В ожидании отправления Иван стоял в коридоре вместе с такими же, как и он, добровольцами, которых уже набралось несколько десятков человек. Как выяснилось, среди них встречались люди самых разных политических убеждений — эсеры, меньшевики, кадеты, такие же, как и он, беспартийные демократы, и даже монархисты. Но теперь прежние политические разногласия между ними отступили на задний план. Всех сплотила угроза, которая исходила со стороны большевиков. Никто не сомневался, что если верх возьмут они, то мало уже никому не покажется.
Особенно горячился один незнакомый Ивану студент, который, судя по некоторым его репликам, учился на юридическом факультете:
— Господа, вы, что, не понимаете, что кучка авантюристов во главе с Лениным, отрабатывая немецкие деньги, намерена довести страну до братоубийственной бойни. И это только начало, можете не сомневаться, поскольку для них это единственный шанс удержаться у власти.
От добровольцев Иван узнал и последние новости. Один из студентов с радостным видом сообщил:
— Господа, вы уже знаете, что сегодня рано утром Кремль с помощью военной хитрости вновь был захвачен юнкерами?
Переждав, пока стихнет вполне закономерный в подобной ситуации радостный гул, он продолжил свой рассказ:
— Дело было так. Сначала у большевистского коменданта Берзина отключили телефонную связь, а оставшиеся в Кремле офицеры сообщили ему, что восстание в городе подавлено и дальнейшее сопротивление потеряло всякий смысл. Затем телефон на некоторое время включили вновь, и эту же информацию ему подтвердил полковник Рябцев. При этом он добавил, что если комендант хочет избежать бессмысленного кровопролития, то для сдачи у него остается всего двадцать пять минут, по истечении которых Рябцев обещал открыть по Кремлю артиллерийский огонь. Будучи в полной изоляции от внешнего мира, и не очень полагаясь на стойкость собственных солдат, комендант приказал отворить Боровицкие ворота. Перед ними в полной боевой готовности уже стоял сводный отряд офицеров и юнкеров, усиленный для убедительности несколькими пулеметами и одним орудием. Едва ворота отворились, как отряд не замедлил ворваться в Кремль.
Неожиданно в разговор вступил молчавший до сих пор студент, обутый, не смотря на довольно прохладную и сырую погоду, в лакированные штиблеты. Хотя в принципе ничего удивительного в этом не было, поскольку уже давно каждый обувался и одевался, кто во что был горазд. Например, в год можно было купить только одну пару ботинок, и только при предъявлении паспорта, в котором на этот счет делалась специальная отметка. В случае крайней необходимости дополнительную пару можно было купить только по бешеным ценам у спекулянтов на «черном рынке» или пошить на заказ, что также стоило весьма недешево, поскольку все материалы были давно лимитированы. Так вот, обладатель лакированных штиблет с загадочной улыбкой на лице произнес:
— Нет, господа, все было совсем не так. На самом деле в Кремле имеется потайной ход, искусно замаскированный кустами, который находится в районе Александровского сада. Именно через него в Кремль и проник взвод юнкеров под командованием офицера, который ранее служил в расквартированном там полку, и поэтому хорошо знал все местные закоулки. Юнкера быстро открыли все ворота, впустив через них подкрепление. Таким образом, Кремль был захвачен почти без потерь. Большевистский комендант арестован, а солдаты кремлевского гарнизона разоружены.
В это время в коридоре появился запыхавшийся студент, шея которого была замотана длинным черным шарфом:
— Господа, вы уже слышали о расстреле в Кремле?
— О каком еще расстреле?
— Сейчас по всему городу большевистские агитаторы на каждом углу кричат о том, что юнкера после захвата Кремля устроили массовый расстрел пленных солдат.
Подобная новость как гром среди ясного неба ошеломила всех присутствующих. Никто не знал, как на нее следует реагировать. Казалось невероятным, чтобы мальчишки-юнкера могли на самом деле пойти на подобное зверство, которое к тому же было лишено всякого смысла. Хотя, как говорится, на войне как на войне. Мало ли, что на самом деле там могло случиться.
Пока студенты обсуждали между собой ошеломившие их новости, подошло еще несколько человек, изъявивших желание записаться в добровольцы. От них стали известны новые подробности о событиях в Кремле, и постепенно истинная картина происшедшего стала более или менее проясняться. Оказалось, что солдаты сдались юнкерам без единого выстрела. Удерживать их дальше в Кремле не было никакой необходимости, и было решено отправить их своим ходом в Покровские казармы. Солдаты начали строиться перед Арсеналом, и в этот момент с чердака расположенных напротив него Николаевских казарм кто-то неожиданно открыл огонь из пулемета. Было убито и ранено несколько десятков человек, в том числе и юнкеров. К сожалению, на чердаке никого задержать не удалось, подоспевшие юнкера обнаружили там только брошенный пулемет и стреляные гильзы.
Своеобразный итог яростному обсуждению подвел тот самый студент, который первым сообщил о захвате Кремля:
— Господа! По-моему, совершенно ясно, что это провокация большевиков. Солдаты не хотят за них воевать, а без их поддержки им никогда не победить. Вот они и пытаются подобным образом озлобить их против нас, и втянуть в борьбу…
Тем временем в коридоре становилось все оживленнее, число добровольцев постепенно росло. Наконец, из комнаты вышел офицер-инвалид:
— Господа студенты, попрошу строиться в колонну по двое. На Знаменке нас уже давно ждут, люди сейчас нужны позарез…
* * *
Путь к Александровскому училищу Иван преодолел как в тумане. В тот момент все его мысли были без остатка поглощены предстоящими событиями. Читая книги о войне, он раньше не раз пытался себе представить, что чувствует человек перед боем. За всех остальных Иван поручиться не мог, но лично он, как ни странно, никаких особенных эмоций не испытывал. На душе у него царило безмятежное спокойствие, не было и никаких дурных предчувствий.
Подходы к Александровскому училищу охранялись усиленными патрулями юнкеров. Около входа в здание стояли два броневика. Сопровождавший студентов офицер обменялся с часовыми паролями, после чего их всех беспрепятственно пропустили в здание.
Внутри училище напоминало настоящий людской муравейник. Куда-то по неотложным делам спешили офицеры, юнкера, гражданские лица, среди которых было заметно и немало студентов. Встречались также прилично одетые степенные дамы с огромными шляпами на головах, что-то неспешно обсуждавших между собой. В соседней комнате кто-то невидимый за дверью просил барышню срочно соединить его с каким-то номером. В некоторых комнатах почти впритык друг к другу стояли обычные солдатские койки, на которых, не раздеваясь, спали люди разных возрастов, чинов и званий. Время от времени кого-то из них будили, и человек, взяв с собой винтовку и сумку с патронами, уходил на очередное боевое здание.
Наконец, после долгого блуждания по бесчисленным переходам и анфиладам комнат, студентов привели в большой зал, в обычное время явно предназначавшийся для проведения торжественных собраний. Здесь перед ними выступил полковник с умным и волевым лицом, на груди которого красовались четыре белых офицерских Георгия. По военному четко и кратко он обрисовал сложившуюся на данный момент обстановку:
