(Главный герой вылакал очередную рюмку водки и жадно запил ее пивом.)
— Ну-ну, — саркастически хмыкнул я, отошел в сторону и смерил писателя оценивающим взглядом. Оторвать его от работы не могли ни ядерная катастрофа, ни наступление Судного дня. Разве что отключение электричества. Но под куполом не было Чубайса. — Окно открыть? — предложил я. — Накурено так, что дышать нечем.
— Если не трудно… — пробормотал он, не отрывая взгляд от дисплея.
Что он пишет в данный момент, я уже не видел, но был уверен на сто процентов, что собеседник главного героя встал из-за стола и открыл форточку.
Распахнув окно, я вышел из комнаты и плотно прикрыл дверь. Вечерело, от реки тянуло сыростью, и как бы писателя не просквозило. Пусть работает, если ему в радость, а я займусь физическим трудом — надо отвлечься от тягостных дум. Столько информации навалилось, что, начни я ее осмысливать, можно будет сойти с ума.
Убрав со стола, я разыскал вход в погреб (оказалось, что дверь в него находится на кухне), взял ящик пива и спустился вниз. Если сказать, что погреб произвел на меня впечатление, значит, ничего не сказать. Прав Бескровный — это был не погреб, а погреба, и другое слово для подземного сооружения никак не подходило. Центральный проход, освещаемый тусклыми лампочками, терялся во мраке, через каждые десять метров от него отходили боковые проходы, а вдоль стен высились стеллажи с наклонными полками, на которых горлышками вниз покоились бутылки, бутылки, бутылки… Мечта алкоголика, а не погреба. Неудивительно, что Ремишевский, зная пристрастие большинства людей к алкоголю, удивлялся, почему я не занимаюсь «активным» отдыхом. С другой стороны, его удивление подтолкнуло к парадоксальному выводу — несмотря на мое происхождение, причислял он таки меня к человеческой расе. И это было приятно.
Исследовать погреба я не стал — был солидарен с мнением мальчишки Леши, что к дарам пришельцев надо относиться с осторожностью. Данайские дары ни к чему хорошему не приводят. Превратиться в «правильного» мне не грозило ни при каком раскладе, а становиться алкоголиком категорически не хотелось. Поэтому я складировал ящики с пивом у самого выхода из погребов, вышел, затворил дверь и…
И неожиданно понял, что заняться мне абсолютно нечем. В поисках хоть какой-нибудь мелкой работенки я побродил по дому, минуты две постоял в холле, тупо уставившись в серый экран телевизора. Но включить не отважился — мало мне здесь душевной боли, так еще на телеэкране наблюдать, как человечество готовится к самоубийству. Вспомнился вчерашний вечер, рыбалка, как не хотелось принимать в ней участие и как мне было скучно, пока Бескровный ловил на блесну щуку. Но вчера на ночь намечалось перспективное дело, потому на рыбалке я нудился от безделья, сегодня же многое бы отдал, чтобы вновь очутиться на реке и забрасывать спиннингом блесну. Надо, надо разрядиться, дать отдых голове, а заодно и показать Ремишевскому, что я «активно» включаюсь в рекомендованную им психотерапию вечного отдыха.
Я подошел к комнате Бескровного, приоткрыл дверь. Несмотря на открытое окно, табачный дым в комнате висел коромыслом, а писатель, не выпуская сигарету изо рта, напряженно работал. Перестук клавиш рассыпался мелкой дробью, дымилась пепельница, полная окурков, писатель щурился от дыма, но не прерывался ни на секунду. Определенно, уговорить его отправиться на рыбалку не удастся. Даже не стоит заикаться.
Я хотел тихонько притворить двери, как Бескровный неожиданно попросил:
— Артем, не могли бы вы быть настолько любезны, чтобы сварить кофе?
Проговорил медленно, с расстановкой, будто и не ко мне обращался, а печатал фразу. Скорее всего, и то и другое. Услышал, как открывается дверь, а описываемый эпизод соответствовал ситуации.
— Отчего же не быть любезным? Очень даже можно. Вам какой кофе? Натуральный, растворимый, черный, без сахара, со сливками?
— Варят исключительно натуральный… — не отрываясь от компьютера, в такт ударам по клавишам проговорил Валентин Сергеевич, и теперь я был точно уверен, что наш диалог протоколируется в романе. — Черный, очень крепкий, сахара чуть-чуть.
— Не извольте беспокоиться, будет исполнено в лучшем виде, — заметил я с иронией и направился на кухню, не став поправлять, что кофе не варят, а готовят. Хоть какое-то занятие…
