Глава 31
Весь путь до моста через Лузьму меня на приличном расстоянии сопровождали два стопохода, которые, не приближаясь, следовали слева, между мной и энергостанцией. И только когда я, обогнув станцию, свернул на мост, они прекратили сопровождение. Небывалая терпимость эго к моей личности поражала. Нет человека, нет проблем — таково политическое кредо нашей цивилизации, не признающей за террористами права не только на свободу, но и на жизнь. Здесь же меня не собирались устранять и даже не ограничивали в свободе передвижения. В пределах купола, разумеется. И это лишний раз заставляло меня сомневаться в правоте Тонкэ.
Холмовск встретил меня неприветливо. Низкие тучи, несмотря на «веселую» розовую окраску, действовали на сознание угнетающе, как красный свет аварийного освещения, С лиц горожан исчезли улыбки, из глаз — чувство жалости и снисходительности. В то же время никто не выказывал открытой неприязни, хотя из кабины медленно плетущегося стопохода я то и дело ловил на себе настороженные взгляды.
Я въехал к себе во двор и остановился возле подъезда. Посидел немного, оглядываясь по сторонам, словно вернулся домой из длительной командировки. Вокруг ничего не изменилось. Те же дома, та же детская площадка с качелями и горками, то же кафе с вывеской «Наш двор», разве что тополя оделись молодой листвой да трава на газонах подросла. Однако складывалось впечатление, что отсутствовал я несколько лет. Напряженные события последних дней с лихвой перекрывали всю предыдущую жизнь, к тому же не настоящую, а искусственно созданную в памяти.
И только выбравшись из стопохода, я понял, чем этот двор кардинально отличается от давешнего — на скамейках у подъездов не сидело ни одной старушки. И дело даже не в пасмурной погоде — старушки помолодели и собирались жить очень долго. В отличие от меня.
В квартире висел застоявшийся запах гнилых продуктов — уходя, не думал, что надолго, а получилось чуть ли не навсегда. Зайдя на кухню, увидел, что яблоки в вазочке сгнили, хлеб в полиэтиленовом пакете покрылся зеленой плесенью. Холодильник открывать не стал, предчувствуя, что внутри плесень свешивается с полок. Открыл настежь форточку, прошел в комнату, распахнул балконную дверь, и сквозняк погнал по квартире свежий воздух. Из глухого угла комнаты я выдвинул тумбочку с телевизором, стал на корточки и, отвернув угол линолеума, достал из тайника «беретту» с запасной обоймой.
С некоторым сомнением взвесив пистолет в руке, вздохнул и сунул его назад, в тайник. Нет, не за «береттой» я приходил — разве это оружие против эго? Закрыв тайник, задвинул тумбочку на прежнее место и огляделся, пытаясь по наитию определить, что же меня привело на старую квартиру?
Мои поиски напоминали игру с завязанными глазами — взгляд медленно скользил по комнате, а подсознание подсказывало: «Холодно… холодно… прохладно… теплее… теплее… тепло…»
Самым «теплым» местом в квартире оказалась пошлая чеканка на стене, изображавшая витязя в тигровой шкуре, разрывающего пасть тигру. Уж и не помню, по какому поводу и кто мне ее подарили, мало того, настоял на том, чтобы я повесил на стену. Наверное, кто-то из женщин, сам бы никогда не решился — витязь разрывает пасть тигру, а сам уже в его шкуре! Глядя на чеканку, я всегда вспоминал бронзовый памятник вождю мирового пролетариата в городском парке. Вождь стоял на гранитном постаменте в канонической позе — в плаще, кепке, с простертой в коммунистическую даль правой рукой. При этом в указующей руке у него была зажата еще одна кепка.
Повинуясь наитию, я подошел к чеканке, снял ее и приложил ладони к стене. Стена под ладонями завибрировала, лопнули обои, и передо мной открылась небольшая ниша, внутри которой лежал идентификатор имени и странный браслет из витого зеленовато-желтого металла. Тайник, которым я должен был воспользоваться после своей инициации в качестве агента.
Идентификатор имени мне был ни к чему, а вот браслет заинтересовал. Я вынул его из ниши, повертел в руках, рассмотрел, надел на руку. Браслет мягко обвил запястье, и я тут же понял, как им пользоваться. Сжать руку в кулак — и появляется оружие дальнего боя, стреляющее сгустками высокотемпературной плазмы, расставить пальцы — из браслета выпрыгивает парализатор, выставить указательный и безымянный пальцы — электрошокер. А если потереть пальцы один о другой, то потом можно скатывать медяки в трубочку. Теперь ясно, что привело меня на старую квартиру.
Я отступил на шаг, ниша в стене тотчас затянулась и даже обои срослись. Тогда я навесил на стену пошлую чеканку и направился в кухню проводить генеральную уборку. Не знаю, придется ли когда-нибудь еще побывать в собственной квартире, но оставлять после себя бедлам не хотелось.
Около часа я потратил на то, чтобы загрузить в полиэтиленовые мешки испорченные продукты, помыть холодильник. Затем принял душ, побрился и с неудовольствием отметил в зеркале, что в добавление к седине начала проглядывать лысина. Пока не очень заметная, но волосы основательно поредели.
Одевшись, я закрыл балконную дверь, взял мешки с мусором и вышел из квартиры. Очень хотелось когда-нибудь вернуться, но предчувствие подсказывало, что, скорее всего, покидаю квартиру навсегда.
Выйдя из подъезда, я выбросил мешки в мусорный бак и огляделся, мысленно прощаясь с домом и двором. Взгляд задержался на кафе «Наш двор», и я почувствовал, что голоден. Последний раз ел во время ночного рандеву с Тонкэ у реки, а потом только пил кофе, так что перекусить не мешало. Дорога предстояла дальняя, как первобытному человеку за горизонт, и что меня ждало за горизонтом — неведомо.
Посетителей в кафе не было, но Нюра не скучала, весело болтала с официантом, сидевшим за стойкой спиной ко мне.
— Привет, Нюра! — наигранно весело поздоровался я с порога.
— Здравствуй, родненький! — откликнулась она. — Давненько ты к нам не наведывался. Завтракать будешь?
Своего дежурного вопроса: «Женился, что ли?» — она не задала. В качестве жениха я потерял для нее интерес, да и знала она, где я был и что делал все это время. Как и все «новообращенные самаритяне».
Официант повернулся, и я неожиданно узнал Валеру из ресторана «Chicago».
— Ба, знакомые все лица! — удивился я. — Привет! Каким образом ты здесь оказался?
Валера улыбнулся.
— Здравствуй. Ресторан перевели на самообслуживание, и я ушел сюда. Теперь мы с Нюрой вдвоем работаем. Нравится нам эта работа, и ни на какаю другую менять не хотим.
— Работаете? — хмыкнул я, обводя взглядом пустой зал. — Гм… Смотрю, работы у вас невпроворот.
— А ты пораньше зайди или попозже, — беззлобно рассмеялся Валера. — Утром или в обед места, где сесть, не найдешь. И во время ужина тоже. Что будешь заказывать?
— Яичницу, кофе. Но кофе натуральный.
— Рекомендую фирменную яичницу, — посоветовал Валера.
— Это как? — притворно удивился я. — Со скорлупой? Или желтки навыворот?
— Как это желтки навыворот? — округлила глаза Нюра.
